Патриот. Смута. Том 3 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

— Надо так. Сыну хана, все как есть расскажи, без утайки. И про серебро, и про то, что с Артемием у нас свои счеты имелись. И про письмо, которое при тебе вскрыли. И про Тутая тоже. Он же враг твой. — Взглянул в егоглаза, улыбнулся криво. — Да про все расскажи. И что в поместье у Жука видел. И в городе, что слышал. Что люди в кулак собраны, к бою готовятся.

Татарский дипломат смотрел на меня.

— Что и коня не дашь? — Наконец-то руки его были свободны, он начал их растирать. Кривился лицом, добавил негодующе. — Пешком идти мне, что ли.

— Нет, ты что. Как можно тебя без коня отпускать, без уважения. — Смотрел на него, думал о том, а что он скажет, как всю ситуацию подаст. Вряд ли из-за его слов сын хана передумает. По-хорошему они должны лишь усилить ощущение от нашей встречи.

— Говорю же, то, как тебя содержали и относились — лишь необходимость. Нельзя было иначе.

Подошел Пантелей, передал узду одного из скакунов, на котором татарин до этого ехал с нами. Замер рядом, ждал указаний. Все готово.

— Ждут тебя в лагере, а нам пора. — Я взлетел в седло.

Моему примеру тут же последовал служилый человек. Мы развернулись и погнали весь наш небольшой заводной табун в сторону поместья Жука. Дипломат Айрат Мансур остался близ рощи у балки. Его ждала недолгая дорога и, как думалось мне, долгий и интересный разговор о произошедшем с Дженибеком Герайем и его близкими людьми.

Мы же неслись через Поле.

Темнело. Время утекало сквозь пальцы.

Ночь уже вступала в свои права. Оставались последние минуты сумерек, когда лучики солнца еще чуть-чуть освещали из-за горизонта этот мир. Бескрайнее зеленое Поле, островками в котором вздымались рощи, рассеченное частыми ручьями и руслами неглубоких, даже по весне речек, несущих свои воды к Дону.

Мы мчались вперед, нещадно гоня лошадей и не жалея себя. Останавливались, спрыгивали, пересаживались каждые минут семь — десять. На каждого у нас приходилось по пять лошадей, так что такой темп с учетом остановок мы держали где-то около часа. Пару раз налетали на небольшие речушки, шли метров тридцать по их руслам, чтобы немного сбить с толку погоню, если такая будет.

Выбирались на другой берег, неслись дальше, на север, к поместью Жука. Вслед за ушедшей туда грозой. Небо продолжало нависать единой серой тучей. Дул сильный ветер, распогаживаться не собиралось.

Кони выбивались из сил. Идти галопом уже было нельзя, риск потерять скакунов возрастал. Да и ночь вступила в свои права. Затормозили, видя в стороне небольшой лесной массив. Дальше уже двигались шагом, даже на рысь не срывались. Двигались к деревьям, в том направлении, перестав их видеть. С трудом ориентировались в непроглядной темноте. Ночь выдалась безлунная и беззвездная, темная, хоть глаз коли.

Пришлось срочно искать место для ночлега, и укрытие в деревьях показалось отличной идеей.

Добрались спустя тяжелых полчаса. Уперлись в опушку. В темноте сложно разобрать плотность деревьев и сколько их сильно влево и вправо, насколько протяженно, в каком месте вышли — не очень понятно. Не видно ни зги.

Прошли чуть правее, нашли небольшую ложбинку, промоину, от которой пахло сыростью. Зашли метров на тридцать вглубь.

— Все, здесь ночуем. — Проговорил я.

Усталость накатывала волнами. Ноги болели, филейная часть превратилась не просто в доску, а в камень. По всему организму пробегали молнии, говорившие, что затекло просто все — от шеи до ступней. Этот организм не был приспособлен к столь долгим конным гонкам и страдал. Я терпел, мне не привыкать. Прикидывал, что как время будет, нужно тренироваться.

Время. Сейчас это самый для меня ценный ресурс.

Глянул на Пантелея. Он тоже выглядел не лучшим образом. Еще бы, встал ни свет ни заря, шел под дождем к хутору Жука по воде, затем считай весь день верхом, потом три часа томительного ожидания, охраны человека, который только и думает, как бы сбежать. И еще одна гонка.

