СССР против НЛО - Анджей Б.

фургона, он же всё ещё трейлер, но скоро мог стать просто металлоломом.

«Не могу, динамики повредило!» — жалобно прокричал Федя в ответ.

От следующего удара наша машина натуральным образом так покачнулась, что на время встала на два колеса. Свинья, судя по всему, прекращать своё разрушительное занятие и не думала. А боковую дверь уже так погнуло, что открыть её, похоже, могло и не получиться, быстро — так уж точно.

Тут зверюга потянула ноздрями воздух, утробно хрюкнула, её глаза зашарили вокруг в поисках другой, не такой твёрдой на ощупь цели. И догадайтесь, кто оказался этой её новой целью.

Под зелёным неприветливым взглядом я попятился к границе складки и дальше, к калитке. Стал уже открывать её, потом понял: нет, приводить разъярённого зверя в соседский двор нельзя, там люди. Что тогда? Залезть на дерево? Так она это дерево снесёт к чертям собачьим в два удара. Выскочить на улицу? Она побежит следом, ей сейчас никакие заборы не преграда.

Тут наш Пятачок-мутант перестал раздумывать, куда же наконец ринуться, и сделал короткий шажок в моём направлении. Я не стал ждать остальных его шажков и немедленно рванул за фургон. Свинья рванула следом.

Должен сказать, что бегая вокруг машины от злой двухсоткилограммовой животины, проводить мыслительную деятельность, конечно, не очень удобно. Зато каждая пришедшая при этом в голову мысль точно на вес золота. Потому что стимул — это всегда важно. В общем, одна отдельная мысль мне таки пришла.

— Федя! — крикнул я, в очередной раз пробегая мимо приоткрытого фургонного окна, где маячила кучерявая растерянная голова. — Братан, скорее материализуй скрипку!

Кажется, мой напарник упоминал, что в детстве занимался в музыкальной школе. Да, он что-то такое говорил — и вот теперь эта ненужная, казалось бы, информация вспомнилась в самый критический момент.

— Точно! — заорал Федя в ответ.

Через несколько секунд окно фургона раскрылась шире, Федя со скрипкой в руках смотрелся очень солидно. И, обернувшись на бегу, я успел заметить, как напарник высунулся из окна и приложил проносящееся у фургона животное инструментом прямо по щетинистой спине. Свинья не обратила на этот перфоманс абсолютно никакого внимания, а вот скрипка взвизгнула очень жалобно, а ещё от неё, кажется, что-то отлетело.

— Что ты делаешь?! — заорал я в промежутках между вдохами.

Фёдор успел бросить на пробегающего меня удивлённый взгляд и на следующем моём круге сунул разбитый инструмент мне:

— Да, ты прав! Держи!

— Зачем?! — возопил я.

— Как зачем — отбиваться.

Два или три круга я только хватал ртом воздух. Потом снова заорал:

— Сделай другую — и играй! Играй!!! Ты же учился…

Швырнув в высунувшийся из-за угла фургона зубастый «пятак» ошмётками инструмента, я продолжил свой забег.

— А-а, — постиг наконец напарник всю глубину моего замысла.

В руках его блеснула лакированной поверхностью новая скрипка. Фёдор отворил окно во всю ширь, занял правильную музыкальную позицию… Я не исключаю, что он даже поклонился, я мог на бегу этого не заметить. Потом он артистично взмахнул рукой, и смычок коснулся струн.

И тогда из фургона во двор полилась музыка. Нет — МУЗЫКА!

Ну, как полилась…

Исторгнутый Фединым струнным и смычковым музыкальным инструментом звук оказался так визгливо оглушителен, а ещё так отвратительно, невыносимо ужасен, что мы со свиньёй одновременно и резко затормозили.

— Хватит! Не надо! — взмолился я.

Свинья, судя по выражению её морды, была со мной полностью солидарна. Да, назвать то, что произвёл Фёдор, не то чтобы классической, но и просто музыкой, было бы совершенный кощунством. И тем не менее это почему-то подействовало. Уши хрюшки, до того грозно торчащие вверх и вбок, в смятении обвисли. Пользуясь случаем, я подтянулся и ввалился в раскрытое окно фургона, носиться кругами не было уже никаких сил.

— Хватит, — устало повторил я.

Свинья заозиралась, на морде её явственно читалось опасение, не раздастся ли изуверский звук снова. Маэстро Фёдор, однако же, всё истолковал неправильно.

— Почему хватит? Получается же!

И, не успел я и пикнуть, как он шкарябнул по струнам ещё раз.

Не знаю, как у него это получалось, но отвратительнее звука я, пожалуй, не слышал ни до, ни после того случая. А внимать ему с расстояния в один метр, да ещё находясь под не очень высокой крышей, было настоящей пыткой. Кажется, я ненадолго потерял сознание.

Очнулся я от того, что фургон тряхнуло. Судя по всему, тряхнуло нашу машину так, как до этого, наверное, ещё не трусило. Дверцы верхних полок во всех шкафчиках распахнулись, оттуда нам с Федей на головы посыпалось то, что не успело выпасть оттуда раньше.

Федя отшатнулся от окна, чем-то испуганно взмахнул, и я увидел, что в руке он держит огрызок скрипки. Именно огрызок — с полукруглым местом откуса, со следами зубов. Федя взглянул на этот экспонат музея ужасов, вскрикнул и швырнул его через окно в животное.

Животное, однако, прилетевший к нему под нос покалеченный инструмент интересовал мало. Зверюга не понимала, что это и есть источник звука. Для неё источником звука являлся засевший в фургоне человек Фёдор, а заодно сам фургон и всё, что в нём находилось. Зелёные огни в маленьких жутких глазках теперь залило чем-то красным. Похоже, свинья собиралась сделать так, чтобы мучительный этот звук никогда больше не повторился. И могу сказать, что со своей стороны я её в определённой степени понимал.

Но надо было что-то срочно предпринимать.

— А давай сами напоём что-нибудь классическое! — осенило меня. — Знаешь что-нибудь? Помнишь?

Федя почесал затылок. В его глазах лихорадочно замелькал перечень его музыкальных познаний.

— Да, немного помню, — поспешно произнёс он. — Этого, как его… На «Ш» начинается…

— На «Ш»? — Я включился в этот слалом воспоминаний. — Штраус? Шуберт? Может, Шнитке?

— Не, там такое, со словами.

— Со словами и на «Ш»? Хм… Шаляпин? Или, может, этот — Шевчук?

— Не, не то, не то, — морщил лоб Федя. — Во, вспомнил: Шнур!

— Чего-о?

— Точно, Шнур. Он, кажется, пел примерно в это время?

Я покосился на зверя, что рыл задней лапой землю и готовился стартовать с мгновения на мгновение.

— За такую классику, братан, она нас точно сожрёт. А Шнур твой… Не, он в эти годы пел бы другие песни. Или в других местах, не с таким тёплым климатом.

Тут свинка-гигант, устав, видимо, слушать наши музыковедческие беседы,