Последний Герой. Том 5 (СИ) - Дамиров Рафаэль

Я поднялся следом, дверь за мной захлопнулась с гулким стуком. Сел напротив Аркадия Львовича. Он косился на меня, губы дёргались, руки дрожали в стальных браслетах так, что даже слышалось тонкое звяканье.

— Ну что же ты, Аркаша, дрожишь, как козий хвост? — сказал я, глядя на него.

Сметанин поднял на меня мутный взгляд, облизнул губы и сипло выдавил:

— Переиграл ты меня, Яровой… Как? Как ты меня вычислил?

— Это вопрос риторический. — хмыкнул я. — Или ты правда хочешь знать?

— Я пятнадцать лет следаком отпахал, — заговорил он глухо. — Каждую лазейку знаю, людей насквозь вижу. А тебя, сука, не разглядел…

— Ну, раз этот вопрос тебя мучает, я могу рассказать, — сказал я неторопливо. — Но взамен ты расскажешь, кто именно хотел меня убрать. Не только ты ведь, кто-то ещё за этим стоит. Ты обмолвился про некоего Инженера. Давай так: баш на баш. Ты мне про него, и я тебе, так и быть, расскажу, в чём ты облажался. Чтобы не грызло тебя это в камере, где всё равно будешь думать и гадать.

— На понт меня берёшь? — оскалился Бульдог. — Развести хочешь? Обмен-то неравноценный, не находишь?

— Ты не в том положении, Аркаша, чтобы торговаться, — кивнул я на наручники. — Ты же не дурак, знаешь, что в такой ситуации со следствием сотрудничают.

— Но ты тут не следствие, — ухмыльнулся он зло.

— Я — нет, — пожал я плечами, — но ты знаешь сам: как прижмёт — сдашь любого. Хоть мать родную, если выгодно будет.

— Мать мою не трогай! — рявкнул он, скривившись, глаза вспыхнули.

— Да не заводись ты, Аркадий Львович, — усмехнулся я. — Это фигура речи. Образно. Ну что, базарим дальше или будем мериться чувствами? Смотри, — я расстегнул рубашку, показывая, что на мне нет никакого микрофона. — Я вообще здесь потерпевший, если по закону смотреть. Так что можешь облегчить душонку, всё без протокола. Кто за мной охотился? Зачем?

Он сглотнул, поморщился, а потом глухо сказал:

— Если я заговорю, меня достанут. Даже на красной зоне. Даже там. Одно скажу: Инженер — серьёзный человек. Руки у него длинные, связи по всей стране. Я работал на него, как и многие. Но никто не знает его в лицо. Даже если бы захотел — не выдал бы. У него всё выстроено, а доступ ограничен. Он осторожный. А ты, Яровой, зря радуешься. Он тебя всё равно достанет. Достанет и раздавит.

— Да ладно, — я хмыкнул. — Я уж столько «доставальщиков» повидал. Все обещали меня прикончить. Пока вот, я жив-здоров, а ты сидишь, трясёшься в браслетах. И не ссы, бить не буду. Я безоружных не трогаю. Хотя, признаться, хочется тебе вмазать, — с выражением произнёс я. — Гнида ты редкостная.

— Теперь твоя очередь, — процедил Бульдог. — Уговор есть уговор. Расскажи, как ты меня вычислил.

— С удовольствием, — усмехнулся я. — Смотри. Оксана Геннадьевна предлагала тебе помощь в сопровождении дела. Ты отказался. Она немного порылась и узнала, что тебе прислали варягов из Москвы. Формально всё красиво — мол, местным не доверяешь, нужны «чистые». Но я-то нашёл удостоверение одного из этих варягов и его телефон, когда он меня пришить пытался.

Когда Бульдог попытался вставить свои пару слов, я добавил:

— Для тебя, конечно, всё это не секрет. Но вот когда я передал их тебе, ты повёл себя странно. Я попросил пробить номер через БСТМ. Но запроса так и не было. Я-то через Коробову проверил. У нее там знакомый. А если это не я и не она, значит, ты даже не стал пробивать. Почему? Потому что это был твой человек. Вот где ты прокололся.

— Чёрт, — процедил Сметанин, опустив взгляд. — Ты прозорливый, Яровой.

— Работа такая, — пожал я плечами.

— А теперь скажи мне, — он снова поднял мутные глаза, — это ведь ты угандошил людей Валета? Я ведь в верном направлении копал?

— Пусть это останется тайной за семью замками, Аркаша, — хмыкнул я. — Но одно скажу: направление у тебя было верное. Только это были не люди, а бешеные псы. Убийцы. Так что совесть моя чиста.

