Герцогиня на службе у Короны (СИ) - Ширай Вера

Я чувствовала, как в голосе дрожат нотки паники, и ненавидела себя за это. Но мысль о метке, об этой проклятой тьме, которая будет жить во мне, разъедая изнутри, была невыносима.

Он молчал, посмотрел на меня, будто что-то взвешивая. А я вдруг поняла — если он не сделает этого, я сделаю сама.

Я резко обернулась к костру и шагнула вперёд, но он успел схватить меня. Его рука сомкнулась на моём запястье, он сильно сжал мою кисть, до боли — и в следующее мгновение я уже сидела на полу, в ловушке его объятий.

Он прижимал меня к себе крепко, не позволяя вырваться. Его дыхание касалось моего виска, а голос звучал тихо, но в нём не было ни тени сомнения:

— Это варварство, Оливия. Твоя спина ещё чиста. Ты не избавишься от метки — лишь исказишь её. Клеймо изуродует тебя, но метка не исчезнет.

Он замолчал на миг, и в его голосе проступила мягкость, почти боль:

— Я не позволю тебе причинить себе вред. И уж тем более не сделаю этого сам.

Я застыла в его руках, чувствуя, как дрожь медленно покидает тело. Его слова были твердыми, как сталь, но за ними слышалась забота, что пробирала до самого сердца.

Я знала, что он прав. Но внутри всё равно что-то рвалось наружу — страх, отчаяние, жгучее желание быть свободной.

— Я больше не могу, — прошептала я, едва находя воздух. — Он сделал это со мной. Этот хаос в голове… он сводит меня с ума. Я больше не понимаю, где мои мысли, а где чужие. Всё перепуталось, всё звучит во мне одновременно…

Феликс посмотрел на меня внимательно, чуть наклонив голову. В его взгляде не было ни осуждения, ни недоверия — только усталое сочувствие и решимость.

— До замка сутки пути, — сказал он тихо. — Истат там. Он снимет метку с твоей спины.

Его слова тонули в звуке моих собственных рыданий; я так боялась, что за эти сутки просто потеряю себя.

— Оливия, — произнёс он мягко. — Ты мне доверяешь?

Я подняла глаза. Он стоял совсем близко, почти вплотную, и на миг мне показалось, что воздух между нами дрожит как натянутая тетива.

— У меня есть зелье, — продолжил он. — Оно поможет. Ты просто уснёшь… на сутки, может, чуть дольше. А я отвезу тебя в замок. Я позабочусь о тебе.

Он опустился на колени, снял с плеча дорожную сумку и достал маленькую склянку. Стекло блеснуло в свете костра, и густая янтарная жидкость внутри переливалась, тянулась, как мёд.

Феликс протянул её мне, глядя прямо в глаза — спокойно, уверенно, так, как он всегда смотрел на людей, когда хотел, чтобы ему поверили.

Глава 52

ОТКРЫВ ГЛАЗА

Сознание возвращалось медленно, будто я поднималась со дна — тяжёлая толща воды давила на тело, лишая возможности пошевелить даже пальцем. Я ощущала эту тяжесть почти физически: тело не слушалось. В ушах стоял глухой шум, а воздух казался слишком густым, слишком тёплым, чтобы им дышать.

Я попыталась открыть глаза — веки казались свинцовыми, неподвижными. Но сквозь тонкую завесу ресниц проступил мягкий, рассеянный свет. С каждым новым усилием мир обретал форму: расплывчатые тени превращались в знакомые очертания мебели, в углу проступил силуэт камина, а взгляд различил тонкую резьбу — виноградную лозу, оплетающую раму кровати, вдалеке на полке виднелись мои книги.

Я узнала эту комнату.

Место, в котором я провела так много времени.

Родовой замок. Моя спальня.

Я выдохнула — коротко, с облегчением. Значит, Феликс привёз меня домой.

Но даже проснувшись, я ощущала, что застряла где-то между сном и реальностью: тело слушалось неохотно, мысли тонули в тумане, а издалека, словно из глубокой пещеры, доносилось тихое эхо приглушённых голосов.

— Как она? — раздался приятный моему сердцу голос где-то совсем рядом.

— Метка и тьма почти извлечены… — ответил другой, более низкий, сухой голос.

Сильные руки осторожно перевернули меня на бок, заботливо откинув волосы с лица.

— Этот знак останется? — Я почувствовала, как по спине скользнули холодные пальцы.

