Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Большаков Валерий Петрович

Девушка, наверное, и сама не догадывается, насколько помогла мне своим порывом позапозавчера. Она утолила не только желание, но и мои печали.

Я остановился возле ржавых качелей – Фраинд сидела на скамье у подъезда, подставив лицо солнцу, закрыв глаза и улыбаясь. Тихонько, чтобы не выдать себя, двинулся мимо. «Военный двор» – проходной. За крутыми кровлями «военных домов» поднимались две плоскокрышие пятиэтажки, выставленные буквой «Г». Дома были схожи с кораблями на параде – по всем балконам вздувались парусами простыни и пододеяльники, а галантерейные изделия полоскали флажками расцвечивания.

Выйдя на улицу Карла Либкнехта, я двинул к гастроному – семья-то, чай, голодная.

В хлебобулочном отоварился буханкой «Орловского» за шестнадцать копеек и булкой белого за двадцать две. Белый в Первомайске пекли не обычными «кирпичиками», а круглыми, в гофрированных формах – получалось необычно.

И тут мне подфартило – выбросили сосиски по два двадцать! Я мигом сориентировался и взял три кило. Давно хотел пиццу сварганить, а тут такое везение!

Гордый обладатель сосисок, я шел домой как триумфатор. А до чего же пахла моя добыча! Просто одуряюще! Сочный мясной дух стелился за мной незримым кометным хвостом, как аромат духов шлейфом сопровождает модницу. А как пах хлеб! С каким приятным хрустом продавливалась зажаристая корочка! Ни в девяностые, ни в нулевые мне не встречалась ребятня, несущая домой буханку с обгрызенной горбушкой. И не потому, что заелись, просто это было не вкусно. Было, да прошло.

Жмурясь, как большой кот, и чуть ли не урча, я впился крепкими зубами в краешек «Орловского». «Вкус… Спицфисский!»

А дома меня ждало еще одно маленькое удовольствие – тишина. Из маминой записки на трюмо я узнал, что они с папой отправились в гости, а оттуда – в кино. На «Возвращение высокого блондина».

– Отлично-о… – затянул я, энергично шагая на кухню и дочитывая послание мамы нараспев: – «Котле-еты в холоди-ильнике-е…»

Отрезав обгрызенную корочку, я слопал и ее, и две холодные котлеты. Подкрепившись, сел творить прогу. Творил ровно час – резкий звонок оборвал мой креатив, и я поплелся встречать гостей. Мои надежды на то, что это Настя прискакала – переодеться и ускакать обратно, – не оправдались. За дверью слышался девичий смех, а потом раздался высокий голос Изи, пародировавшего Винни-Пуха:

– Сова, открывай! Медведь пришел!

– Медведь нашелся… – желчно ворчал я, борясь с тугой защелкой. – Суррикат недоделанный… Суслик недокормленный…

Замок щелкнул, и в прихожку повалил народ – хорошенькая Аля Ефимова, красивенькая Инна и тощенький Изя Динавицер.

– Привет! Привет!

– Врывайтесь! – сказал я гостеприимно. – Давно не виделись.

Девчонки засмеялись, и я – фигурально – махнул рукой на позыв к одиночеству.

– А мы твоих папу и маму встретили, – оживленно рассказывала Инна, – и поняли, что ты остался один!

– Скучаешь тут без нас! – подхватила Альбина. – Чахнешь!

– А Настя где? – заоглядывался Изя.

– Ах, Настя… – осуждающе протянула Ефимова. – Ты посмотри на него – сам еще не дорос, а уже на молоденьких тянет!

– Совершенно аморальный тип, – согласился я, вспоминая, отчего у Али с Изей разлад вышел, да без толку. В «прошлой жизни» я заканчивал школу во Владивостоке и был совершенно не в курсе здешних любовей и расставаний. Я даже Инку смутно помню – она училась в параллельном и, когда два восьмых слили в один 9-й «А», классы притирались уже без меня. Сейчас я со всеми вместе, жизнь течет как надо, но вот память подсказки не дает, мне все внове.

– Руссо ученико, – с достоинством отпасовал наши нападки Динавицер. – Облико морале!

– Мордале! – передразнила Аля.

– Да какое там мордале, – засмеялась Инна, – у него и облика почти что нет, только в профиль и видно!

– Правильно, – Изя сделал скорбное лицо, – если не кормит никто, поносят только!

– Понос тебе не грозит, – проворчал я, – не с чего.

Когда все отсмеялись, я провозгласил:

– Будем готовить пиццу! Продукты есть, духовка тоже, а теперь и рабсила сама пришла.

