Путь хирурга - Валерий Александрович Гуров

не почувствовал, что на глубинных слоях шла тонкая чужая «нить», словно кто-то вставил катетер в магистральный сосуд потока.

— Замри, — предупредил я. — Сейчас будет неприятно.

— Насколько неприятно? — он чуть приподнял бровь.

Я не ответил, развернул Демида боком, ладонью прощупывая лопатку сквозь ткань рубахи. Именно там проходила «нить», метя в сердце.

— Вот он, наш «сувенир», — сказал я, находя под пальцами холодный, будто изнутри промороженный, энергетический узел. — Сидит глубоко, гад, прямо в сплетении нервных окончаний.

Мне показалось, что все в комнате в один момент резко вдохнули — и замерли.

— Сними робу, — велел я.

Демид молча стянул ткань, сел на край кушетки. Я нашел жгут и наложил его на плечо, чуть выше места, где тянулась нить.

Жгут нужен был для того, чтобы эта дрянь не успела побежать по потокам в остальные каналы, когда я до нее доберусь.

Я закрыл глаза, смотря на лопатку Демида вторым зрением. Коснулся пальцами правой руки начала и конца нити. Левая легла на грудную клетку для контроля дыхания и пульса.

— Считаешь до трех, — сказал я Демиду. — На «три» будет больно.

— Хорошо… считать?

— Начинай, — подтвердил я.

— Раз, два…

Я собрал поток, сжал его до тонкого горячего жала и вогнал в узел на счет «три». Нить зашипела, как капля воды на раскалённом утюге. По коже Демида пошёл запах палёного, мышцы плеча рвануло спазмом.

Вторым зрением я видел, как его энергетические сосуды сжались, словно при коагуляции под лазером, отсекая доступ «инфекции» к центрам потока. Капли пота проступили у него на висках, а кожа вокруг лопатки наливалась матовой бледностью — будто перед началом некроза.

Больно, наверное. Но надо терпеть.

Я держал импульс, пока чужая «нить» не съёжилась, превратившись в обугленный узелок. Демид стиснул зубы, и я резко обрубил поток, выжигая своей энергией нить.

— Выдохни медленно, — сказал я, проверяя пульс.

Он выдохнул, плечи чуть опустились.

— Чисто, — удовлетворенно сказал я.

Демид застонал сквозь стиснутые зубы и свесил голову, пытаясь снова набраться сил. Ничего, пройдёт.

Я обвёл взглядом комнату. Яков сидел в углу, руки скрестил. Явно опасался, что с ним может быть что-то не так. Но пропускать я никого не буду, хотя бы из своих. Я подошел к Яше, повторил манипуляции.

— Чистый, — выдохнул я.

Яша тоже выдохнул, с явным облегчением. Конечно, никто бы не хотел, чтобы внутри дремала какая-то дрянь…

— И всё? — спросил Яков, будто удивленно.

— А что, ты ждал, что я тебя порежу и вытащу оттуда чертика на веревочке? — хмыкнул я. — Все, проверка закончена.

Яша довольно кивнул, а потом вдруг сунул руку за пазуху и достал оттуда… карту.

— Народ, я задержался не просто так, а с пользой. Вот, посмотрите!

Он развернул на столе карту Приюта.

— В архиве копался и наткнулся, — поведал он. — Решил, что нам она точно не помешает.

Я с интересом взглянул на карту, чувствуя, как внутри что-то колыхнулось — план приюта точь-в-точь совпадал со схемой Потоков человеческого организма.

— Спасибо, Яша, — от души поблагодарил я.

Чтобы карта не сворачивалась, я прижал края пустыми аптечными банками.

Внимательно изучил древние коридоры… любопытно, конечно, получалось. Честно? Были мысли подумать в сторону всяких растяжек, ловушек и прочих прелестей. Но после того, что я увидел на карте — эти мысли отпали сами собой.

Приют, на случай возможной атаки, был сам по себе узлом обороны, а раз так… но обсудить что бы то ни было с ребятами не вышло.

Демид, уже было пришедший в себя, вдруг нахмурился…

— Слышите? — вдруг спросил Антон, поднимая голову.

Я услышал, и даже раньше Антона. Где-то на границе слуха шёл низкий, вязкий «скрип». Приют будто сам предупреждал о надвигающейся опасности.

Я перехватил взгляд Демида. Он весь замер, вслушиваясь.

— Чувствуешь? — тихо спросил он.

Глухой грохот прокатился где-то далеко.

— Народ, — прошептал Яков, перекатывая карту пальцами. — Похоже, мы уже опоздали.

Никто не ответил.

Я почувствовал, что наш «продромальный период» закончился. Болезнь входила в полную силу.

Следом воздух стал звенеть, тонко и вязко… а потом ударил колокол — три протяжных удара, пауза — и два быстрых.

— Костя… — протянул Демид. — По ходу, это тревога… учитель объявляет сбор во дворе!

Вместо, того чтобы сразу сорваться к двору, я вдруг почувствовал, что пол под ногами едва ощутимо… нет, не просто дрожит, а пульсирует. Ощущение было такое, как будто я стою на ладони великана, и тот медленно сжимает пальцы.

— Чувствуете? — бросил я через плечо.

— Это что, потоки так давят?.. — Антон побледнел.

— Не просто давят, — поправил Демид, хмурясь. — Их кто-то перестраивает под себя.

Мы двинулись к выходу, но я поймал себя на том, что стены вдоль коридора будто потемнели. Камень местами покрылся тонкой сеткой трещин, из которых сочился свет — слабый, тускло-янтарный, и он пульсировал в том же ритме, что и пол.

Мы ускорились, а за спиной по коридору покатился глухой, будто подземный, скрежет. Он был негромкий, но мурашки пробежали по коже, а в висках возникла тупая, мерная боль.

Я знал это чувство: мозг так обычно реагирует на сбои в подаче кислорода, только тут «пережимали» не кровеносные сосуды, а каналы потока. Если дать этому углубиться, человек сначала потеряет ориентацию, потом и контроль над телом.

Мы свернули в главный коридор, и вдалеке уже виднелся проём в сторону двора. Но из-за поворота на нас выскочили трое учеников, лица перекошены, глаза расширены. Они бежали не на нас, а куда-то в сторону, но все трое прижимали руки к вискам, словно пытались подавить боль.

— Ветер… в голове… — выдохнул один, пролетая мимо. — Больно…

Я хотел уже ускориться, но тут коридор повело, как при резком падении давления в барокамере. Потоки будто схлопнулись вокруг меня, сжимая грудную клетку изнутри. На долю секунды пропало ощущение, что я дышу сам — словно кто-то другой «вел» мою диафрагму.

— Костя! — Демид резко дёрнул меня за плечо, и всё отпустило.

Кто бы это ни был или чем бы ни было то, что надвигалось на Приют, оно проверяло нас на прочность.

Мы рванули дальше через коридоры, а навстречу всё выскакивали ученики. Некоторые в тренировочных куртках, другие прямо в нижнем белье, с распахнутыми глазами. Никто