Благословенный 2 (СИ) - Коллингвуд Виктор

— Вредно? Как это?

— Подумайте сами: откуда происходят те магнаты, что составили Тарговицкую конфедерацию? Эти земли, кроме денег, приносят Польше ещё и неприятности: именно там гнездится та азиатчина, которая не позволила Польше стать полноценным европейским государством!

— Вот как? — иронично спросил Костюшко. — А вам, очевидно, ваша Сибирь тоже доставляет сплошные неприятности? Не хотите от неё отказаться?

— В общем, вы в чём-то правы: обладание обширными восточными землями имеет свои минусы. Это не только моё наблюдение: даже англичане, глядя на своих соотечественников, разбогатевших в Индии, отмечают, что те усвоили там самые вредные восточные привычки, и презрительно называют таких богачей «набобами». Но, Индия далеко, влияние её жителей на англичан всё же незначительно, а вот мы многое усвоили из обыкновений и привычек жителей Востока. Но иначе было нельзя — без этого мы не победили бы империи степных кочевников и не смогли бы ужиться с ними в одном государстве. В сущности, Россия — уникальная страна; мы самое восточное государство, имевшее, тем не менее, морской путь в Европу. Тем самым мы смогли получать европейские технологии, с помощью которых завоёвывали Восток. Помните, я сказал, что Стародуб был взят пороховой миной? Мы не знали о таком оружии: именно под Стародубом мы впервые узнали, что немецкие инженеры умеют подрывать стены мощным взрывом. И, через двадцать лет, немецкие инженеры в составе царской армии подвели пороховые мины под стены Казани… А потом, завоевав европейскими средствами восточные земли — Поволжье, Сибирь, Урал, — мы применили их ресурсы, чтобы восстановить наши западные границы. Мы применяем богатства Востока, чтобы бороться с Западом, и знания Запада, чтобы покорять Восток. Но для этакого фортеля нам надо было крепко породниться с восточными людьми: мы стали с ними намного ближе, чем ваше спесивое шляхетство могло бы даже подумать сблизиться с белорусами, украинцами и иными «диссидентами» покойной Ржечи Посполитой. У вас нет шансов занять наше место: для этого вам надо было бы стать Россией. И, если вы желаете возвратить исконные ваши земли, вам надо вступить с нами в самый близкий союз. Я готов поддержать возрождение Польши в границах 1772 года… но только западных границ. Восточные ваши рубежи пролягут примерно по Бугу — восточной границе расселения польских крестьян. Граница может быть уточнена этнографическими и историческими данными, но без значительных её перемещений. На таких основах мы можем договориться о союзе против Пруссии.

— А Австрия?

— Французы весьма успешно действуют против них. Думаю, в ближайшее время их ждёт заметное ослабление! Так что, пан Костюшко, подумайте над этаким вариантом. Понимаю, моё предложение трудно назвать щедрым, но зато оно реалистично и отвечает интересам и поляков, и русских.

На этом мы раскланялись.

Я уже покинул Мраморный дворец, когда братья Чарторыйские догнали меня на набережной.

— Принц Александр! — обратился ко мне старший из них, Адам. — Прежде всего, благодарю вас за откровенный разговор на столь важную нам тему. Мне представляется, что в теперешней ситуации вы — единственная надежда на возрождение нашей страны! И, в надежде на вас, я готов помогать и служить вам. Позвольте рассказать вам о том, чему сам я много раз был свидетелем: в манежах и экзерциргаузах Конногвардейского полка давно ходят слухи о заговоре в пользу вашего отца, Павла Петровича. Говорят, как только появятся сведения о смерти или сильной болезни государыни, как в Гельсингфорс будет послан курьер, уведомляющий о том короля Павла. Он сразу же двинется на Петербург со своими войсками, а в городе его притязания поддержит гвардия…

Вот это да! Конная гвардия замешана в заговоре! Это очень серьёзно: надо продумывать контрмеры!

— Благодарю вас, князь, — слегка поклонился я Чарторыйскому. — Эти сведения очень важны для меня.

Князь в ответ сделал жест, означающий, видимо, «Ах, не стоит толковать о таких мелочах между воспитанными людьми».

Одно непонятно. Почему он так откровенен со мною?

— Однако, князь, я право же, удивлён. Разве вы не презираете ремесло доносчика?

