Девять жизней - Квинтус Номен

многие об этом говорили – четырьмя ударами топорика она легко валила лиственницу толщиной сантиметров в пятнадцать…

Местные пока до такого уровня искусства дровосечества не дошли, но все де сосны валили неплохо – а когда они один дом полностью строить закончили (а я в доме и печь поставил), то я забрал десяток парней строить у меня дровяные сараи. Мне «эти» еще и ножовку одну подкинули, так что напилить и наколоть дровишек стало нетрудно – но хранить их под открытым небом, когда дожди идут через день, я счел делом не самым разумным. И в сентябре у меня уже и дров на зиму несколько кубометров было заготовлено, и запасы провианта, достаточные, чтобы мне за зиму с голоду не помереть, уже накопились. А вот у соседей пока что с запасами было не очень, но, надеюсь, луки и удочки им с голоду тоже помереть не дадут.

Примерно сотне человек не дадут: я увидел (сам увидел), как к соседям постоянно приходят новые товарищи. И новичков те сразу же к делу пристраивают: по крайней мере соседи меня послушали и начали активно запасать сушеные корни рогоза: я им сказал, что в сухом виде они на чердаке могут долго храниться, а чтобы их потом можно было съесть, их будет достаточно в котле сварить. И отдельно изготовил им еще семь котлов (сделал бы и больше, но у меня почему-то три четверти из них лопались при обжиге, причем чем ближе в зиме, тем большими были потери – и с котлостроением решил временно завязать).

И вечерами теперь сидел себе спокойно при свете телефонов, обдумывая, что я буду делать следующим летом. Сделать-то я теоретически мог довольно много, все же в прошлой жизни научился даже с первобытными технологиями всякое полезное производить. Но сначала нужно было научить местных делать железо… еще кирпичи обожженные, черепицу, стекло, луки хотя бы «длинные», но лучше все же «монгольские», и заняться сельским хозяйством. В окрестностях я, правда, ни репки дикой не нашел, ни ржи, но мятлик-то очень неплохо вокруг рос. А еще я обнаружил какое-то сугубо крестоцветное растение (скорее всего, что-то капустное, по крайней мере есть его было можно, хотя и немного противно). Но часто такие очень «прагматичные» размышления у меня прерывались воспоминаниями о прошлой жизни. Потому что «эти» сделали мне еще одну подлянку: в телефон (новенький, в том виде, в котором я с «этим» впервые попал) они поместили единственную фотографию, которую я сделал когда почти все мои телефоны окончательно сдохли. Я ее и сделал не «на память», о чтобы показать младшей, как она со стороны выглядит – и теперь часто делал и рассматривал ее спокойное лицо. Лицо женщины, которая умерла уже тридцать тысяч лет назад…

Не сказать, что я ее любил, скорее, она была просто хорошим моим другом. В те времена вроде даже понятия «любовь» не существовало – но мне все равно было жаль, что она теперь не со мной. По крайней мере она даже по-русски говорила лучше всех (наверное, все же от меня набралась), а с местными и поговорить толком было не о чем. Правда, они мне все же предложили «на зиму» выбрать себе женщину и даже привели ко мне на смотрины молоденьких девчонок штук десять, но у меня это предложение кроме тоски ничего в душе не вызвало. И я просто продолжал «думать на перспективу». И думал, пока не потерял где-то в доме фонарик с динамкой. Но я же фонарик пихал в карман переноски, может, и в других переносках такие фонарики лежат?

Фонарики в других карманах не лежали, но я там обнаружил такое, что еще неделю, а то и больше обзывал себя очень изощрено и разнообразно, сам удивляясь богатству собственного лексикона. А нашел я там вещь в общем-то обычную – ну, для тех обычную, кто котиков дома держит – но теперь котики могли спасти мир – и это уж точно шуткой не было…

Жизнь третья: Первая страда

Сентябрь выдался довольно теплым: буквально до последних дней месяца часам к двум температура уверенно переваливала за двадцать градусов, а ночами не опускалась ниже десяти. Что было очень приятно в плане увеличения запасов корма на зиму: грибы в лесу не заканчивались, причем больше стало именно белых и подосиновиков. А подосиновики как правило растут рядом с осиной – и вот как раз осины в лесу росло довольно много. Не везде, но в понижениях местности осины было действительно много, и деревья там успели вырасти очень большими. А осина – это не только ценный мех… не только осиновая кора, которая по запасам салицила не уступает чему-то там, но и очень интересная древесина. И по моей просьбе этой древесины мне соседи нарубили… достаточно. Достаточно для того, чтобы я из нее сложил рядом с домом небольшую баньку, причем – благодаря нескончаемому запасу телефонов с телефонными стеклами – в баньке и окошко появилось. Небольшое, с тетрадный листок, но все же окошко.

А внутри баньки я сложил печь-каменку, причем ее сложил уже с трубой. В смысле, сделал из камней и глины что-то вроде вытяжки над топкой. Камней… я набрал таких же розовых камней, на которых раньше начинал свое железное производство: они были довольно прочными и от жара вроде не трескались, так что печка получилась в целом неплохая. С единственным недостатком: воду там можно было греть только в единственном горшке емкостью литра в четыре – но это был недостаток моей гончарной промышленности, а не печки или баньки в целом. Зато для баньки я сделал что-то вроде ушата (из той же осины и сделал), так что помыться можно было уже по-человечески.

Правда, в силу ограниченности времени, сил и средств у баньки предбанника вообще не было, а в качестве такового можно было использовать «зимнюю галерею», которая из тамбура дома вела прямо в баньку: лично я вообще не собирался после парилки зимой по улице в дом возвращаться. И я в баньке и в переходе в нее даже пол сделал! Из осины и сделал, причем скорее паркетный, чем дощатый: тесать топором одну доску из цельного ствола мне было лень, так что я напилил осиновые бревнышки на куски в районе полуметра, чуть побольше – а затем