Спасти СССР. Реализация - Валерий Петрович Большаков

— Радовались, гордились… Кстати, ты смотришь «Очевидное-невероятное»?

— А как же! Конечно… — глаза девушки махом расширились, и она выдавила, еле сдерживая восторг: — Ты хочешь сказать…

— Ага! — ухмыльнулся я. — Узришь в эту субботу.

Яся вскочила, с размаху обняв меня; тут же застеснялась, зарделась, и с чувством вытолкнула:

— Здорово! Ты и Капицу видел?

— Вот как тебя! Там и Колмогоров был… — я неопределенно пожал плечами. — Если честно, Ясь, меня вся эта шумиха не очень радует. Беспокоит больше.

Девушка понятливо кивнула.

— Боишься потерять статус «одного из» и превратиться в «того самого»?

— Офигенная формулировка! — улыбнулся я. — Меня, знаешь, успокаивает, что мы уже кончаем школу — хоть тут всё останется, как было…

— Дюш, — отзеркалила мою улыбку Акчурина, — а кто в классе изменил к тебе отношение? Мы просто радуемся! Вон, Андреев вообще не поменялся — Пашка дружит с тобой, а не с «Тем-кто-доказал-теорему-Ферма»! Ну, разве что Валдис сильно расстроился бы… Помнишь Валдиса? Но он ушел…

Во мне всё болезненно сжалось.

— Валдис умер, — сказал я глухо и отрывисто.

— Да ты что⁈ — выдохнула Яся, бледнея. — Когда?

— Год назад. Попал под машину и… И всё.

— Ничего себе… — пробормотала девушка, беспомощно водя головой. — А я и не знала…

— Мементо мори, — мои губы скривились невесело и жалко. — Моментом в море… Всё! Настроение и так скачет… — Продолжая тему Гайдая, я перешел то ли к Серову, то ли к Данелия: — Кушать подано! Садитесь жрать, пожалуйста!

Картошка разогрелась и пыхала сырным духом. Я был щедр: наложил полную тарелку и себе, и гостье.

— Ой, да куда ж ты мне столько! — встрепыхнулась Яся.

— Кушай, девонька, кушай, — умильная улыбка заботливой бабушки далась мне без труда. — А то еще и чаем напою!

Зря Яся переживала — наши юные организмы умололи и мамино изысканное яство, и по изрядному куску пышного пирога. Мы будто заедали неприятности, былые и грядущие. Даже боль от «заочного» расставания с Томой притупилась. Мои губы и руки помнили «зеленоглазку», хранили ее чувственный образ, но и он помаленьку тускнел, отходил во вчера…

Тот же день, позже

США, штат Вирджиния, Маклин

— Опять «Источник» фонтанирует… — пробормотал Колби, близоруко щурясь на оторванный факс, упрямо сворачивавшийся в трубочку. — И Карлуччи в гости к нам? — подивился он.

— И Фрэнки, — рассеянно кивнул Дик Леман, — и Уолтерс с Абрамовицем, и даже Грэм Фуллер![1]

— Даже! — хмыкнул Уильям Иган, и задумался.

Картер еще в прошлом году привлек Фрэнка из РЭНДа — и вся операция с «Источником» шла от Карлуччи. Бжезинский — так, вышестоящий супервайзер всей возни, а Карлуччи — планировщик и исполнитель.

— Я чего-то не знаю? — неуверенно спросил Колби.

— Сам не в курсе! — буркнул Ричард. — Фрэнк звонил перед обедом, и голос у него был нервный…

Гулкий коридор озвучил множественное движение, и в кабинет вошли четверо представительных «тихих американцев». В одинаковых черных костюмах они походили на советских дипломатов, всегда очень сдержанных и готовых к провокациям.

— Хэлло! — Карлуччи первым вышел из образа, нацепив ритуальную улыбку.

— На ланч не рассчитываю, — ухмыльнулся Вернон Уолтерс, — но от кофе не откажусь!

— Присоединяюсь! — томно вымолвил Мортон Абрамовиц, валясь в кресло.

— Грэм? — Колби гостеприимно управлялся с кофемашиной.

Губы Фуллера, скромно присевшего в уголку дивана, дрогнули в скупой нечаянной улыбке.

— Без сливок. Без сахара, — коротко обронил он.

— Азиатские вкусы! — затянул Абрамовиц. — Узнаю́. В Йемене нас поили таким же, да еще и с кардамоном!

Никелированное чудо техники зашипело, напуская кофейного духу, запарил эспрессо. Первую чашечку Уильям поднес Карлуччи.

— Благодарю, — чопорно кивнул тот, и заворчал, шурша распечатками. — Во всех оперативных документах отсебятина какая-то… То «Источник», то вообще «Ухо»… А как-нибудь… м-м… позвучнее нельзя?

— Фрэнк… — тонко улыбнулся Колби, пригубив кофе. — Помнишь, как ты однажды напомнил притчу о слепых мудрецах? И еще ты сказал тогда: «Пока нам известно только ухо этого слона»…

— Точно! — ухмыльнулся замдиректора ЦРУ. — Пусть будет «Слон»!

По кабинету загулял дружный смех. Отпив и засветившись от удовольствия, Карлуччи повел чашкой в сторону Фуллера:

— Грэм, ты начинай, а я продолжу.

Резидент наклонил голову, соглашаясь.

— Джентльмены, вы все в теме, поэтому мудрить не буду. Речь о пресловутой «Южной дуге нестабильности». По-моему, Бжезинский первым осознал тот факт, что разгром «Халька» уничтожил возможность «естественно подписать» СССР на «свой Вьетнам». При этом, без такого отвлечения и связывания ресурсов СССР, решить в свою пользу ситуацию в Польше нам стало существенно сложнее…

— А сейчас невозможно вовсе, — пробурчал Леман.

— Совершенно верно, — вежливо кивнул Фуллер. — В настоящих условиях, единственным способом все-таки «поджечь» дугу нестабильности, мне видится возможное вовлечение определенных — в том числе, весьма значимых — групп в Иране, а через них и в Афганистане. Честно говоря, я не во всём соглашался с Бжезинским, но то, что Збиг в изменившихся условиях пытался установить контакт с противниками иранского шаха, понимаю — и принимаю. Ведь Пехлеви в ряде случаев был готов работать и с СССР, даже в столь чувствительной для нас области, как военная. И поэтому шах должен был уйти. Более того, Бжезинский, опираясь на группы «бешеных» в нашем славном истэблишменте, искал подходы к Хомейни, даже не взирая на определенный ущерб, который может понести Израиль. И вот тут-то в нашем вашингтонском болоте затеялась свара с сенатором Мойнихэном, замом у Голдуотера во влиятельном сенатском комитете по разведке… — Он откинулся на мякоть спинки и сложил руки на груди. — Там как было… От своих друзей в Израиле Мойнихэн получает информацию, что данные о морском десанте палестинских террористов пришли из СССР. Кроме того, из тех же источников он узнает о формировании каналов косвенной… медийной, скажем, поддержки аятоллы Хомейни, позиция которого никак не может быть обращена в пользу стратегических интересов Израиля. И комитет сразу потребовал разъяснений в СНБ!

— Дэниэла Мойнихэна можно понять, — ворчливо заговорил Уолтерс. — Простое толкование типа «всё это направлено против СССР и не мешайте нам, потом всем будет лучше!» в случае Израиля не годится. Особенно если учесть рост уровня противостояния в Никарагуа, в Сальвадоре, то есть,