Шарлатан IV (СИ) - Номен Квинтус

— Что придумал?

— Ну, дублеры Ворсменского завода по стране расставить, чтобы на местах им проще посмотреть было. Нам-то всяко заводов, сколько стране нужно, не осилить, а так, глядишь, новые и без нас поставят. В Белоруссии, в Могилеве, уже вроде налаживают производство нужных станков для изготовления турбин, в Гомеле генераторное производство расширяют… Николай Александрович, правда, хочет из меня вытащить оборудование для еще одного такого завода, вроде в Корее решили серьезно заняться малой генерацией. Но вот как там насчет автоматики… Ладно, ты все же с Игорем Ивановичем поговори: белорусы-то после твоей конференции, на которой ты про нашу малую генерацию рассказывал, подхватились, а когда мы все образцовые заводы запустим, и в других местах, надеюсь, задумаются. Но без денег-то как заводы пустить?

— А для ГАЭС деньги ведь тоже нужны…

— Нужны, но всяко меньше, чем ты насчитал. Я же тебе говорила: перезаложился ты сильно в расходах, мы только расплачиваясь стройками жилья на Варежской миллионов тридцать сэкономим. А вот по генераторному заводу картина выглядит, конечно, печальнее, там много станков и оборудования германского закупить нужно будет. Но если ты все же с Игорем Ивановичем договоришься… Осины у нас много, клены тоже растут обильно, а дешевых гитар покупать будут много больше, чем дорогих. Наш радиозавод и комбинированные усилители для них недорогие готов производить… да, я с дзержинцами договорилась, тебе они сверх всяких планов дадут в марте тонн пять винилита, причем цвета ты уже сам заказывай какие нужны. Они мне говорили, какие выбирать можно, но я не запомнила, так что сам с ними договаривайся…

Винилит — это было очень кстати. Раньше из отходов пластиночного производства у меня на гитарной фабрике наладились делать корпуса для качественных наушников с очень оригинальным (и очень широкополосным, а так же очень дорогим) динамиком, причем их сразу делали с «расширенным» (то есть стереофоническим) «телеграфным разъемом», на котором делали не два контакта, а три — и эти наушники влет расходились по сотне рублей (при себестоимости производства меньше пятидесяти). Но отходов на пластиночных заводах было все же маловато, а теперь вроде выходило, что производство наушников можно будет серьезно так увеличить. Причем даже кучу денег в это производство не вкладывая: несколько мелких сельских мастерских уже имели машинки для изготовления разных деталюшек из термопластика, так что корпуса наушников нетрудно и в деревнях брать. Да и вообще выпуск их в деревенские мастерские передать, так что вроде дополнительных источник денег прорисовывался. Причем источник даже иностранных денежек: Зинаида Михайловна мне поставки «сверхпланового» винилита потому и организовала, что эти наушники в Германии народ тоже с огромным удовольствием покупал, причем немцы чаще брали те, которые подороже (у которых на проводе стояли и регулятор громкости, и два регулятора тембра — у нас такие, подорожав в производстве на три с мелочью рубля, в магазины шли уже по двести сорок). Еще в таких же корпусах мы подготовили производство наушников уже совсем недорогих, с обычными (то есть без неодимовых магнитов) динамиками, но их пока просто не делали, так как пластмассы для производства не хватало — а теперь появлялся шанс и таким товаром магазины заполнить. Причем не только наши или германские: американская торговая сеть «S. S. Kresge Company» уже предложила контракт на поставку им ста тысяч таких «простых» наушников по пять долларов за штуку (правда, при условии, что на наушниках будет нарисована их фирменная эмблема). А это — всего-то тринадцать тонн пластмассы, причем чистая прибыль тут получалась по доллару и почти сорок центов с каждого изделия. Да я за такие деньги сам эмблемы на наушниках руками рисовать сяду!

