Гарем на шагоходе. Том 10 - Гриша Гремлинов

Что стало с Велоной, супругой Зубоскала? Почему она не объединила вас как новый лидер и последний высший?

Наступила тишина.

Повернувшись в кресле, я увидел, как чистокровка уставилась в пол и покусывает нижнюю губу. Собравшись, она ответила:

— Велона последовала за супругом, когда узнала о его гибели.

Вскинув бровь, уточнил:

— То есть, она покончила с собой?

Кармилла хлопнула в ладоши и расхохоталась.

— О! Так она исполнила этот древний обряд⁈ Какая самоотверженность! Какая сила любви!

— Обожаю религиозные традиции, — кивнул я с лёгкой усмешкой.

По щекам Кристалл потекли слёзы. Она экспрессивно развернулась и убежала по коридору. А я повернулся к своей полукровке:

— Вот интересно, милая, а ты на такую самоотверженность готова?

— Дорогой, но ты же сам убеждал меня отринуть религиозные бредни! Мы будем вместе, пока смерть не разлучит нас! Не дольше!

— Слова истинной любви, — вздохнула Лекса.

Я снова перевёл взгляд на экран, показывавший альпов. Пальцы бионической руки неспешно отстучали ритм по подлокотнику.

Во мне боролись два чувства.

С одной стороны — удовлетворение. Я сломал их. Подчинил своей воле. Превратил врагов в союзников. Или, по крайней мере, в послушных исполнителей.

С другой — ответственность. Теперь они стали моей проблемой. Целым клубком проблем. И главная заключается в том, чем их кормить.

Донорской крови, которую мы прихватили в дорогу, почти не осталось. Зверья для охоты в Пустоши нет. Наш маршрут отличается от того, каким мы шли из Лиходара в Ходдимир, так что выжженный пейзаж будет сопровождать нас ещё пару дней.

Пару голодных дней. А голодный вампир — это очень, очень плохо. Особенно, когда он заперт в одном шагоходе с кучей аппетитных, ходячих «пакетов с соком».

Придётся запереть их, а ведь я надеялся избежать этого.

Тяжело вздохнул. Да. Свадьба — это последнее, о чём сейчас стоит думать.

Иногда мне кажется, что сражаться с Кощеем — самая простая часть моей работы.

Глава 24

Урок хороших манер

Грузовой отсек избушки стал для альпов проклятием, воплотившимся в металле и ящиках с консервами. Местом, где гордость превращается в пепел, а величие — в горькую насмешку судьбы.

А если точнее — это была очередная остановка на пути в никуда.

Низкий, утробный рёв двигателей раздражал их чувствительный слух. Спёртый воздух, пропитанный ароматами машинного масла, каких-то специй и въевшейся в металл пыли, заставлял их аристократические ноздри содрогаться от отвращения.

Повсюду громоздились ящики с припасами и наспех сколоченные деревянные нары — жалкое подобие мебели для тех, кто некогда возлежал на шёлке и бархате. Среди этого хаоса валялись небрежно разбросанные личные вещи.

Этот отсек стал их тюрьмой. Их убежищем.

Их новым, невыразимо унизительным домом.

Дюжина чистокровных вампиров — потомков древнейших родов, наследников вековых традиций — пыталась приспособиться к новой, отвратительной реальности.

Получалось хреново.

Дрэйвен в бессильной ярости мерил шагами тесное пространство. Его тяжёлые ботинки гулко стучали по металлическому полу. Он походил на запертого в клетке тигра. Каждый мускул его тела был напряжён в ожидании возможности вцепиться кому-нибудь в глотку.

— Я не могу так больше! — наконец взорвался он, с силой пнув ящик с консервами. — Мы сидим в этой железной коробке, как пауки в банке! Подчиняемся выродку, который осквернил имя нашего бога!

Напротив него, на одном из ящиков, устроился Лазарус. «Цепной пёс» Валериуса. Его нетипично мощное для альпа, мускулистое тело напряглось, а в руках замер огромный боевой нож, который он методично точил секунду назад.

— Угомонись, щенок, — прорычал он, не поднимая головы. — Твои вопли ничего не изменят. Мы ждём приказа.

— Приказа? — Дрэйвен резко развернулся к нему, глаза полыхали алым огнём. — От кого? От него? — он яростно ткнул пальцем в сторону Валериус. — Или от этого проклятого Волка?

— Успокойся, — бывший лидер прислонился к стене. Его идеально прямые белые волосы казались тусклыми в полумраке отсека. Он ещё не оправился от раны, его лицо сохранило мертвенную бледность, а движения остались медленными и осторожными. Но он держался с достоинством, пытаясь сохранить хотя бы видимость власти.

— Какие милые мальчишеские разборки, — усмехнулась Изольда, подпиливая ноготок. Её платье, облегающее, с вызывающим декольте, казалось насмешкой над убогостью окружения. В алых глазах плескалась откровенная скука. — Столько тестостерона в замкнутом пространстве. Боюсь, как бы воздух не воспламенился.

Она с циничной усмешкой наблюдала за остальными, словно смотрела дешёвый спектакль в провинциальном театре.

Рядом с ней, скрестив ноги в позе лотоса, замер Малакай. Его губы беззвучно шевелились в молитвах, глаза закатились так, что виднелись только белки. Фанатик вёл безмолвную, страстную беседу со своим божеством, жалуясь, без сомнения, на качество нынешней паствы и окружающую его ересь.

— Вы хоть понимаете, что нами теперь командует убийца высшего? — проскрежетал Дрэйвен. — УБИЙЦА ВЫСШЕГО!

— Зато какой он харизматичный! — мечтательно протянула Изольда, подув на отполированный ноготь. — Наверняка и в постели не обделён талантом. Не зря же эти глупые курочки так вокруг него и вьются.

— Это не шутки, Изольда! — прошипел Малакай, вскакивая с места. Его аскетичное, измождённое лицо исказила гримаса праведного гнева, а в глазах вспыхнул тот самый фанатичный блеск, что за века сжёг не одну души. — Нами правит самозванец! Еретик! Каждый вздох, который он делает в этом мире, — оскорбление для Бога Крови! Мы должны очистить этот мир от его скверны!

— О, опять проповеди, — театрально вздохнул Орион, развалившись на груде каких-то мешков. Его красивое, самовлюблённое лицо выражало вселенскую усталость. — Как же это утомительно. Неужели нельзя страдать молча и с достоинством? В этом хотя бы прослеживается некая эстетика. А ваши крики просто безвкусны.

В самом тёмном углу, почти слившись с тенями, застыли близнецы, Никс и Эреб. Сидели плечом к плечу, неподвижные, как изваяния из слоновой кости, их идентичные алые глаза пусто уставились в стену, видя нечто, недоступное остальным.

Рядом, в ещё более глубокой тени, притаился Сайлас. Худощавый, закутанный в тёмные одежды с высоким воротником, он был живым воплощением молчания. Его наблюдательный взгляд скользил по сородичам, и никто не мог бы сказать, что творится за этой непроницаемой маской.

— Мы должны придумать, как разобраться с этим проклятым капитаном! — продолжал рычать Дрэйвен, сжимая кулаки до хруста костяшек. — Так больше продолжаться не может!