Сапер. Том IV (СИ) - Вязовский Алексей

Ахметшин обиженно засопел, но не сказал ничего. Вот же… неугомонный. Точно пистон надо вставить. Получил приказ — выполняй. А то почувствовал себя особой приближенной. Гонять буду как Сидор свою козу!

Нож потихонечку продвигался, вот сейчас, совсем немножечко… И тут Дробязгин оступился. Даже не так. Просто перенес слегка вес на другую ногу. «Нет!» — мелькнула мысль, когда я понял, что всё пошло не так. В голове ускоренно пронеслась картинка, как мина… Сейчас рванет прямо под но…

— Ааааааааааа!!! — закричал уже в прыжке Ваня, видать, слушавший шевеление под ногой намного внимательнее моего.

Сбил меня боец из неудобного положения, и я полетел в окопчик спиной вниз. Но даже испугаться не успел, как рвануло. Едва мы приземлились, причем, тряхнуло меня неслабо, и взорвалась мина. Сверху посыпалась землица с бруствера, по закону подлости попавшая мне в глаз, и присыпавшая нос.

— Ты как, Дробязгин? Живой? — спросил я, выбираясь из-под пыхтевшего на мне бойца.

— В основном да, — прохрипел Ваня, пытаясь повернуться. — Только… ооооой…

— Ранен?

— Да нет вроде, вот вы прямо сейчас… самое дорогое… очень больно коленом задели…

— Чтоб ты обосрался, Дробязгин, когда воды рядом не будет! Давай, слезай с меня, и нож мой ищи. А то дорогое удовольствие получается, на каждого засранца по ножику тратить!

Три осколка небольших ему в спину всё же попали, и мы потратили еще сколько-то времени на обработку. Везунчик, конечно, этот боец. Успел сообразить, что случилось и как действовать надо. Потому что начни он делать следующий шаг — и всё. В лучшем случае без ноги бы остался. И меня прикрыл, хотя думать некогда было. Надо, наверное, забрать его с собой. Я же помню: всё, что сделал податель этой бумаги… Вот и посмотрим, так ли он нелюбим всем смертоносным, как рассказывает. К тому же парень он пробивной, пригодится. Подумаем.

Самое интересное в этой истории, как выяснилось, еще не случилось. Пока все охали и пересказывали друг другу как они героически спасали Дробязгина, Ильяз, игнорируя опасность нарваться на другую мину, зачем-то начал бродить по окрестностям. Может, размышлял, стоит ли жить после того, как я ему четко указал направление желаемого движения. Или просто решил по нужде отойти. Короче, пообижался немножечко, а потом начал под ноги смотреть. И высмотрел след от сапога мужского, оставленного обувкой неведомого размера, отпечаток был неполный. А потом решил, что доложить надо сейчас, а слезы лить — может и подождать.

— Тащ балковник, там… обнаружил… — сообщил он мне, как раз прячущему в карман тот самый ножик.

— Что именно? Немецкий штаб? Гитлера со спущенными штанами? Женскую баню?

— Наблюдательный бункт! Откуда немцы сигнал дают!

Ого! Товарищ Бедридзе сразу стал похожим на охотничью собаку: лицо вперед, ноздри раздулись, глаза заблестели.

— Где? Показывайте!

Зоркий глаз моего подчиненного выявил не только след. В конце концов, мало ли кто тут ходить мог. Главным доказательством была натуральная лежка на дереве. С первого взгляда вроде и не очень приметная, но если узрел ее, то только и будешь удивляться, как раньше такое не заметил. И ветки обломанные, чтобы обзор не закрывали, и грязь на стволе, и даже окурок в кустах, довольно свежий.

— Ну что, Василий Григорьевич, вот тебе и карты в руки, — сообщил я младшему лейтенанту. — Проводи мероприятия по поимке вражеских диверсантов.

Хорошо мне — скомандовал, и ходи гоголем. Дескать, приехал, глянул, разоблачил. А Бедридзе думать надо. А всё почему: вроде как и место такое… скрытное немного, но засаду организовать негде. Не получается. Там топь, с другой стороны место открытое. Да и неизвестно даже, откуда эти гаврики подойдут. Потому что это можно сделать с любой стороны. Кроме одной, где болотце. А народу, чтобы тут обложить всё, явно не хватает.

