Николай Берг - Лёха

— Ладно, ты как? — серьезно спросил Лёха.

— Спасибо, хреново.

— Здорово он тебя приложил.

— Ладно, не суть. Он тяжелее, моложе и у него обе руки рабочих. Мы их одолели? — тревожно спросил артиллерист.

— А ты как думаешь? — усмехнулся Лёха.

— Да иди ты к черту, думать я пока не могу совсем. Тошнит меня, вот что я думаю — огрызнулся нокаутированный.

— Помочь встать?

— Да канешна ж, будь ласкив! — ядовито отозвался из лежачего положения Середа.

Подхватив ослабевшего товарища под мышки, Лёха потащил его в лес, отметив при этом, что бурят опять на дорогу вылез и собирает что-то, следы заметает, наверное.

— Приходи, давай в себя, мы пока без твоих услуг обойдемся — сказал менеджер, критически поглядывая на бурята, который хотя и не так раскачивался, как раньше, но явно был нетверд в ногах. Впрочем, самого Жанаева больше волновал распухший красный нос и то, что из разбитого органа обоняния довольно густо капала кровища, запачкавшая ему гимнастерку на груди.

— Он, шкода шерстяная, мне под ложечку дал, неспортивно — бурчал Середа.

— Тут рефери нету — открыл ему глаза на суровую действительность Лёха, старательно расстегивавший на покойнике китель. На лицо мертвеца старался не смотреть, страшная харя была у плешивого удавленника, с выпученными глазами, синим языком, вывалившимся изо рта и цвета самого неестественного. Но это пустяки, главное, что мундир даже в пыли не запачкался сильно и чем дальше, тем больше нравился он Лёхе. И материал добротный, и видно, что этот сукин сын — точно офицер, потому как над нагрудным карманом красовалась орденская планка не меньше чем с четырьмя разными ленточками, слева крайней была морковная с двумя белыми полосками, а справа — черно-бело-красная с маленькими перекрещенными мечами, вместо погонов был серебряный витой шнур и странного вида петлицы тоже блестели серебром. Еще свастик на покойном было несколько штук — под орденской планкой торчал, словно бычий глаз, круглый значок, на галстуке — такой же, но поменьше, да еще и повязка на рукаве. Мундир тяжело оттянул руки — сбоку слева на спецальном крепеже висел кинжал в ножнах — похожий на тот, что сейчас лежал в траве рядом с покойником, поблескивал мокрым красным лезвием, только куда более роскошный, украшенный богато и щедро.

— Ну вот. Как ты и хотел — офицер — с удовлетворением отметил Лёха, кидая снятый китель артиллеристу.

— Сбылась мечта идиота! Ты поосторожнее, чуть мне коленку этим ножиком не отбил — ответил Середа, тем не менее, радостно ухмыляясь. Теперь он уже не был таким зеленовато-бледным, порозовел, оживал прямо на глазах.

— Сейчас погодь, еще сапожки с портами — и рубашку с галстуком, будешь красавцем писаным — хихикнул менеджер, довольно ловко раздевая труп.

— Главно, джеб-то вскользь прошел, а вот хук я пропустил — продолжил артиллерист, с одобрением щупая добротную ткань.

— А белье снимать? — брезгливо поморщился менеджер.

— Снимай, надо соблюдать стиль местных жителей — задумчиво проговорил Середа, любуясь выдернутым из ножен кинжалом. Точно, прямо такой же, как и найденный раньше в тягачике, но сразу видно — роскошнее украшен. Даже клинок блестючее. На мгновение Лёха даже позавидовал и захотел махнуться не глядя. Потом сдержал свои желания — больно уж артиллерист радовался новой игрушке и понятно было — что не будет меняться ни за что.

— Работа облагораживает — выспренным тоном сказал Середа.

— Ты это кончай, еще язвить он тут будет — обиделся Лёха. Умом он понимал, что в общем, Середа имеет право посидеть отдохнуть после драки и полученных плюх, но глумиться-то зачем? Как — никак его ололораш бой решил и дал возможность Лёхе вступить не в первых рядах, но все-таки.

— Это я девиз на кинжале прочел. Готический шрифт, правда, но я его читать тоже могу — Арбайт адельт, вот тут что. «Arbeit adelt». Непонятно, при чем тут работа? Они ж солдаты же? В форме, с оружием. Я сейчас, еще чуточку посижу — и буду в полном порядке — немного виноватым голосом заявил Середа.

— Время мало нам — шмыгая носом, сказал подошедший Жанаев.

— Эт точно — согласился Середа.

— Белье снимешь с этого? — спросил Лёха. Бурят слегка усмехнулся и кивнул. Понял, что не вполне еще боец этот потомок, брезгливый еще. Мундир вишь снимает, не морщится. А бельишко — не хочет. Сам Жанаев к этому относился спокойно, не та беда. В драке этой, правда хорошо потомок действовал и ножом удачно пырнул, вовремя и в нужное место, аккурат под ремень. Попал бы в ремень — не пробил бы, а он, видать, знает, куда бить. Вслед Лёхе бурят посмотрел не без уважения.

