Цена жизни #1 - Андрей Стоев

протекать аудиенция с императором, и всё именно так и вышло. Там присутствовал эрцканцлер граф цу Ройтен, который крайне недоброжелательным тоном сообщил мне, что война с язычниками угодна Господу, и чего, мол, другого могут ожидать враги Христа? Император со смехом сгладил выступление эрцгерцога, заявив, что стремится к миру, а концентрация войск у наших границ — это всего лишь зимние квартиры, при этом его заявление мною чувствовалось как откровенная ложь. Император не мог не знать, что я эту ложь почувствую, но никак не попытался её замаскировать. И ещё один момент: большая часть этих войск прибывает в моё баронство. Управляющий раскидал офицеров по деревням, а рядовым выделил поле для лагеря, но нужно быть крайне наивным, чтобы поверить, что я стану держать от тебя в секрете информацию о размещении и количестве войск.

— И какие выводы ты из всего этого сделал? — заинтересованно спросил князь.

— Император дурит всех, княже, — уверенно ответил я. — Вот вообще всех до единого. Воевать он собрался, скорее всего, с муслимами. Их он дурит, подсовывая им доказательства, что на самом деле хочет воевать с нами. А с нами события могут развиваться в двух вариантах, и оба варианта его полностью устраивают. Здесь надо заметить, что у наших границ собраны исключительно войска его политических противников, причём из непримиримых. Так вот, в первом варианте их как-то провоцируют, чтобы они на нас напали, для этого император нас и предупреждает, чтобы мы были к этому готовы. Мы разгромим войска его врагов, а он объявит их изменниками, которые напали на соседнюю страну без приказа, подставив таким образом империю. В качестве компенсации ущерба он снимет для нас торговые барьеры — в империи многие хотят наладить торговлю, но церковь этому препятствует, а здесь император будет как бы вынужден это сделать. Виновных в этом он церкви предъявит, и спросит с этих виновных безо всякой жалости.

— Любопытный ход мысли, — признал князь. — Но выглядит и в самом деле логично. А что за второй вариант?

— Второй вариант — это если мы и в самом деле наносим предупредительный удар по Ливонии, и этот вариант устроит императора даже больше. Я заехал в Киев поговорить с гражданкой Лановой, и она действительно вспомнила, что посланец императора исподволь интересовался, будут ли другие княжества воевать, если одно из них окажется агрессором. И ведь империя сумеет представить нас агрессорами — концентрация войск, конечно, говорит против них, но они скажут, что если бы хотели напасть, то не размещали бы войска именно в баронстве Раппин. Всем же известно о связях баронства с княжеством. В общем, император сумеет выставить себя невинной жертвой.

— Пожалуй, что и сумеет, — согласился князь подумав. — И другие княжества за нас в таком случае не встанут, скорее наоборот, попытаются как следует урвать что-нибудь за заступничество.

— Теперь посчитаем плюсы для императора в этом варианте, княже. Во-первых, мы разгромим его врагов, а остатки он объявит трусами, из-за которых язычники захватили христианские земли. Во-вторых, за освобождение Ливонии он что-то получит с попов, а, скорее всего, попробует как-то подгрести её под себя. Формально Ливония — это имперская земля, но на самом деле она принадлежит церкви. Для меня, как барона, для моего сюзерена фон Херварта, для архиепископа Рижского и так далее, слово императора ничего не значит. Он для нас лишь чуть больше, чем никто, и вряд ли Дитриха такая ситуация радует. А здесь будет просто замечательный случай эту ситуацию немного исправить, так что церковь он здесь тоже дурит — вот почему кардинал от этой идеи так всполошился. Ну а от нас он в результате потребует продажи новых бронеходов, поэтому и интересовался их ценой. Они ему очень пригодятся с муслимами. И с торговыми барьерами он тоже разберётся, только в этом варианте представит это так, будто это он от нас такое послабление вырвал.

— Новые бронеходы мы ему в любом случае не сможем продать — где гарантия, что он не использует их против нас? — возразил князь, заметно помрачнев.

— Почему же не сможем? — пожал плечами я. — Под гарантии церкви и наших Высших вполне сможем. И кстати, оба этих варианта объясняют, почему императора обрадовали наши новые бронеходы. Он таким образом окончательно уверился, что мы сможем легко разгромить его войска, а то вдруг они бы успешно сражались и захватили, например, Псков. Как-то неудобно бы вышло, и совсем не по сюжету.

— Не скажу, что ты нарисовал очень уж радостную картину, — вздохнул князь, — но выглядит она и в самом деле убедительно, и все неясности хорошо объясняет. Однако шустрый юноша этот Дитрих Второй — похоже, пошустрее своего папаши.

— Папаша там тоже недалеко, — заметил я. — Он же у Дитриха советником, так что, возможно, что он тоже немного поучаствовал. Он, правда, почти всё это время у нас лечился, но кто его знает.

— Ну а ты что посоветуешь, Кеннер?

— На Ливонию нападать нельзя ни в коем случае, для нас это наихудший вариант. Можно попробовать немного улучшить отношения с церковью, если представить дело так, что я уговорил тебя не нападать, хотя вряд ли они на это особо купятся. А вот насчёт первого варианта — можно попробовать убедить тех дворян, кто сейчас в Ливонии, что это ловушка, и им нельзя ничего делать без прямого приказа императора — которого, разумеется, не будет. Хотя, если посмотреть с другой стороны, убрать торговые барьеры и для нас выгодно, вопрос только в том, стоит ли ради этого плясать под дудочку императора. Но это уже не мне решать — стоит повоевать или попробовать свести к мирному решению.

— Вопрос сложный, — задумался князь. — В принципе, можно и повоевать, но пусть бы Дитрих за это ещё что-нибудь предложил. Ладно, это и в самом деле не твоя забота. Я тобой доволен, Кеннер. По-хорошему надо бы тебя главой Посольского приказа назначить, но все послы — дворяне, немолодые в основном, они там сразу взовьются, если над ними юнца поставить. Ладно, не буду тебя больше задерживать, иди.

Глава 21

Марен толкнул тугую дверь и не очень уверенно шагнул через порог. В нос сразу ударил запах сильно ношеной сохнущей одежды, а по ушам — гул разговоров. При звуке хлопнувшей двери гул стал чуть тише, на Марене скрестилось множество взглядов, но