Сухой закон 4 (СИ) - Дорохов Михаил Ильич

— Да, это она.

— Сдаётся мне, что вы были в том штурме Аунего. Резервация. Индейцы. Ваша газета. И сейчас мы тоже едем в Оклахому, потому что вам надо встретиться с индейцами. Это же не совпадение?

— Всё так, — кивнул я, пристально наблюдая за девушкой.

Она нахмурилась и решительно произнесла:

— С этим нужно что-то делать. Нельзя отдавать девочку в сиротский дом. Какие у вас есть мысли?

Глаза Блум грозно сверкали, словно она готова была прямо сейчас пойти и разнести «вражескую» редакцию в клочья.

Вот такой она мне нравилась ещё больше!

* * *

Тем же вечером. Нью-Йорк.

Дождь со снегом шёл весь вечер. Ещё вчера сугробы в Нью-Йорке таяли с такой скоростью, что по улицам невозможно было пройти. Канализация в некоторых районах просто не справлялась с такими потоками воды. А сегодня всё испортилось окончательно. Одинокие прохожие пытались спрятаться под зонтами, которые из их рук рвал ветер, приходящий с Гудзона.

Фил Граймс спрятал лицо в пальто так, что он доставал до носа. Озябшие пальцы держали воротник, уже пропитавшийся влагой. Бывший шериф Аунего, наконец, достиг спасительного тепла и зашёл в вестибюль отеля «Сэведж». Взял у портье ключи и поднялся на двенадцатый этаж.

В коридоре он прошёл мимо настоящего гиганта, что шёл в обнимку с чересчур ярко накрашенной дамочкой. Громила слегка приподнял рукой шляпу, демонстрируя хорошие манеры, и прошёл мимо. Фил лишь кивнул в ответ. Ему сейчас не до соблюдения этикета. Он отворил дверь и ввалился внутрь номера. Провернул замок и наконец-то сбросил с себя мокрое пальто.

Беглец прошёл по ковру прямо в грязной обуви и налил себе виски. Подошёл к окну и посмотрел на открывающийся из него вид. Свинцовое небо в тучах завораживало.

Шериф отнюдь не был тем образцом благочестия, которое Пророк воспитывал у своей паствы. Приехав в Аунего, он быстро понял, что его невзгоды в родной Миннесоте остались позади. Общительный, но болезненный мальчик, постоянно подвергаемый нападкам со стороны сверстников и ребят постарше, Фил ещё с детства быстро научился приспосабливаться и врать. Да так, что ему можно было идти в театр. Настолько убедительно он «играл» даже перед родным отцом. Тот колотил его по любому поводу. Особенно когда выпивал.

Граймс свалил из дома при первой же возможности. Заматерел на разных работах, он перестал быть похожим на того забитого паренька. Но характер уже было не исправить. Он нигде не уживался с коллегами. И в конце-концов переехал в штат Нью-Йорк и осел в Аунего.

Вот здесь он быстро смекнул, что если включиться в эти сектантские игрища, то его ждёт успех. И действительно. Много лет он был фигурой номер один в поселении после Пророка и сенатора Хотфилда. Он следил за порядком. Так как хотел. Судил. Так как хотел. Распоряжался людьми общины. Так как хотел. Единственным условием стало то, что всё, что он делал, должно было идти в русле учения Пророка.

Иногда Граймсу казалось, что лидер сектантов его раскусил. Возможно, так оно и было. Но при этом проповедник благоволил шерифу. А Фил платил ему преданностью и не чурался любых самых щепетильных дел.

Граймс приносил вести о том, что пара индейцев показалась на плато выше по течению реки. А Пророк говорил, что грязным иноверцам мохокам в их землях не место. Граймс понимал намёк без каких-либо лишних объяснений. И оба индейца оказывались мёртвыми. Упали со скалы, что тут поделать…

Идея «Ковчега» его не ужаснула. Он ненавидел в принципе всех… Сенатора Хотфилда, за то, что тот был богат. Жителей, за их глупость, или за то, что у кого-то из них на первый взгляд нормальная крепкая семья. Ненавидел Манфилков. Просто потому, что чувствовал в них конкурентов. Пророка он постепенно зауважал. Как раз за «Ковчег». Граймсу было такое не провернуть. Он завидовал той власти, которая была у проповедника-сектанта.

Для себя он решил, что сбежит ровно тогда, когда жители пойдут на импровизированное аутодафе.

