Время - словно капля янтаря - Игорь Вереснев

— Нет, не хулиганка, конечно. Это подружка у меня была в школе — отчаянная девчонка, всеми пацанами на улице командовала. Но внешность у неё — пай-девочка, хоть картинки рисуй. А я — полная противоположность, вечно растрёпанная, нескладная, «синий чулок», одним словом. Поэтому взрослые и думали, что я заводила, а она на поводу идёт, хотя всё наоборот было. Так вот, она с парнем дружила, Лёшкой Гринёвым, он на класс старше нас учился. Симпатичный. А одевался как! У него дядя — офицер, в Германии служил, присылал ему всякие дефициты. В Лёшу половина девчонок влюблена была, но он смотреть ни на кого не хотел, только с Леной дружил до самого выпускного, и после. Она его и с армии ждала… но он не вернулся, в Афгане погиб. А Лена от рака умерла, в тот же год. Поздно обнаружили, специалисты какие в поселковой больнице? Ей на последнем звонке плохо стало… И всё, из больницы в гробу привезли. Такое трагическое совпадение.

Несколько минут мы шли молча. Цикады трещали вокруг, и шумело море вдали. А я думал — никакое не совпадение. Нет совпадений. Есть лишь Время — безжалостный бог, играющий в свои непонятные нам, людям, игры.

— Ой, я не об этом тебе рассказать хотела! — разрушила тишину Ирина. — Компания у нас была хорошая, весёлая, но… — она покрутила рукой, стараясь подобрать слово, — шебутная. Нет, ничего плохого мы не делали. Шлялись по посёлку допоздна, курили исподтишка. Даже самогонку пили. У родителей воровали и пили. А ты же помнишь те времена — не то, что нынче. Тогда за подростками следили. Ко мне домой участковый несколько раз приходил, маму пугал: «Смотри, доиграется твоя Ирка до плохого!» Мама — в слёзы. А потом — за ремень! Тогда уж я в слёзы! Наревёмся вдвоём… Но ничего, не доигралась. И школу хорошо закончила, и в «пед» поступила.

— А отец что говорил?

— Я безотцовщина, а отчим никогда в моё воспитание не лез. Так что по заднице только от мамы доставалось. Но не помогало, всё равно гулять бегала… Ой, а самогон мы ситром разбавляли, представляешь? «Коктейль» делали. Ох, и дураки были! На утро голова болела, ужас!

Я замедлил шаг, наконец-то начиная внимательно вслушиваться в рассказ спутницы. Самогон — ситром? И подругу Леной звали? На мгновение язык ощутил кисло-сладкий вкус склянки.

— Постой, ты разве родом не из Ясиновского?

— Нет, — удивлённо посмотрела на меня Ирина, — почему ты так решил? В Ясиновский я после института попала, по распределению. Потом мы с Сашей в Штеровск переехали. А родом я из Красноармейки, посёлок небольшой, ты, наверное, и не слышал?

— Ты из Красноармейки?!

Я остановился. Помедлив, развернул Ирину так, чтобы свет от луны падал на лицо. Пытался отыскать забытые почти черты? Волосы такие же, тёмные. А нос? Глаза? Не помню!

— Слушай, а в той компании у тебя было прозвище? Чебурашка?

— Как ты догадался? А, понятно. — Ирина отвела назад волосы, хихикнула. — Я с детства лопоухая. Заметно, да?

— Нет, просто я… — «сидел вместе с вами на лавочке, курил, пил самогон». Не сказал. Генка Карташов там был, а не Андрей Семашко, — … дружил с одним мальчишкой, в секции вместе занимались. Так у него бабушка в Красноармейке жила, и он к ней на лето ездил. Там с вашей компанией и познакомился.

— Мальчик из города? — она наморщила лоб, старательно вспоминая. — Нет, я всех наших хорошо помню. Лена, Леша, Толик-толстый из нашего класса, Гиви, мы его Турком называли, хоть никакой он не турок, а грузин, Пашка-малой. А, ещё один был, я уже и забыла, как его звали, мы с ним недолго водились. Но городского у нас в компании не было.

— Ну, как же! Он сильно напился в тот вечер, когда с вами познакомился. И «Яву» с тобой курил, одну на двоих.

— «Яву»? На двоих? — Ирина даже кончик носа пальцем потёрла. — Нет, такое я бы запомнила. Наверное, твой друг с кем-то из поселковых ребят знаком был, тот ему о нашей компании рассказал, а остальное он насочинял.

«Но как же не было!» — хотелось мне закричать. Не может быть такого совпадения! Я же помню их всех, пусть не лица, только образы. Лену, Грина, которых, оказывается, давно нет в живых. И Чебурашку, которая есть, вот она, рядом. Вынырнула из прошлого нежданно-негаданно.

Не закричал. Мы смотрели друг на друга, и я понимал — в этой жизни наши детства не пересекались. Потому что этой жизни не существовало никогда и нигде, не могло её быть, — до того, как я прыгнул с Бараньего Лба за тонущей девочкой. Я собрал эту жизнь по крупинкам, по цветным стёклышкам. Вырвал у Времени, построил по собственному разумению, по моим законам. Не для себя построил — для Ксюши! Пусть в этой жизни у неё другие имя и фамилия, даже мама другая! Какая разница? Зато где-то там, в будущем, сильная, красивая девушка кормит меня борщом на кухне, крепко, по-мужски, сжимает ладонь и предупреждает: «Если у вас серьёзно, то ради бога! А иначе — мотай по-хорошему». Серьёзно, Ксюшенька, серьёзно. Ты даже не представляешь, насколько.

— Андрюша, что случилось? — Ирина смотрела теперь встревожено.

— Нет, ничего. А что такое?

— Ты плачешь.

— Разве?

Я потрогал пальцем щеку. Точно, плачу. Что-то слишком чувствительным становлюсь, не к добру. Слизнул сбежавшую на губу капельку.

— Ира, я хочу сказать…

Она ждала. А я вдруг увидел — как много-много лет назад — Чебурашка красивая! Как бывает красивой лишь первая, не юношеская даже, детская любовь. Да, я всегда уверен был, что моя единственная любовь — Светлана. Она давно вытеснила из памяти полузабытую-полупридуманную девчонку с оттопыренными ушками и вздёрнутым носиком. Девчонку, безнадёжно затерявшуюся во времени. И случайно воссозданную в этой моей неправильной, «незаконной» жизни.

А случайно ли? Нет ведь случайностей! Ошибался Радик, в самом главном ошибался. Пусть он умница, талант, пусть хоть сто раз гений, а самого главного не увидел. Время — не отдельные крупинки-мгновения, не связанные друг с другом. Ещё как связанные! Пусть связь эта — не причина и не следствие, не прошлое-будущее, а что-то иное, гораздо более тонкое, и уж точно, не с моими мозгами пытаться разбираться в ней. Да