— Ну-ну, — скривился он, — и что, ты теперь скажешь, что я, следователь, всё под тебя фальсифицировал?

— Именно так и скажу, — кивнул я. — Коррумпированный следователь решил убрать меня с дороги. Поле расчистить. Для кого? Для преступной деятельности таинственного Инженера. Так и напишу в показаниях. Ведь это правда. Кстати, а какого хрена Инженер тут, в Новознаменске делает? Чем ему тут намазано?

Сметанин ухмыльнулся:

— А ты думаешь, что он тут?

— Мне всё равно, где он жопу греет — на острове или в Москва-Сити. Но ведь неспроста же ты сюда прикатил. Явно не из-за обломков криминальной империи Валькова. Значит, интерес у него тут.

— Ни хрена я тебе не скажу, Яровой… — Бульдог кашлянул и облизал губы.

— Да я и сам уже догадываюсь… Труп.

— Труп? — прищурился он.

— Ты знаешь, о чём я. Тот, что с моста сиганул. Кабан. Андрей Владимирович Шустов, — проговорил я. — У него в крови нашли остатки какого-то вещества. И не только у него. У Савченко тоже. Еще пропал Столяров, здоровый мужик, будто сквозь землю провалился. Всё это одна цепочка, к бабке не ходи. И ведет она к вашему Инженеру.

Сметанин отвернулся к окну, а я тем временем продолжал:

— Такое ощущение, что здесь кто-то ставит адские опыты. На первый взгляд, да, звучит как бред. Но нитки ведут туда же. Я сам всё видел. Когда мы брали Дирижёра. Он раскидал спецназ, как котят. В крови у него было то же самое вещество.

— Ну, так пиши рапорт, — скривился Сметанин. — Только кто тебе поверит? Всё это… косвенно.

— Мне и не надо, чтобы верили, — отрезал я. — Мне надо, чтобы руки развязали. И только. А они у меня, как видишь, теперь свободны.

Я дёрнул дверь «Газели».

— Ладно, Аркаша. Пошёл я воздухом свободы дышать. Наслаждаться. Тебе этого долго не видать. А может, и никогда.

— Сука… — проскрежетал он сквозь зубы.

— Что ты сказал? — обернулся я.

Он не стал свои слова повторять, глаза отвёл.

Я шагнул назад, заглянул в салон и ладонью влепил ему звонкий подзатыльник.

Бульдог вздрогнул и втянул голову в плечи.

Я вышел из «Газели» и захлопнул за собой дверь.

Я вышел на работу. Стоило мне переступить порог, как всё вокруг будто ожило.

Дежурный майор Ляцкий, сидевший в своём аквариуме, привычно что-то строчил в журнале, морщил лоб и крутил авторучку в пальцах. Завидев меня, он сначала оторопел, потом рывком поднялся, нацепил фуражку и, вытянувшись, отдал мне воинское приветствие. Я не удержался — козырнул ему в ответ. Конечно, больше шутливо, ведь сам был без форменного головного убора.

Если раньше меня знали в отделе как «Максимку-штабиста», незаметного тихоню, который больше бумаги листает да в компьютере копается, то сегодня всё было иначе. Когда я шёл по коридору, каждый норовил пожать руку, улыбнуться, что-то сказать. У кого-то проскакивало короткое «Молодец», кто-то одобрительно кивал, а кто-то просто облегчённо выдыхал — мол, живой, вернулся. По глазам я видел: моё возвращение они воспринимают как знак того, что отдел выстоял.

На утренней планёрке тоже царило оживление. Обычно скучное совещание сегодня было больше похоже на подведение итогов большой кампании. Мордюков, как обычно, сидел во главе стола, но на этот раз сияя, как начищенный медный самовар. Голос у него был бодрый, даже с оттенком гордости. Он вещал, что проверка из главка завершена, и по результатам написана справка «довольно лояльная». Все выявленные недостатки, мол, устранены «в ходе самой проверки», и теперь отдел работает, «как часы». Слушая его, я краем губ улыбался.

Все понимали: дело было не в его чутком руководстве.

Причина в другом. Наш отдел неожиданно оказался в центре событий, о которых говорили не только в области, но и дальше, выше. В тихом Новознаменске разоблачили кандидата в мэры Валькова, вытащив на свет его криминальное прошлое и похоронив политическую карьеру. Здесь же вскрылась тёмная история московского следователя по особо важным делам. И всё это — с подачи нашего отдела. Точнее, я везде маячил в эпицентре, хоть мою фамилию и не выносили отдельной строкой в официальных отчетах.