— Ты как? — Спросил его.

— Нормально. — Проворчал он гулко.

Нужно обустроить ночлег. Даже если отбросить усталость и связанные с ней риски, путь продолжать все равно нельзя. В полнейшей темноте, без звезд и луны двигаться дальше опасно. Зайдем, заплутаем, поутру еще и направление искать верное. Удалимся от хутора, а не приблизимся к нему. Да и кони устали, ночью оступятся, ноги переломают, придется добивать, бросать. Дело совсем негодное.

Внезапно я услышал волчий вой — протяжный, пробирающий до глубины души. Было в нем что-то пробуждающее самые древние человеческие опасения, инстинкты. Близость дикого зверя, желание укрыться, спрятать самое дорогое и готовность драться с ним за свою жизнь и жизни родных и близких.

Лошади сразу же занервничали. Черт. Их много, целых десять, а нас всего двое. Мой-то скакун, привычный ко всему, небось дурить не будет. А вот за остальных я поручиться не мог. И этих, серых санитаров леса, сколько? Если три-четыре, можно совладать, а больше?

Мы-то с Пантелеем в любом случае спасемся. На крайний случай — влезем на дерево, там переждем. А вот скакуны? Без нас им конец. А без них потом, поутру, и нам не сдобровать. Бежать бегом на своих двоих до поместья? Спасибо, не хочется. Такой путь — трата времени. Потери неприемлемы.

Значит биться!

— Костер. — Мы переглянулись со служилым человеком.

— Глубже зайдем, чтобы видно с Поля не было. — Приказал я. — Давай, вперед.

Торопились как могли. По ложбинке, где, как оказалось в самой ее нижней части все же текла вода. Тонкий, еле заметный, засыпанный хвоей и листвой ручеек. Ушли дальше, в глубину массива. Может, метров пятьдесят от опушки или даже сто. В непроглядной темноте не понять точно.

Но надо сделать так, чтобы нас не было заметно. А то за волками придут еще и люди.

Вой раздался еще два раза. Приближался.

Товарищ мой нервничал, и я понимал его. Если стая большая, будет нелегко с ней справиться. Оставить одну лошадь на растерзание, чтобы спасти остальных? Вряд ли этот план сработает. Они зарежут всех, кого смогут. Обожрутся, но не отступят.

Наконец-то, отличная позиция.

— Разводи костер. — Приказал я.

Пантелей пристроился в огромном вывороте с краю от оврага. Дерево было огромным, питалось, видимо, водами того самого ручейка, но не выдержало недавней бури. Рухнуло, сломав и повалив своим весом еще несколько поменьше. Совсем зеленые еще листья, ветви станут отличной защитой. С одной стороны к нам легко не подобраться.

На краю глубокой ямы, вблизи поднявшихся вместе с землей корней, мой товарищ сложил кучку из хвои. Набрал он ее по дороге. Лес был смешанным. Часть, с нашей стороны — почти вся лиственная, а с другой — стоял плотный сосняк.

Валежник, что валялся под ногами сырой. Весь день дождит, каким ему еще быть-то. Но служилый человек со всем рвением стал высекать искры из кремня, дуть на трут. Должен справиться, от этого зависит его и моя жизни.

Я же, обошел окрестность, подвел коней как можно ближе, собрал всех вместе. Проверил узду каждого, закрепил за сучьями.

В очередной раз порадовался, что место мы выбрали отличное.

С одной стороны прикрывал тот самый овражек. В нем струилась вода, ключ где-то рядом, дно грязное, слегка заболоченное. Здесь внизу под нами в паре метров просто так не пройти. Если волки сунутся здесь, перепрыгнуть с края на край сложно, будут перебираться, а это время. Лишаются они своего преимущества — резкого рывка, прыжка.

Сверху их поразить не проблема. Один выстрел — один труп, иначе никак. У меня их четыре, у Пантелея тоже сколько-то. Надеюсь, хотя бы два.

Не видел я у него аркебузы, но пистолет один точно был. Может, второй где-то припрятан.

Еще нас защищал крупный ствол недавно упавшего дерева. Корни его — тот самый выворот, где товарищ мой сейчас трудился над разведением костра. С третьей стороны этого треугольника, что окружал нас — плотно стоящие друг к другу деревья. Оттуда атаковать проще всего. Они воспользуются этим, точно.