Газлайтер. Том 27 - Григорий Володин

— Главное — теперь у нас будет возможность схватить языка с доказательствами, что за всей этой чехардой стоит лорд Ламар, — говорю. — А то в этот раз Рыжих Бродяг надоумил напасть на Сад брат вождя — это он продался Ламару и придумал про «ананасы бессмертия и вечного либидо», но сам не пережил атаки нашей кавалерии, а потому ниточек к Ламару и нет.

— Хитро, Даня, — кивает успокоенная Настя. — Впрочем, как и всегда.

Ламару в замок, кстати, Ломтик тоже подкинул подслушивающие устройства. Правда, пока что оттуда идёт только трёп о податях, доставке вина и спор о породе черепах в гербе.

И тут снаружи раздаётся громкое ржание. Спринты что‑то расшумелись, да, похоже, там весь табун голос подаёт.

Я, хмыкнув, поднимаюсь. Настя первая выбегает наружу, я — за ней, Дасар — сразу следом, притормаживая, чтобы не пролить чай из термоса.

В лагере царит форменное безумие. Спринты носятся туда‑сюда, как угорелые. Песок и клочья травы летят во все стороны. Белогривый — мой красавец, гордость табуна — скачет по крышам джипов, как по булыжной мостовой. Телепортируется с крыши на крышу, не жалея их. Хорошо, что тачки бронированные — выдержат даже слона, так что не прогнутся под копытами жеребца.

— Что за… — обращаюсь я к подскочившему воеводе Дибурду.

— Спринты попробовали овёс, конунг, — отвечает воевода.

— Какой ещё овёс?

Дибурд кивает на дежурного тавра — мятого, с сеном в волосах (похоже, прилетело от лошадок) — и тот докладывает:

— Обычный, с добавками дроттнинг Лакомки. Первая кормёжка, конунг, вот кони и перерадовались, похоже.

Быстро анализирую нервы Белогривого. А вот оно что. Лакомка, видимо, создала настоящую лошадиную амброзию, раз до этого спринты и правда не пробовали такой вкуснотищи. Спринты испытали прилив активности, возникло состояние возбуждения, активизировалась деятельность симпатической нервной системы.

Ладно, надо успокоить лошадок. Высылаю ментальные щупы к спринтам. Я не могу напрямую подчинять спринтов — да и любой телепат не может, они ментально устойчивы, разве что только если нашпиговать их пси‑стрелами. Но можно подавать импульсы, мягкие, и так влияю на эмоции. Успокаиваю одного, второго. Привожу нервную систему в норму. Через пару минут лошади приходят в себя. Белогривый внезапно осознаёт, что находится на верхушке дерева. Телепортнулся туда с крыши последнего джипа.

Он стоит на толстом суку, удивлённо вертя головой. Потом с гордым видом телепортируется на землю. Приземляется, отряхивается с невозмутимой мордой.

Я качаю головой. Настя подходит к своей Рыженьке и гладит по носу.

— По моему опыту, конунг, — вставляет Дибурд, — следующая кормёжка пройдёт легче. Лошади привыкнут к энергетическим добавкам. Шестилапки в наших конюшнях тоже поначалу бесились.

— А вообще это хорошо, — нахожу я большой плюс в этой истории. — Зато спринты теперь к кустам Молодильного Сада даже не сунутся. Овёс Лакомки вкуснее. Ладно, попрыгун, иди ко мне, — подзываю своего скакуна.

Тот фыркает, приблизившись. Я взбираюсь на Белогривого. Направляемся в сторону Молодильного Сада по тролльим тропам. Белогривый шагает спокойно, на «вкусные» кусты больше не смотря. Овёс выиграл в поединке за его сердце.

Застаём нескольких троллей у широкой тропы.

Бумба смотрит на меня как побитый мамонт. Остальные топчутся вокруг, будто случайно, но на самом деле — к его услугам. Он тут ведь вождь. И что‑то у него с настроением — явно не пляжное.

— Ты чего такой унылый, Бумба? — спрашиваю.

Он бурчит:

— Бумба‑рубама…

Отлично. Всё как всегда. Бумба делает вид, что говорит на каком‑то своём языке, которого нет в помине. Мне приходится повторить вопрос. В этот раз он переходит на универсальный язык жестов.

Сначала раздвигает ноги. Потом подпрыгивает на месте, так что у ближайших кустов листья слетают. Потом указывает между ног рукой и машет туда‑сюда, показывая, что пусто.

— А‑а, ясно… Тоже хочешь кататься верхом?

Бумба разводит руками.

— Бумба, ты коняшку раздавишь. Глянь на себя: ты размером с грузовик. У нас таких спринтов просто нет.

Он вздыхает и, повернувшись к своим, забирается на плечи другому троллю, что стоял рядом. Тот приседает от тяжести, но не смеет перечить вождю. Покачнулся — и стойко попёр вперёд по указке Бумбы.

Я провожаю их взглядом. Может, правда, раздобыть троллям ездовых животных под них? В ответ они будут навеки благодарны мне. Да только кто выдержит такую массу? Хоть мамонтов сюда тащи…

Едем дальше. Подъезжаю к Лакомке — она стоит у старого, иссохшего дерева в глубине сада. Дуб чёрный, обугленный, без единого листа. Вроде бы сухостой, ничего примечательного. Она склонилась к нему и что‑то ковыряет у корней. Рядом Золотка щипает траву.

— Заинтересовалась валежником? — спрашиваю, спрыгивая со скакуна.

— Да нет, мелиндо, — отвечает Лакомка, обернувшись с улыбкой. — Он живой. Я сначала тоже думала, что всё — сухостой. А потом случайно почувствовала в нём жизнь. И вот теперь не пойму, что с ним.

Я кладу ладонь на кору, закрываю глаза и «включаю» легионера‑друида. Внутри дерева правда теплится жизнь, будто оно спит.

— Странно… — замечаю. — Мне показалось, что когда я прикоснулся, от моей ментальной энергии он чуть оживился. Как будто дрогнул внутри.

Лакомка приподнимает бровь:

— Может, он реагирует на телепатические волны?

— Ага, похоже, это особое дерево, которое питается астральной энергией. Или хотя бы чувствует её.

Я задумываюсь, чешу подбородок. Дерево‑телепат? Чего только на свете не встретишь…

— Надо будет мне заглянуть в московское имение, — говорю вслух. — У меня есть артефакт, который можно наполнить астральной энергией из Карманов. Если подключить его к корням — может, дерево и правда очнётся.

Лакомка сразу загорелась.

— Это было бы потрясающе, мелиндо! Представляешь, если мы оживим его? Это же будет наша первая победа по возрождению Сада.

— Ага, неплохо получится, — киваю.

— Кстати, мелиндо, а что это за шум был недавно со стороны лагеря? — спрашивает Лакомка, вспомнив вдруг. — Лошади ржали громко что‑то…

Я киваю, усмехаясь.

— Ага. Спринты попробовали твой овёс и офигели от счастья. Так что, когда будешь Золотку им кормить в первый раз — будь осторожнее. А то и у неё крышу снесёт и, может, тебя лягнёт случайно.

Лакомка прыскает, но вид у неё слегка виноватый.

— Всё‑таки переборщила со стимуляторами.

— Да нет, там просто не с привычки, — отмахиваюсь. — Привыкнут. — Я разминаю шею и спрашиваю: — Кто из жён