Обаятельный гарем желает познакомиться - Наталья Филимонова

class="p1">— Но, к счастью, мне удалось договориться с одной из наложниц покойного советника ай-Мируза…

…Что он несет?!

— Разумеется, я не стал бы слишком доверять слову женщины, да еще рабыни, в столь важном деле. Однако у советника остался приемный сын, принятый в род через ритуал на крови…

Я рвано выдохнула, и Демьен нашел и стиснул в ладони мою руку.

Люди у одной из колонн расступились, пропуская вперед двух женщин и ребенка.

Незнакомку лет тридцати с красивым капризным лицом, одетую как знатная эрти. Ники. И заплаканную Зарему.

В гробовой тишине шелест шагов женщин и топоток ребенка прозвучали как-то преувеличенно-громко. И, будто она шла рядом со мной, я услышала всхлип и бормотание Заремы.

— Это неправда… я не… нет!

Зарема… могла ли она выманить Ники? Предать меня?

…А Тарию? Ведь они подружились с самого начала, несмотря на, казалось бы, непреодолимую пропасть между образованным профессиональным медиком и родившейся в гареме девицей, мечтавшей о работе в борделе. Странным образом строгая, правильная, целеустремленная Тария и легкомысленная, помешанная на мужчинах смешливая Зарема дополняли друг друга.

Вот только нашей “досуговой специалистке” всегда нравился визирь.

Однако зачем тогда было помогать мне бежать, отправлять весточки? И после этого…

Но с чего бы вдруг Ники выбежал, услышав незнакомый голос? Мать внушала ему, что с посторонними людьми вообще нельзя заговаривать. Да и сам мальчик, пережив нападение пиратов, плен и невольничий рынок, не доверял чужим и боялся их. Совсем другое дело — если его позвал кто-то из домочадцев. Зареме он наверняка бросился бы на шею, не задумываясь. Она всегда приносила ему из города сладости и игрушки.

Наверное, у меня сейчас было такое же каменное лицо, как у халифа. Во всяком случае, мне тоже было больно. Очень.

Всех, кто эти два с лишним года прожил со мной под одной крышей, я считала своей семьей. Большой, шумной, странной и разношерстной, но однозначно родной. Своими близкими. За каждого готова была сражаться с целым миром. И была уверена, что и для каждого из них это что-то значит.

Могла ли я настолько ошибаться?

Наверное, из-за раздрая, царящего в душе, я не сразу заметила, что Демьен больше не держит меня за руку. Он обхватил меня обеими руками и прижал спиной к себе. Может быть, я, не отдавая себе отчета, пыталась дернуться туда, в центр зала, к Ники, и мужчина меня удержал? Возможно. С точки зрения зенаильских традиций его объятия были однозначно недопустимыми и непристойными. Но… хорошо, что нас двоих не замечает никто. Мы невидимки в этой толпе. И плевать я хотела на местные дурацкие обычаи! В этом жесте не было никаких намеков — только поддержка и стремление защитить. И я с благодарностью прислонилась к мужской груди.

— Поведай нам, юный отрок, знаешь ли ты принца Фарида? — по голосу слышно было, что ай-Джариф слегка улыбается.

Незнакомая женщина — Фируса? — подтолкнула мальчика в спину.

— Дядя принц приходил к господину! — Ирмаина Ники почему-то всегда побаивался, хотя тот был неизменно ласков с ребенком и даже мастерил для него заводные игрушки. И называл его мальчик всегда только “господином”. — И потом еще жил у нас… он хотел убить дядю халифа, он просил господина сделать такую игрушку, чтобы убить!

Что?! Что за бред?! Ребенок не мог слышать переговоров принца с Ирмаином. Да и Фарид уж точно Ирмаину такого не говорил. А врать Ники никогда не был склонен.

— Вот! — Ники извлек из-за пазухи злополучную лягушку и коротко свистнул. По команде игрушка распахнула пасть, высунув игольно-тонкий язык — и сверкнув алым откуда-то из глотки.

Кругом зашептались. Как выглядит артефакт Рамуила, знали немногие, но все помнили, что это именно рубин.

А вот халиф знал это совершенно точно. Несколько секунд он остановившимся взглядом разглядывал лягушку, а потом тяжело повернулся всем корпусом, чтобы посмотреть на сына.

— Отец! Я не… — Фарид попытался сделать шаг вперед, но стражники, до сих пор стоявшие за его спиной, как-то очень быстро вдруг оказались по обе стороны от принца — готовые схватить по одному знаку.

Но знака не было. Еще пару мгновений халиф сидел неподвижно, глядя в одну точку, и лицо его все больше багровело. А потом он вдруг захрипел — и обмяк.

Казалось, в зале застыло всё и все. И лишь худощавый человек в халате, до сих пор стоявший, как и все, неподвижно, торопливо обогнул кресло, протянул дрожащую руку и коснулся пальцами шеи правителя.

Руку он опускал очень медленно. И еще медленнее оборачивался, чтобы встать лицом к собравшимся.

— Халиф мертв, — слова, как камни, упали в оглушительную тишину.

Глава шестнадцатая. Да здравствует халиф

…За этим должно было последовать “Да здравствует халиф!”. Тем более, вон, и наследник присутствует.

Но все молчали.

Убийца не наследует убитому — это правило действует даже в Зенаиле. Убийца не может править страной.

Старый халиф умер, похоже, от сердечного приступа, и здесь Фарид формально ни при чем. Да и по сути, я бы сказала, что виновен в произошедшем скорее визирь, безжалостно вываливший все это на несчастного старика.

И все-таки обвинение прозвучало. Нового халифа должны признать главы высоких родов — и они этого не сделают, если Фарид не сможет доказать свою невиновность.

А принц молча стоял, растерянно и неверяще глядя на тело в высоком кресле. Кажется, он до последнего не сознавал, что его отец смертен, как и все. Впрочем, детям часто кажется, что их родители вечны — а Фарид до сих пор до конца не повзрослел.

…А еще этот мальчик, привыкший всегда получать все, чего хочет, вряд ли до конца понимает, что ему может грозить. Да, он сбежал к нам именно опасаясь таких обвинений, но воспринимал это скорее как игру — и больше боялся гнева отца, чем какого-то реального наказания.

Я вдруг поняла, что мне по-настоящему жаль халифа. Он умер напрасно… да, Фарид не был совсем невиновен перед ним, и действительно хотел поскорее занять его место. Но убивать отца ему и в голову не приходило. Он просто… да, пожалуй, заигрался. И покойный халиф об этом никогда уже не узнает.

А ведь предательство той же Фирусы вряд ли стало бы для старика таким ударом. Как и все зенаильцы, к дочерям правитель относился с некоторым пренебрежением, и всегда досадовал, что вместо старшей дочери у него не родился мальчик.

А вот сына