Так и случилось. Он скрылся при первой же возможности, когда начался бой. И двинулся туда, где его вряд ли станут искать. Сначала переночевал в ночлежке в Гленс-Фоллсе. До этого он, как шериф, периодически бывал в этом городке. И в общине знали об этом. Но были не в курсе остального…

Никто не знал, что Граймс в эти дни на самом деле мотался в Нью-Йорк, чтобы приехать в «Сэведж», взять девочку лёгкого поведения, бутылку виски и оторваться. А затем как ни в чём не бывало вернуться в Аунего и снова играть свою роль «благочестивого» шерифа.

Все накопленные сбережения он прихватил с собою и теперь проматывал часть из них, обдумывая, как быть дальше. «Сэведж» слыл местом для любовных утех. Здесь за небольшую взятку не спрашивали документов. И администратор уже помнил Граймса с прошлых визитов. Он с понимающей улыбочкой заселил его несколько дней назад в номер, не потребовав никаких бумаг. Поэтому можно не бояться, что полиция выйдет на его след. А его точно ищут! В этом бывший шериф не сомневался.

В дверь послышался стук. Фил вздрогнул, но тут же постарался себя успокоить. Нельзя постоянно дёргаться от каждого звука. Он поставил стакан с виски на журнальный столик, достал из кобуры револьвер и подошёл к двери:

— Кто там?

— Мистер! Мне нужна помощь! Я не понимаю, как доехать по такой погоде в Грин-Хаус. Вы местный? — раздался приглушённый женский голос.

— Я занят.

— Вы не поможете даме? Вам не стыдно?

Граймс вскипел. Женщин он рассматривал только как средство утоления своих поистине животных инстинктов.

— Проваливайте! — злобно ответил он, недовольный, что его отвлекли от выпивки и размышлений о дальнейших бегах.

— Что-о? — в голосе постоялицы отеля послышалось возмущение, — Как вы со мной говорите? Я пожалуюсь на вас в полицию!

В полицию? За что? За такую ерунду? Бывший шериф Аунего изумился, но тут же спохватился. Копам сюда нельзя. Категорически.

— Погодите! Я просто не расслышал. И выпил немного. Сейчас-сейчас!

Граймс завёл револьвер за спину и провернул замок.

В этот же миг дверь распахнулась от страшного удара. Фил уже давно не был хилым юнцом. Но даже он просто отлетел в сторону и упал на пол. Такова была мощь неожиданного удара с той стороны. Граймс хотел было поднять револьвер, но в номер ворвался… Не человек, а какой-то натуральный медведь. Незнакомец со всей дури пнул руку шерифа, и револьвер отлетел в сторону. А затем нанёс страшнейший удар пудовым кулаком в область солнечного сплетения.

Словно молотом по наковальне.

У Фила вылезли из орбит глаза. Он лишь успел рассмотреть, что незванным гостем оказался громила, которого он видел в коридоре.

Тот обернулся к ночной бабочке, что стояла в дверях. Бросил ей «котлету» из долларов. Девица сноровисто её поймала и тут же опустила в сумочку. Незнакомец на ломаном английском обратился к спутнице:

— Иди. Скажешь кому — будет плохо. Тебе будет… Понятно?

Девица молча кивнула и испарилась, прежде чем здоровяк закрыл перед её носом дверь. Он обернулся к Граймсу и шериф увидел, что в серых тусклых глазах убийцы нет никаких эмоций.

Фил попытался перекатиться и схватить револьвер, лежащий на ковре, но ему на руку наступил грязный ботинок гигантского размера. Ботинок с нажимом прокрутился, и руку Граймса пронзила острая боль. Шериф завыл.

Нога истязателя ушла в замах, а затем ударила под рёбра. Они хрустнули. Воздух полностью вышел из лёгких Фила, и он начал открывать рот как рыба. Кричать он больше не мог.

— Ну что, добегался? — спокойно произнёс Лесной, склонившись над душегубом из Аунего.

Николай деловито охлопал одежду Граймса на предмет спрятанного оружия. Нашёл нож, который в его руке смотрелся как зубочистка. Хмыкнул и отбросил в сторону. А затем заговорил по-русски:

— Вот и кончилась твоя песня. Сколько же ты душ на тот свет отправил? Вот честно, даже рука не дрожит с тобой разбираться…

Фил узнал этот язык. На нём говорили приезжие из Нью-Йорка в Аунего. Внутри него всё похолодело. Нашли! Тот странный парень, Алекс Соколов, всё же нашёл его и послал этого страшного человека.