Младший лейтенант пребывал в раздумьях. Оно и понятно — людей нет, каждый человек на счету. Просить помощи у старших товарищей — с одной стороны, должен будешь, с другой… Всё я понимал. Молодой, проявить себя хочется. И вообще. Надо действовать, а уверенности нет.

— Давай, Василий, сделаем вот как. Я сейчас на это самое дерево прицеплю взрывпакет, и мимо него мышь не пролезет даже. А тебе останется только подойти и урожай собрать.

— А не убьет его?

— Не должно бы.

Я гарантии не даю. Это такое дело — чуть недоложишь, пшик получится. Слегка побольше — уноси остатки. А я вообще про объект не знаю ничего. Ни роста, ни веса. Да и расстояние тоже. Короче, задачка с многими неизвестными. Вот уконтрапупить немчика — это пожалуйста, нате вам. А если только слегка, но чтобы не убежал, так кто ж его знает.

Но я эти соображения при себе оставил. В конце концов, начальник я, или погулять вышел? Как сказал, так и будет.

Ну, и прилаживать я сам не стал. У меня вон целый лейтенант для этого есть. А я контроль потом осуществлю.

С утра пришлось тащиться в штаб на доклад — в Вишеру приехал Кирпонос. А это вам не просто так. Для нас он второй человек после Верховного. Царь, бог, и воинский начальник, как говорится. Тот соответственно песочил меня за мелочность и отсутствие масштаба. Опять, мол, поперся пожары тушить и в засадах сидеть. Кстати, про заваруху с поездом ему кто-то другой доложил, я тут ни при чем.

Обычное дело — что угодно сотворишь, нагоняй начальник всегда найдет за что сделать. Я молчал большей частью, время от времени вставляя универсальный ответ «Виноват, исправлюсь».

Это сработало и меня отпустили.

В соседней со штабом землянке я обнаружил Масюка.

— Аркаша! Хорошо, что хоть ты приехал. Ты генералу стопку налей, что ли. Чего он такой суровый сегодня?

— Да было дело… Получил ускорение, можно сказать… Приехал темнее тучи, сразу сюда засобирался. Вон, Рокоссовского с собой взял.

Не помню маршала под Ленинградом, хоть стреляй. Хотя… Это получается, что Константин Константинович заменил здесь Андрея Андреевича? Интересное дело выходит. И Кирпонос вместо Мерецкова. Тот тоже великий полководец, ничего не скажешь. Финляндию завоевывал будь здоров. Разное мне про ту войну говорили, но хорошего среди тех рассказов не припомню.

— А новости там какие? — спросил я, будто из Москвы уехал месяц назад.

Мы вышли из землянки на свежий воздух, адъютант закурил. Я посмотрел в небо — как приехал Кирпонос так в момент летуны наладили патрулирование станции. Вон «ходит» сразу две тройки МИГов. Ну хоть без бомбежек пару дней проведем — и то хлеб.

— Больше амурного свойства, — совсем уж секретным тоном сообщил Масюк. — Думаешь, Рокоссовский здесь просто так? Там такой скандалище, что хоть кино снимай. С актрисой Серовой в главной роли.

Что-то в Москве я слышал об этом. Вера рассказывала. Дескать, генерал закрутил с Валентиной Васильевной и даже живет в ее квартире. Но я-то помнил, что Серова выйдет замуж за поэта Симонова. И тот даже напишет ей знаменитый стих, который про жди меня, и я вернусь. Или уже написал? Что же там было?

…Жди меня, и я вернусь.

Только очень жди,

Жди, когда наводят грусть

Желтые дожди,

Жди, когда снега метут,

Жди, когда жара,

Жди, когда других не ждут,

Позабыв вчера…

Мы этот стих столько раз переписывали в тетрадочки на фронте, цитировали любимым в письмах…

— А ну-ка повтори!

Изо рта удивленного Масюка выпала папироса. Я даже не заметил, как процитировал стих вслух.

— Что повторить?

— Вот этот стих!

Я прочитал вслух «Жди меня». Аркаша в удивлении покачал головой:

— Очень талантливо! Дай-ка я запишу.

— А ты разве его раньше не слышал?

— Нет, — Масюк покачал головой. — А кто автор? Разве не ты?

— Слышал где-то, — отмазался я. — Но написал точно не я.

И чтобы побыстрее перевести разговор со скользкой темы, спросил:

— Так что там с Рокоссовским? Наш его песочил?