Боксер таращился в небо остекленелыми карими глазами. Лёха почему-то думал, что арийцы все как один должны быть светловолосыми и голубоглазыми, а этот дохлый спортсмен был смуглый брюнет, прямо цыган какой-то. Вот у этого мундирчик был похуже качеством, без цацок блестящих, петлицы голые, просто черные тряпочки нашиты, но повязка тоже есть и как у офицера — тканый треугольный щиток над повязкой. При всей простоте — и у этого кинжал на боку, такой точно брат-близнец Лёхиного.

Вскоре подошел и Жанаев, помог. Оттащили голые трупы чуточку подальше, свалили в яму с водой и накидали сверху папоротника. На пару дней вполне хватит, а там они уже будут далеко. На багажниках велосипедов еще висели какие-то сумки из дерматина, но осматривать их времени не было. Время и впрямь поджимало. До приметной березы идти было недолго, а вот до деревни надо еще добираться.

— Ну, ты как? — с тревогой спросил менеджер артиллериста.

— Бывало и гаже, но реже — усмехнулся тот.

— Тогда давай переодеваться — поежился от будущей перспективы Лёха.

— Погодь минутку — откликнулся Середа, вытаскивая из карманов трофейной униформы бумажники, какие-то бумажки и прочие мелочи.

— Да чего копаться-то?

— Надо же понять, кто это был. Главное в театральной постановке — это грамотная режиссура! Если мы с тобой играем роли — как говорил Станиславский — главное понять сверхзадачу. Если б нам не поверил великий Станиславский — меня бы это не пудрило вовсе, хай ему грец, этому режиссеру, але вот если нам эти оружные громадяне не поверят — вот это будет тускло. И закидают нас не тухлыми помидорами, а куда более весомыми вещугами — нес какую-то околесину артиллерист, успевая при этом внимательно разглядывать все, что доставал из бумажников, передистывая какие-то тощие серые книжки в ладонь величиной.

— Ты что за пургу несешь? — удивился Лёха.

— Так меня учили в драмкружке — рассеянно заметил Середа.

— И бокс и театр?

— А то ж! Драмкружок, кружок по фото, а мне еще и петь охота — невесело оскалился вроде как в улыбке артиллерист.

— Короче давай, вечер скоро, темно станет — присоединился нетерпеливо и Жанаев.

— Поспешишь — людей насмешишь — отрезал знаток немецкого языка. Мысленно Лёха плюнул, но внешне остался спокоен. Спорить с человеком, умеющим боксировать, да еще и по голове получившему только что было неосторожно. Натянул на себя уже привычный мундирчик, от души надеясь, что вшей не осталось, штаны примерил, сапоги тесноватые. Подпоясался тяжелым от патронташей и штык-ножа ремнем и почувствовал себя вполне упакованным. Прошелся — неудобно, но, в общем, терпимо.

Середа тем временем закончил чтение и стал догонять Лёху, довольно споро превращаясь из красноармейца в странноватого типа. Выглядел впрочем, он достаточно прилично и сразу стал каким-то чужим. Бурят, иронично поклонясь, вручил не менее странную шапку — кепи. Словно взяли обычную мужскую шляпу с вдавлинкой, поля пришили к тулье, а спереди оставили вырез над козырьком и там, на полоске коричневой ткани красовалась нелепая кокарда в виде перевернутого треугольного щитка, опять же со свастикой.

— Ах, дивчачья радость, кавалер авантажный и пышный! — не без гордости заявил Середа, оглядывая себя в зеркальце, обнаруженное в кармане у плешивого щеголя.

— Пошли? — нетерпеливо спросил Лёха.

— Погоди малость. Мы тут замогилили двух чинов из национал-социалистического рабочего фронта. Что это такое — не знаю, но у того связиста, чей мундир на тебе, была солдатская книжка в виде паспорта, он из вермахта, вооруженные силы, значит, а у этих похожие, только написано рабочая книжка. Зато звания солидные — тот, которого ты зарезал (Лёха слегка поморщился), звание было — труппфюрер, а эти амуницию носил аж арбайтсфюрер.

— И нафига нам все это знать? — удивился менеджер.

— Мы будем играть роли. Роль должна быть внутренне непротиворечива. О, целокупна! Это тебе не театральные критики будут, а местный пейзане, а у них на фальшь нюх ого-го какой. Потому мы сами, для себя, понять должны — кто чего и куда. Сыграем плохо — сыграем в ящик. Понимэ?

— Ну и что с того, что эти трупофюреры — работяги, а не военщина. Ну, стройбат, что с того? — категорически не врубался в тему Лёха. В его понимании игра могла быть компьютерной, а игра актеров, да кому она нужна, главное спецэффекты компьютерные и в кино тоже. А в театр Лёха не ходил, разве что видел иногда в новостях про очередной скандал, когда косная публика не понимала прогрессивных режиссеров и начинала ругаться, что в спектакле Дюймовочка все ходят голые, пьяные и курят гашиш, а на постановке Онегина почему-то главная любовь идет между Онегиным и Ленским, а убивают они как раз топором на дуэли Татьяну, потому что она гомофобка. На все эти театральные бредни Лёха плевать хотел.