Французские гастроли (СИ) - Ковригин Алексей

— Гер Вонтобель, если бы я не был уверен в успехе, я бы Вам не позвонил! Меня больше всего интересует сможете ли вы вывести с моего депозита восемьдесят две тысячи швейцарских франков и перевести их на мой счёт в «SG» в качестве мецената с целью поддержки моего проекта? Сами понимаете мою ситуацию. Всё должно быть легально и прозрачно, чтоб французские фискальные органы ко мне не имели претензий, как и моё государство. — терпеливо жду ответа от примолкшего Джейкоба.

— Мсье Лапин, это конечно возможно, но на Вашем месте я всё-таки предпочёл бы спонсорскую помощь. Если Вы так уверены в своём успехе, то в случае со спонсорством мы без излишней волокиты вернём часть денег на Ваш счёт. Если же это будет безвозмездная помощь мецената, изъять часть прибыли станет невозможно. Вы хотите её просто подарить Французскому правительству в виде налогов?

— Или Ваше государство изымет их у Вас, как нажитое незаконной предпринимательской деятельностью? Извините что так косноязычно выражаюсь, но мы только недавно начали изучать ваши финансовые законы и ещё не совсем до конца понимаем их сущность. Очень уж всё у Вас в государстве запутано с налогами.

Вот чёрт! Я же сам с Монтё договорился о возврате средств, потраченных на репетиции, а о разнице в спонсорской и меценатской помощи совсем запамятовал. Экономист хренов!

— О! Гер Вонтобель, спасибо за подсказку, конечно же лучше перечисление переводить как помощь от спонсора, и чем спонсор окажется «прижимистей», тем для меня лучше! — с облегчением перевожу дух. На ровном месте больше четырёхсот тысяч французских франков чуть в унитаз не спустил!

Вонтобель довольно хохочет. Утёр нос молодому! Нет ещё у этого мальчишки такого богатого опыта, как у прожжённого финансиста, хотя голова светлая и разумная. Ничего, со временем мальчик поумнеет!

— Мишель, счёт в банке сам не открывай, это будет выглядеть подозрительно для фискалов. Попроси кого-нибудь из своих знакомых, имеющих опыт в подобных делах, чтоб они открыли благотворительный вклад на твоё имя. Номер сообщишь мне и по мере необходимости мы станем продавать твоё золото и перечислять траншами на этот счёт. Так что не волнуйся, деньги на постановку у тебя будут в полном объёме. Но не забудь пригласить меня с братом на премьеру своей оперы, давно уж обещаешь, а всё никак не сподобишься. На этот раз не отвертишься, хочу сам убедиться в том, насколько ты хороший музыкант!

Уф! Ещё одна гора с плеч свалилась, теперь пора в полпредство.

* * *

Встреча в полпредстве началась буднично и с традиционного чаепития с печеньем. Передал очередные письма для мамы и для Менделя. Маме вновь расписал как я здесь хорошо живу, естественно, без всяких «ненужных» подробностей. О своей работе в кабаре не писал ей ни разу, от этой новости моя мама точно была бы не в восторге. Зачем расстраивать дорогого мне человека? В самом начале как-то написал, что нашёл хорошую подработку пианистом в ресторане и теперь «сыт, пьян и нос в табаке», за что и получил от мамы по полной программе. Представляю, что бы она мне написала, если бы узнала, что я работаю в кабаре.

И вообще, о моей личной жизни ей знать ни к чему, но вот о консерватории, своих занятиях и бытовых условиях каждый раз пишу подробно. Маму очень беспокоит хорошо ли я кушаю и тепло ли одеваюсь, у неё какой-то пунктик насчёт моего питания и здоровья. Мне мама пишет регулярно, два раза в месяц получаю от неё подробные отчёты о том, что нового произошло в Одессе и как идут дела у наших общих знакомых.

Но вот о голоде она не пишет совсем. Наверное боится, что начну волноваться и наделаю глупостей. Даже хотела отказаться от моей помощи, что ежемесячно пересылаю ей через посольство, но это оказалось не так-то просто, курьеры назад «корреспонденцию» не берут. Для меня две тысячи французских франков деньги небольшие, но в Союзе это довольно крупная сумма, больше полутора сотен рублей. Если бы пересылал через банк, то неизвестно ещё сколько бы до мамы дошло.