– Пиццу? – переспросила Ефимова. – Ой, а что это?

– Ну, что-то вроде итальянского пирога. Отличная штука для откорма худых и звонких! Девочки, мыть руки – будете чикать ингредиенты.

– Сейчас мы!

– А я? – взгляд Изи исполнился укоризны.

– Тебе нельзя, а то что-нибудь не то отчикаешь, – серьезным голосом сказал я, доставая муку из буфета. – Будешь сидеть в уголку и пускать слюнки. Я тебе тряпочку дам.

– Зачем? – попался Изя.

– Пол подтирать, когда накапаешь!

Динавицер надулся, хотя ему такое упражнение плохо давалось – худоба! Пользуясь тем, что девчонки хихикали в ванной, я спросил Изю придушенным голосом:

– Вы с Алей не поссорились случайно? Уж больно ершиста, как я погляжу.

– Да нет… – увял Динавицер.

– Изя… – надавил я, замешивая тесто.

– Да я сам не понимаю, – капитулировал наперсник детских игр. – Все ж хорошо было!

– А когда стало плохо? – сделал я стойку. Тоже фигурально.

– Ммм… – задумался «худой и звонкий». – На той неделе, что ли… Ага! Мы в кино ходили, на «Отроков во Вселенной»…

– И?.. Такое впечатление, что я допрос веду, а ты никак не расколешься!

Изя сумрачно внимал, потом кисло бросил:

– Ну мы, по-моему, вспоминали… Как там один герой, Мишка, кстати, с девчонкой разговаривал… – Динавицер согнулся в манере Луарвика Л. Луарвика, подтянул, сопя, теплый носок. – В общем, Алька меня и спрашивает: чего б я сделал для любимой девушки? А я что-то брякнул тогда… Ну не готов я был, понимаешь? И вообще, как-то не так я все это себе представлял!

– Все с тобой ясно… – Я вывалил тесто комом на противень. – А Аля что?

– Ну, отшутилась как-то… – вяло пожал плечами Изя. – А потом у нее настроение пропало.

– Вот так и остаются без единственных! – сказал я назидательно, растягивая тесто по всему противню. – Поговори с Алей сегодня же, понял? Только без этих твоих хиханек!

– Да не могу я! – заныл Изя.

– Тогда ты потеряешь Алю, – серьезно проговорил я, снова утишая голос.

Динавицер поник, но тут же встряхнулся, изображая человека, довольного жизнью – девчонки возвращались.

– Вы мыли руки? – улыбнулся я. – Или перемывали кости?

– Всего понемногу! – рассмеялась Инна. – А что делать?

– Вот сосиски, надо их колечками порезать.

– Все?!

– Да нет, штук десять.

– Ого…

– И лучок – мелко, мелко! Алечка, с тебя картошка – штуки три-четыре хватит, только нарезать надо тоненько-тоненько.

– Сейчас мы!

Порывшись в холодильнике, я достал яйца и кусок сыра «Советского». Эх, помидорчиков бы… Да где ж их взять? Это мандарины в СССР «вызревают» под Новый год, а помидорчиков раньше лета не жди…

Аккуратно выложив тесто «ингредиентами» (Изя потянулся за кусочком сосиски, Инна шлепнула его по руке загребущей), мы залили пиццу неаппетитной с виду яично-сырной смесью и торжественно затолкали противень в духовку.

– Ждем! – объявил я. – Закаляем волю и терпим изо всех сил!

Аля помыла руки и прошла в зал, обронив: «Полюбуюсь подлинником…» Я в упор глянул на Изю и показал глазами – топай давай! Динавицер поднялся с несчастным видом, поплелся следом за «единственной». Я проводил его взглядом, словно подталкивая в тощую спину. Давай, давай… Будешь знать, как брякать лишнее!

Инна посмотрела на меня, поднимая соболиные бровки в знак немого вопроса. Не вдаваясь в подробности, я коротко сказал:

– Им надо поговорить.

– А-а…

Дворская уселась на стул, прислонясь к белому боку холодильника, и стала смотреть в окно. А я вдруг поразился, подумав, что никогда не видел Инну скучающей, злой или просто сердитой. Как будто она никогда не испытывала раздражения или отчаяния – всего того негатива, что портит да укорачивает жизнь.

И вот я сижу, едва дыша, и любуюсь девичьим профилем. В эти минуты передо мной словно приоткрылся внутренний мир Инны, полный гармонии и совершенства. Правда, немного туманный и расплывчатый, как сновидение, – для полного счастья не хватало «пятого элемента». Любви.