Адам Чарторыйский в ответ на это лишь приподнял высокомерно изогнутую бровь.

— Конечно. Но русских гвардейцев, так откровенно радующихся гибели моей родины, я презираю ещё больше.

Нда… Определённо, брать этих людей на службу было очень большой ошибкой!

Глава 32

К концу пребывания в Таврическом дворце, в этом, 1796 году, только и было разговоров, что о предстоящем вскоре визите к нам молодого шведского короля. Официально шведы приезжают, чтобы объявить о присоединении королевства к коалиции, образовавшейся против республиканской Франции, но в действительности их путешествие связано с другими обстоятельствами. Уже давно Екатерина лелеяла проект брака между шведским наследным принцем и её внучкой, старшей дочерью Павла, Александрой. Весь двор знал, что княжна воспитана была на этой мысли: однажды, когда она играла на коленях императрицы, государыня открыла перед ней альбом с портретами, предложив ей выбрать принца, за которого она хотела бы выйти замуж. Нисколько не колеблясь, девочка указала пальцем на Густава. Теперь наступил момент осуществить мечту десятилетнего ребенка: молодые люди теперь подросли, ей четырнадцать лет, а ему семнадцать. Правда, шведский король уже обручён с принцессой из Меклинбург-Шверинского дома; однако императрица проявила невероятное упорство в достижении своей цели, вплоть до того, чтобы силою оружия принудить Мекленбург-Шверинский двор расторгнуть помолвку! Императрица упорно стояла на своем, категорически потребовала официального расторжения состоявшейся помолвки и приезда в Петербург регента и будущего короля, чтобы просить руки Александры Павловны. Перед угрозой военной демонстрации, о которой были притворно отданы распоряжения, шведский регент обещал привезти короля в Петербург, ничего, однако же, заранее не обещая.

Я помнил, что с этой поездкой была связана какая-то скандальная история, которая повредила внешнеполитическому престижу России, и, кажется, способствовала преждевременной смерти императрицы. Я говорил об этом с «бабушкой», но та была абсолютно уверена в себе:

— Не беспокойся, Александр Павлович, граф Зубов и граф Морков твёрдо ведут это дело! Ты сам просто не хочешь жениться, и потому накликиваешь беду на нашу Александру!

Я не стал настаивать, памятуя, что внешняя политика находится в сфере действия Зубова. В конце концов, мое дело — предупредить.

Тем временем шведы приехали; императрица приказала великим княжнам и фрейлинам усовершенствоваться во французской кадрили, которая была тогда в большой моде при стокгольмском дворе. Все участвовавшие в придворных танцах занимались этим делом целыми днями. Шведские костюмы, похожие на древнеиспанские, производили прекрасное впечатление на приемах, балах и празднествах, дававшихся в честь молодого короля и его свиты. Казалось, все делалось только для них. Все внимание, вся любезность были устремлены на гостей, великие княжны танцевали только со шведами; пожалуй, никогда никакой двор не выказывал столько внимания иностранцам.

Все это время, пока в Зимнем дворце шли празднества, а в Таврическом ежедневно повторялись элегантно обставленные балы, концерты и катания с русских гор, шведский король был принят великой княжной Александрой, как ее будущий жених. Надо сказать, что сестра моя была очаровательна, и шведский король справедливо восхищался ею. Осталось утрясти последние формальности: дело это возложено был на Моркова, креатуру Зубовых Спустя несколько недель, проведенных очень весело и с большим блеском, наконец был назначен день обручения. Помолвка была назначена на 7 сентября, вечером, в Бриллиантовом зале, в присутствии митрополитов петербургского, Амвросия, и московского, Платона, после чего в тронном зале, конечно же, будет бал.

И вот, в 7 часов вечера, все приглашённые явились на церемонию,собравшись в Бриллиантовом зале. Пришла невеста, затем и императрица; мы ждали только молодого короля. Он медлил, и государыня начинала проявлять признаки нетерпения; вот проходит четверть часа, затем еще четверть часа, «а Германа всё нет»!… Было уже поздно, когда стали замечать перешептывания между теми, кто имел возможность узнать, в чем было дело и беготню взад и вперед лиц, торопливо входивших во внутренние покои императрицы и возвращавшихся оттуда. Там чувствовалось сильное волнение. Я уже понял, что произошло, и с тоскою ждал развязки.