Вполне могли бы и «зажилить» часть денежных переводов, читал о таком в своём прошлом, да и лишний интерес «компетентных органов» мне ни к чему. А «посольские» деньги маме доставляют курьером, благо в Одессе есть консульский отдел и с передачей моих перечислений, конвертированных в рубли по курсу госбанка, проблем не возникает. Всё-таки хорошо иметь знакомство в «таких кругах». Да и маме лишний «плюсик в карму» от соседей не помешает.

Менделю в письме передаю новые тексты и ноты к песням написанных «в эмиграции». От него письма получаю очень редко, да оно и понятно, мы же не родственники, хотя и хорошие друзья. Из них узнаю об очередных новшествах и веяньях в официальной музыкальной политике. Пишет он осторожно, да мне и так понятно, что «гайки продолжают закручивать». Но некоторые мои новые песни в репертуар включить удаётся. Всё-таки я «советский композитор» и у меня с «Поющей Одессой» в лице Фляйшмана приоритетный контракт на все мои новые песни.

Но вот чай попили, письма передал, последние новости обсудили и пора приступать к непростому разговору, а то, что он будет именно таким, даже не сомневаюсь, или своего «куратора» не знаю? За прошедший год уже успел неплохо изучить непростой характер этого дипломата со всеми его нюансами и тонкостями. Даже иногда пытаюсь незаметно пользоваться этим знанием себе на пользу.

— Как это концертов больше не будет? Да у нас график на твои выступления до конца года расписан и уже утверждён! Люди концертов ждут, они тут от Родины оторваны, а ты снова фордыбачишь? Опять анархией занимаешься? Да что ж ты за человек-то такой!

Вот чисто по-человечески мне Марселя Израилевича жалко. Глаза ввалились, мешки под глазами и цвет лица какой-то нездоровый, не дай бог ещё и он заболеет. Хрен знает кого пришлют на его место, а то мне и небо с овчинку покажется. Хоть бы помощника какого завалящего с «большой земли» прислали бы. Так-то они с Довгалевским дружно в пару справлялись хорошо, но один Розенберг явно зашивается, это мне и невооружённым глазом видно.

— Так просто физически не смогу! Я же Вам ещё в прошлый раз говорил, что сажусь оперетту писать, у меня выпускной спектакль на носу. Это Вам не песенку спеть, это полноценное театральное представление! Вы хоть представляете себе, какой там объём и сколько работы? Музыканты, хореография, вокальные партии… а ещё художника где-то искать надо. А деньги на это откуда взять? Кстати, вот смета на спектакль, чем мне полпредство помочь сможет? Мне сейчас каждый франк в кассу пойдёт. Ужас сколько и чего надо!

Розенберг не глядя берёт листок с расчётами сметы и продолжает меня «воспитывать»:

— На песенки в кабаре у тебя время находится, а как для родного государства выступить так тебе двух часов в месяц жалко? Совсем ты Миша тут обуржуазился, пора тебе на Родину возвращаться, пока развратная и разгульная жизнь тебя окончательно не сгубила! — тут его взгляд утыкается в расчёты сметы, брови ползут вверх, и он переводит на меня ошарашенный взгляд.

— Эт-то что такое? Миша, ты что, совсем сбрендил в своём кабаке? Какие такие четыреста пятьдесят тысяч франков? Ты шо, больной на всю голову, что столько нулей нарисовал? Ты случаем с мотоцикла на днях не падал? Головой об дорогу не стукался? Может Вы там своё кабаре в карты проиграли, и ты дела так поправить решил? Мальчишка! Да я тебя завтра же в Одессу первым пароходом отправлю! Ты где такие цифры писать научился?

Вот орёт-то! Аж заслушаться можно! Больной-больной, а вскочил и руками машет как здоровый! Как бы в ухо мне ни зарядил по запарке, на всякий случай отсаживаюсь подальше. Один такой возбуждённый кадр и через стол умудрился мне в скулу засветить, до сих пор забыть его не могу и «добрым незлобивым словом» иной раз вспоминаю. Может он там заикой от моих поминаний станет. Всё мне радость какая-никакая.

— Марсель Израилевич, нельзя мне сейчас на Родину, у меня премьера на носу! Вы хоть понимаете, какие деньги в казну государства пойдут? Это же валюта! Нельзя всё взять и просто похерить, я уже год к этому иду! И кабаре Вы мне зря вспоминаете, я уже больше месяца как из заведения уволился. Нет у меня время на досужие развлечения. Жалко, конечно, терять такой заработок, но что поделать, весь в работе с утра до ночи. Меня сюда не развлекаться направили, а учиться. А филармония ещё и как на музыканта на меня надеется. Никак нельзя мне не оправдать такого высокого доверия!