Воин-Врач VI - Олег Дмитриев

И мы спустились к столу, что накрыли прямо на площади, с видом на стенгазету.

За столом разговор и вправду получился и живее, и продуктивнее. А под конец и откровеннее. Поняв, что русы здесь на самом деле «проездом», местные чуть выдохнули и успокоились. Узнав новые правила игры, вполне несложные, пообещали их всячески соблюдать. Драть три шкуры, и даже одну, с них никто не собирался, а потерпеть без пиратства и грабежа, получив взамен кратный рост торговли, промышленности и сельского хозяйства, казалось не такой уж и сложной задачей. И спорить с новыми хозяевами этой земли, которых всячески поддерживали и с которыми соглашались короли Дании и Швеции, а с ними и ночной кошмар торговцев-мореходов, сам Крут Гривенич, никто не собирался. Будивоя вполне устроил предложенный пост, а Энгельгарда — статус доброго соседа. А под конец и вовсе интересно вышло.

— Говорят, крепости и за́мки на твоей земле диковинные стоят, крепкие на удар да удобные для житья. Не расскажешь ли? — с дальним прицелом спросил Всеслав.

И граф залился белобрысым красномордым соловушкой, увлечённо объясняя способы и приёмы каменного зодчества. Пусть и сбиваясь чаще обычного на родную лающую речь. Но в целом было более-менее понятно.

— Ловко, — с уважением похвалил Чародей, — у нас так не строят. А могли бы, да жаль, науку передать не́кому. Подумай, Энгель, посоветуйся. Вдруг решишь на юго-восток сплавать? Для начала в гости, осмотреться, а там — как пойдёт. На солёных морях воздух полезнее, земля там родит небывало много хлеба, рыбы полно́. А городов да портов-причалов, где мне очень пригодились бы строения, с твоими знаниями и умениями возведённые, на Руси столько, что за семь жизней не построить, — князь говорил спокойно и уверенно, глядя на карту. И даже гипнозом не пользуясь. Потому что, и это было совершенно понятно по графу, в том не было никакой необходимости. А когда Всеслав достал берестяной блокнот и карандашом набросал там контуры пирсов и складов, что уже были выстроены в Олешье, в устье Днепра, и предложил саксонцу прикинуть, какого типа зАмок лучше бы смотрелся в той местности и в том рельефе, стало совершенно ясно — клюнуло, причём хорошо так, уверенно.

— А правду говорят, что ты можешь мёртвых оживлять и безногих ходить заново учишь? — несмело спросил Энгельгард, что уже совершенно не возражал, когда князь называл его для краткости просто «Энгель».

Мы неторопливо шли вдоль крепостной стены, и он указывал, где и что следовало бы переделать, улучшить или усилить. Эскиз будущей цитадели в устье Русского моря при этом держа у груди, в подаренном блокноте, и время от времени поглядывая на чудесную штуку «карандаш», так удобную для черчения, которая не крошилась, как уголь, и не ставила кляксы, как перо. Остальные участники обеда, предсказуемо плавно перетёкшего в ужин, или разошлись по зАмку, или остались за столом, или перебрались на свои лодьи. Некоторым, как ни странно, на ровных кроватях, крепко стоявших на твёрдых каменных плитах, не спалось. То ли дело — на свежем воздухе, под плеск волны в борта, покачивание и мерный храп дружины? Ну, кому что, конечно.

— Оживлять мёртвых могут только Боги, сосед. Я своими глазами такого ни разу не видел, а чего не видел — того стараюсь на веру не принимать, — медленно ответил Всеслав, всматриваясь в собеседника. Того что-то крепко заботило, не сказать тяготило. Странно, вроде как всё самое важное уже решили. И что с собой их с Милонегой заберём на обратном пути, и что путешествие и проживание будет за наш счёт — ушлый граф, видимо, имел правильную, хоть и довольно раздражающую многих привычку проговаривать «на берегу» всё, до самой последней мелочи.

— А ходить? — в голосе его мне почудилась скрытая, потаённая надежда на чудо. «Внимательно, друже. Что-то важное будет сейчас!» — предупредил я Всеслава, хотя он и сам, вроде, почуял что-то подобное. Ну, или у меня подсмотрел.

— Мои люди умеют делать новые ноги. Протезы из дерева, кожи и железа. Бегать и плясать на них особенно не получится, но я близко знаком с парой безногих, которых теперь на взгляд никто от обычных людей не отличит, — ответил Всеслав. А я вспомнил, что у того же Шила, например, один из первых прототипов шарнирного сустава характерно пощёлкивал, и приходилось часто смазывать салом или дёгтем. На последующих моделях звук был уже почти не слышен. И дёгтем не воняло.

— Сынок у нас… У Милонеги… Да у нас, как родной он мне стал уж… В общем, ходит он плохо. Ножку подволакивает.

Было видно, что говорить о таком граф явно не планировал. Но и случай упустить не мог, всё из-за той же привычки идти до конца. И то, что рассказывать о таком ещё вчера незнакомому человеку с дурной славой, прибывшему чёрт знает откуда и уходившему чёрт знает куда, ему очень неловко, тоже чувствовалось.

— С рождения? Сколь зим ему? — «вылез» я с профильными вопросами вперёд Всеслава. Но тот не спорил.

— Ему четвёртый годик идёт. Когда бегать только начинал, упал, расшибся. Тогда мы как раз в город заходили. Шумно было, — глаза Энгельгарда говорили о том, что будь его и Божья воля — он многое бы отдал за то, чтобы дружины саксонцев в тот год либо вообще не появлялись в бухте Экерна, либо занимали города вагров менее безжалостно. Расшвыривая конями и копьями баб и детишек.

— Я не колдун и не Бог, Энгель. Но я умею лечить многие травмы и болезни. Лечить, живых. Не исцелять чудом, не отращивать отрубленные руки-ноги и не воскрешать покойников. Можешь показать, как именно он ходит?

Окинув округу заметно смущённым и взволнованным взором, граф сделал несколько шагов.

— Я пойду этим путём обратно, домой. Если Богам будет угодно, чтоб я сладил задуманное и вернулся живым. Мы сговорились о том, что ты и Милонега пойдёте с нами на Русь. Мальчонка-то наверняка один тут не останется. А там, дома, посмотрим, что можно сделать. По тому, что ты показал, судить трудно, а ждать, пока за ним пошлют да доставят, мне не с руки совсем. Каждый день задержки множит возможность того, что Вильгельм прознает о нас и начнёт готовиться. Тогда мы обратно вернёмся очень вряд ли, — и Чародей задумчиво замолчал. Молчал и Энгельгард, чуя, что встревать с вопросами рано. Рус сказал не всё. И не сказал главного.

— Я не буду врать