— Нет… он только начал проявляться. Я едва смог вытянуть тьму. — вздох.

— Когда закончу — ничего не будет. Наверное… Тьма цеплялась за него, — произнёс тот же голос, тихо, почти с сожалением.

— Всё точно в порядке? — пальцы, словно вырисовывали узор на моей спине, убаюкивая и без того сонное сознание.

— Никто не ставит… метки таким…, даже в Диких землях.

— Пусть спит, — прозвучал шёпот, решающий мою судьбу. — Пока мы не узнаем наверняка.

— Хорошо… Я дам ей… снова…

Меня снова перевернули, как тряпичную куклу, и ледяное зелье коснулось губ.

Горечь растеклась по горлу, а вместе с ней — мягкий, липкий мрак. Сознание стало растворяться, слова звучали всё дальше, тише, пока не превратились в неразборчивый шорох.

* * *

Я моргнула — свет ударил в глаза слишком резко. Комната наполнилась очертаниями, знакомыми, родными. Я в замке, то был не сон. Но едва я успела сделать вдох, как на меня налетела Эва. Её тёплые руки обвили меня так крепко, будто она боялась, что я снова исчезну.

— Миледи! — голос дрожал. — О, боги, вы очнулись! Простите меня, простите… я оставила вас одну, я пошла спать, я не пришла проведать вас перед сном… простите меня, я такая глупая!

Она отстранилась, прижимая дрожащие пальцы к губам. На глазах стояли слёзы — большие, блестящие, как росинки.

— Обычно с вами милорд сидит, а если он не может — тогда Истат. А сегодня мне поручили! Кто ж знал, что вы очнётесь именно при мне? — плакала Эва от радости.

— Слава святым, миледи вы живы. Слава герцогу, что прислал за мной людей, я уж боялась и не узнаю, как вы.

Эва всхлипнула, вытирая слёзы тыльной стороной ладони.

— Простите, миледи, я забылась… мне не следовало так… — она отступила на шаг, но всё ещё держала мою руку, словно боялась отпустить.

Из сбивчивых слов Эвы я поняла — последние дни я не просыпалась по-настоящему. Каждый раз, когда я открывала глаза, шевелилась, рядом были Феликс или Истат. Они давали мне зелье — прозрачное, с горьким привкусом трав, — и я снова погружалась в сон, в темноту. Так они спасали меня от боли, от жара, от метки, что тянула силы.

Эва всё никак не могла успокоиться — снова винила себя за промедление, за невнимательность, за то, что позволила себе улыбаться, пока я, как ей казалось, страдала и металась, переживая сильнейший жар.

— Я должна была подумать, должна была позвать лекаря раньше, — бормотала она, наполняя кубок зельем. — Простите, миледи, простите… Выпейте… И боль пройдет… Вы снова уснете…

Она осторожно поднесла чашу к моим губам, и чуть горький аромат трав подступил к моему носу. Но я лишь отодвинула кубок рукой.

— Мне позвать Истата? — спросила она тревожно, уже делая шаг к двери. — Вам хуже?

Девушка всхлипнула, прикрыла рот ладонью.

— Нет, подожди, — произнесла я тихо.

Я подняла руки, потянулась, чувствуя, как тянутся мышцы, хрустят суставы. Тело отзывалось вялой болью, усталостью, я слишком долго спала. Я разогнула плечи, попробовала глубоко вдохнуть и с удивлением поняла: а боли и вовсе нет.

Желание подняться, пройтись по замку, самой найти Феликса и поблагодарить его за спасение — всё это не давало мне покоя. Неудовлетворённое любопытство и жажда узнать, что же произошло, переплетались с новым, непривычным ощущением бодрости.

Эти мысли словно наполняли меня, заставляли расправить плечи, окрыляли, дарили чувство легкости.

Всё ещё ощущая слабость и лёгкую усталость, я собиралась медленнее обычного и во всём полагалась на Эву.

Но как же приятно было снова оказаться здесь — в родных стенах.

Я решила использовать этот день по максимуму. После разговора с Феликсом хотела найти Леннокса и Хоффмана, пригласить их за свой любимый стол в библиотеке, расспросить о переменах в замке, о строительстве дорог, может быть, о ремонте стены.

А потом — непременно заглянуть к сэру Алдрету. Этот суровый человек всегда оставался для меня настоящим учителем, и я с радостью подышала бы свежим воздухом, наблюдая за тренировками во дворе.