А я, что-то про эту американскую компанию вспомнив, начал усиленно вспоминать всякое о том, что у меня в старости лежало в комнате или на кухне. Компания-то была не самая простая, она вообще-то третьей по объему розничных продаж в США была — и торговала очень успешно всяким недорогим товаром. Почти любым — одежной, обувью, радиотоварами, посудой и вообще всем, что у людей дома водится. Но только дешевым, а потому большей частью товаром импортным. Ну а так как в СССР зарплаты (исчисляемые в рублях) были самую малость выше американской (правда, исчисляемую уже в долларах), а циферки на ценниках в советских магазинах на большинство товаров были ниже, чем в американских, то если с этими буржуями договориться о поставках, можно на выручку очень много всякого разного для нашей промышленности приобрести. Конечно, янки нам что угодно продавать все же не станут, но во-первых, их доллары и в других странах с удовольствием принимали, а во-вторых, лично мне для турбинного и генераторного заводы ничего «запретного» от капиталистов и не требовалось. Так, промышленный ширпотреб большей частью, да и то исключительно чтобы долго собственного производства таких же станков не ждать. Потому, что из отведенных мне двух лет почти полгода уже прошли, а то, что срок этот я сам себе отвел, ситуацию не меняло…

А меняло ситуацию кое-что другое. В преддверии восьмого марта в воскресенье шестого у нас во Дворце культуры «выдающиеся музыканты» со всей области давали праздничный концерт, и к нам Маринка с мужем и детьми его послушать прилетели. А после концерта (он в полдень начинался) она с семьей к нам в гости зашла, еще соседка снизу поднялась. Мы пообедали, обсудили прослушанную музыку, затем женщины какие-то свои дела обсуждать вышли, мы с Никитой (так звали Маринкиного мужа) разговаривали о том, как расширялся Пижменский завод. Расширялся он ни шатко, ни валко, так как зимой строить новые цеха и жилье рабочим просто никто не взялся, работы испытателям (их всего двое пока на заводе работало) тоже особой не было: испытание двух самолетов в неделю Никита вообще работой не считал. А еще он переживал, что ему просто не разрешают пройти переобучение на самолеты вроде «Сокола» или «Буревестника» и даже близко к ним не подпускают. То есть если бы они в Пижме появились, то наверное подпустили бы — и я, позвонив на наш аэродром, договорился с летчиками, что они ему машины покажут и даже полетают с ним в правом кресле, за штурвал подержаться разрешат. Никиту идея вдохновила и он тут же на аэродром и убежал, ну а я решил, что женщин лучше все же не бросать одних без мужской компании. Однако в наличии очень большой квартиры есть и недостатки: я даже сразу не понял, куда они общаться-то уединились. Дети с увлечением уставились в телевизор — а я некоторое время бродил по квартире: не сообразил, где нужно женщин искать. То есть сразу не сообразил, а подходя уже к кухне, услышал, как Лида жалуется Маринке:

— Ну вот, а я то рассчитывала сразу после техникума в институт поступать…

— И поступай. Как я поступай, на заочный, а через год переведешься на дневной.

— Ага. Только я не представляю, как я Вовке скажу: он же, хоть и большой вроде, а ведет себя как ребенок. Ему уже двадцать два, а он значки собирает! Причем буквально как ребенок: вывесил их на какой-то маленький пиджак, в шкаф поставил витрину стеклянную и в него пиджак этот повесил. И никого в шкаф поглядеть не пускает…

— Это его пиждак, — ответила жене Маринка.

— Он же очень маленький!

— Ну да, его Вовке Настюха сшила на выпускной в школе.

— А… она и сейчас ему одёжу тоже шьет, как будто он сам в магазине себе ее купить не может.

— Она ему в благодарность за то, что он для нее сделал, это делает. Ну и потому что считает, что на Вовку в магазине ничего приличного не купить.

— Это точно, — хмыкнула Ю Ю, — с его-то плечами подходящий по ширине пиджак будет полами по полу шаркать. А на пиджаке, Лида, у него не значки, это его награды. Честно и лично им заслуженные награды.

— Смеешься? Там же и медаль «Заслуженного шахтера», и железнодорожника, и «Знатного строителя», и даже «Заслуженного животновода»!

— Ну да, семнадцать отраслевых медалей, три «Знака почета», пять орденов Шарлатана, три Трудового Красного Знамени, три ордена Ленина, две звезды Героя Социалистического труда… я все не помню. Ах да, две золотых медали ВДНХ и две — лауреата Сталинской премии.