Когда в июне замерзла Влтава - Алексей Котейко

разглядывал новорожденных дочек. — А с Эвкой правда всё в порядке?

— Правда, правда, — отозвался ещё один голос. Иренка, усталая, но довольная, вошла в гостиную. — Спит. Намучалась, но это ничего, силы вернутся.

Макс подошёл к тестю и передал ему внучек. Потом вернулся к виле и от души обнял её:

— Спасибо тебе огромное!

* * *

Вторник 28 июня 1588 года догорал в закате изумительной красоты. Очистившееся от туч небо было пронзительно-голубым и бездонным, мороз поутих, и уже два дня на Прагу не срывалось ни единой снежинки.

На Староместской площади помощники палача разбирали помост: здесь в понедельник утром казнили старшин цеха мясников. Официальный приговор признавал их виновными в убийствах, лжесвидетельствовании и заговоре против императора, но подчёркивал, что старшины действовали как частные лица, а не как представители своего цеха. Об исчезнувшем канонике, как и о чёрной магии, не было упомянуто ни полусловом, ни даже намёком. Осуждённым, чтобы не сболтнули лишнего, ещё в тюрьме отрезали языки.

Максим был дома. Он теперь проводил почти всё свободное время на Кампе, и в этот вечер тоже не намеревался уходить от жены и дочек раньше, чем потребуется его присутствие на вечернем построении. Эвка понемногу набиралась сил, она уже сама спускалась по лестнице вниз, и теперь вся семья проводила время в гостиной. Утром Кабурек, которому надоела постоянная суета вокруг двух имевшихся кресел («Садись ты! — Нет, ты садись! — Нет, ты!»), привёз на телеге ещё два кресла, тайком заказанные им с месяц тому назад у того же столяра. После обеда водяной ушёл на мельницу, а Резанов с женой, уложив двойняшек спать, остались коротать время у огня.

В дверь постучали. Макс не успел ещё подняться на стук, когда появившаяся с кухни Иренка открыла гостям, и в дом вошли Иржи с Хеленой. Резанов с удивлением наблюдал, как капрал помогает ведьме снять короткий тулупчик, по последней моде обшитый сверху синим сукном. Хеленка пристукнула каблуками, сбивая с сапожек налипший снег и, раскрасневшаяся, прошла в комнату. Расцеловав Эвку, девушка обняла Максима и уселась в одно из свободных кресел. Во второе тут же плюхнулся Шустал.

— Какими судьбами? — поинтересовался капрал-адъютант.

— Ты как будто не рад! — попеняла ему ведьма.

— Рад, конечно. Необычно просто видеть тебя среди белого дня, а уж вас вдвоём разом — тем более.

— Чистая случайность, — небрежно махнула рукой Хеленка. — Я тут заглянула на Подскали, а на обратном пути встретила пана Шустала. Оказалось, что он идёт к вам, вот и отправились вместе. Вам поклон от пани Бертольдовой, — продолжала девушка. — Велела передать, что Элишка поправляется.

— Слава Богу! — улыбнулась Эвка. Макс, прикусив губу, промолчал. Слова Хелены живо напомнили ему ночь рождения дочек и собственные сомнения.

Иренка вернулась из кухни с подносом, на котором исходили паром кружки с травяным отваром.

— Вам, пани Ирена, отдельный привет! — Хеленка осторожно взяла у вилы свою кружку.

— От кого? — непонимающе посмотрела та.

— От пана Ярослава.

Иренка зарумянилась.

— А что за… — начал было Резанов, но жена ткнула его локтем в бок и капрал-адъютант замолчал.

— Пани, — просительно позвал Иржи. Ведьма улыбнулась и кивнула:

— Да. Представляешь, Макс, какие чудеса! На Вышеграде минувшей ночью камни начали ходить.

— В каком это смысле? — приподнял брови парень.

— Ну, так говорят. Знаешь легенду об окаменевших пастушках?

— Знаю, — Макс вдруг очень заинтересовался содержимым своей кружки.

— Там чуть пониже угловой башни стояли два небольших валуна, в самом деле похожи на человеческие фигуры.

— Ага.

— А теперь их три.

— Не понял? — Максим растерянно посмотрел сперва на Хелену, потом на Шустала.

— Сам видел, — хриплым голосом подтвердил тот. — Утром в кордегардию явился курьер — комендант Вышеграда желал выяснить, что это мы такое в новолуние сотворили, что камни начали ходить. Пан командор сказал, раз наша с тобой затея, то и разбираться нам. Вот я и отправился посмотреть, что случилось. Их три, Макс.

В комнате повисла тишина. Затем Резанов пробормотал задумчиво, словно был не до конца уверен в собственных словах:

— Наверное, это тоже своего рода прощение.

Эвка в недоумении смотрела то на одного, то на другого:

— Что такое было на Вышеграде? — наконец спросила она.

— Я тебе как-нибудь потом расскажу, — пообещал Максим.

— Давай сейчас?

Глухой трескучий раскат прокатился где-то совсем близко, заставив собравшихся вздрогнуть. Мужчины вскочили на ноги.

— Похоже, пушка? — предположил Иржи.

— Мне тоже так показалось. Только с чего вдруг?

В ответ снова раздался треск, одновременно похожий на пушечный выстрел и глухой рокот грома. На этот раз звук не растаял вдали а, угасая, вдруг сменился второй волной, которая перекрыла замирающую предшественницу, и вслед за тем сама распалась на множество мелких потрескиваний. Послышались хлопки, словно вразнобой палили из мушкетов.

— Река! — сообразила Эвка.

Торопливо накинув тёплую одежду, они выскочили на улицу. Оскальзываясь на мостовой, пробежали до прохода между домами, свернули в него — и оказались на берегу реки. Здесь уже было полно пражан, многие выскочили из домов в чём были, но, кажется, вовсе не замечали холода. Толпа благоговейно безмолвствовала, зато раскинувшаяся впереди ледяная гладь реки покряхтывала и постанывала на разные голоса.

Едва Макс, Эвка, Иржи, Хеленка и Иренка присоединились к зрителям, как новый раскат с грохотом канонады прокатился от берега до берега, и застывшая масса вдруг потихоньку двинулась, поползла на север. На ледоломах Карлова моста мелькнул сперва один белый язык, потом второй. Поначалу льдины приподнимались на брёвнах совсем немного, и река, казалось, смещается вся целиком, но прошла минута, другая — и в снежно-ледовом поле наметилась тёмная паутина трещин. Общее белое поле распалось. Лёд двигался всё быстрее, куски его теснили друг друга, взбирались на ледоломы и падали с них,