Три принца - Алексей Викторович Селютин

на его глазах. Не может визжать и корчиться от боли. Он всё стойко перенесёт, а потом ещё раз объяснит испуганному пацану, что значит быть мужчиной. И если это не поможет, тогда не поможет ничего.

- Ты знаешь, что делать, Сималион? - я принял решение.

- У меня за плечами столько сражений... Я не такое видел. И не такое проделывал.

- Тогда действуйте, - дал я добро. - Но не забывайте, что аниран - тоже человек. Не такой, как вы, но боль он чувствует.

- Тогда крепись, аниран, - лаконично посоветовал он.

Операционный стол в виде грязной земли быстро подготовили. Дрожащими руками Мириам передала деревяшку Сималиону. Тот приказал мне сжать её зубами, а Мириам - уложить мою голову к себе на колени и держать, чтобы не металась. Дама, абсолютно тихая и кроткая именно сейчас, без слов повиновалась.

- Металл раскалён, - сообщил Иберик. - Я готов.

- Отлично. Феилин, разрежь штанину. Иберик, когда скажу, прижигаешь входное место. Потом - выходное.

- Понял.

- Так, - Сималион вынул из ножен второй кинжал и примерился, чтобы нанести удар по древку. - Ударю эфесом, чтобы наконечник вышел полностью... Будет больно, милих.

- Фля меня это не фюлплиф, - я даже не стал выплёвывать деревяшку, чтобы ответить.

- Ясно... Ну, что ж, - Сималион ещё раз посмотрел в мои глаза, чтобы убедиться в готовности терпеть боль. - Триединый - с нами. Ибо нет в мире иного милиха.

Хоть я готовился, всё же не ожидал, что будет так больно. Короткий замах и отточенный удар. А затем деревяшка, зажатая между моих зубов, чуть не треснула. Я преодолел сопротивление слабых рук Мириам и посмотрел на бедро: наконечник выскочил полностью, а с ним и плотная струйка драгоценной аниранской крови.

Сзади раздался характерный звук: блевал Терезин. Несмотря на чудовищность ситуации, я чуть не захихикал, удивляясь, как он ещё остаётся в сознании.

- Есть! - победно воскликнул Сималион. - Феилин, теперь ногу держи крепко. Сейчас я быстро...

Сималион принялся пилить древко стрелы у наконечника. Но поскольку пилил кинжалом, а не пилой, быстро не получилось. Он измазался в крови, но всё же смог перепилить до половины. А потом просто переломил.

- Теперь вынимаю. Готовься, милих. Готовься, Иберик. Феилин, сразу тряпицу к ране, как вытащу.

- Держись, Иван. Держись, - всё ещё бледная Мириам впервые подала голос. Глаза были полны сочувствия.

Деревяшку я хоть не переломил, но выплюнул на хрен, когда друг за другом последовали два всплеска боли. А вонь от горелого мяса, собственного горелого мяса, проникла в ноздри моментально.

- Быстрее, быстрее, - командовал Сималион. - Теперь выходное место. Дай кинжал, Иберик. Тряпицу на входное положи. Сразу будем обматывать.

- Главное перетерпеть... Главное перетерпеть... - шептал я сам себе заклинание.

- Он выплюнул! Верни на место! Мириам!

- Простите, - Мириам, видимо, отвернулась в самый главный момент экзекуции и не уследила за пациентом. А теперь лихорадочно шарила по земле, выискивая палку. Затем нащупала, и вместе с землёй засунула между моих зубов.

Балда...

Когда бедро прижигали вторично, я почувствовал, что теряю сознание. Опять всплеск дикой боли, а затем вялость и расслабленность. Словно мне вообще пофиг, что будет дальше.

Но удар по щеке привёл в чувство.

- Живой? - задал риторический вопрос Сималион.

- Живее Триединого, - промямлил я.

Такой ответ вдохновил Сималиона на продолжение. Он даже улыбнулся.

А затем совсем не обрадовал меня.

- Самое лёгкое позади, - сказал этот юморист. - Ногу Феилин уже обвязывает. Теперь посмотрим внимательнее на плечо.

Орудуя ножом не хуже, чем хирург скальпелем, он срезал с меня половину рубахи. Внимательно осмотрел входное отверстие, за спину заглянул. И убедился в необходимости появления выходного отверстия. Ибо наконечнику в теле анирана делать нечего. С таким подарком рана начнёт гноиться уже на следующий рассвет. А что будет ещё через рассвет, даже предположить сложно.

- Действуй, целитель, - я хотел продемонстрировать окружению, что бодр и полон сил. И что полностью доверяю им. Но получилось как-то неуверенно: даже Сималион после этих слов не улыбнулся, а озабоченно поморщился.

Но действовать всё же стал.

Этот момент я помню плохо. Наверное, всё же потерял сознание. Может, даже не один раз. Я помню, как на боку меня удерживали все вместе, а Сималион прикидывал, как будет наносить удар.

И ему удалось ударить так, чтобы повторный удар не понадобился. Но чиркнувший по кости острый наконечник избавил меня от необходимости видеть последующее извлечение своими глазами.

Следующее, что я помню, окромя ну просто чудовищной боли, оперение и древко, измазанное в крови и брезгливо отброшенное в сторону.

Прижигание ран вновь отправило меня в небытие, из которого я выбрался, уже когда началась перевязка.

Обеспокоенность попутчиков достигла апогея. Больше никто не шутил и не подбадривал анирана. Не совал ему в рот грязных палок и не подносил к его ранам раскалённый металл. Иберик и Феилин были мрачны. Терезин отсиживался где-то на галёрке. Лицо Мириам вновь словно окунулось в мел. А Сималион повторял, как заведённый: "Кровопотеря... Кровопотеря...". Во всей этой перепуганной компании он один выглядел не до конца перепуганным.

- Листья с дерева Юма есть? - Иберик первым вспомнил о важном лекарственном средстве. И обратился за этим к Феилину.

Но и тот, и Сималион никогда не были заядлыми наркоманами. А Иберик, к счастью, смог избавиться от пагубной и весьма опасной привычки.

Так что несколько секунд я молча лежал на земле и прыгал взглядом с одного на другого.

- Давно не осталось ничего, - как бы извиняясь, пожал плечами Феилин. - А в храмовые сады у Чуда Астризии мы не удосужились заглянуть.

- Тогда нам остаётся надеяться только на...

- Чудо? - успел переспросить я.

- На милость Триединого, - договорил Иберик.

Но я лишь фыркнул. В милость бессердечного божества, наказавшего этих непонятно каким образом провинившихся людей, я не верил. Я верил в себя, верил в силу регенерации, верил в то, что уже успел испытать на себе. Мне не нужны были никакие чудеса. Я сам по себе чудо.

Хоть мною руководили лишь инстинкты и желание жить, я сделал то, что сделал, и по причине того, что не желал терпеть боль. Лежать на твёрдой земле, стонать и терпеть мне совершенно не нравилось. Да, блин, перетерпеть, конечно, можно. Но что-то не хочется. Страдать, страдать и ещё раз страдать - это