Господин следователь 9 - Евгений Васильевич Шалашов

Пока разоблачался, лекарь ворчал:

— Услышал, что Чернавского застрелили — уж как я обрадовался, вы себе даже не представляете! Прямо-таки, боженька босичком по душе прошел. У меня такое бывает, когда с похмелья первую рюмочку примешь! Подумал — есть ведь еще в жизни счастье! Да, погорюем немножко, поплачем — как же без этого? Зато потом мы вас похороним, ежели, разумеется, папенька с маменькой не захотят ваше тело в Новгород отвезти, да на родовом кладбище схоронить. Есть у вас родовое кладбище? (А кто его знает? Должно быть, но оказии не было навестить могилы предков.) А у нас, я вам сам и местечко присмотрю, такое, чтобы не сыро было, и червячков поменьше. Но они все равно до вас доберутся — поверьте старому цинику. Похороним, отпразднуем… Кхе… Хотел сказать — помянем господина следователя. Зато потом настанет тишь да гладь, да божья благодать. И убийц у нас не будет, и работы старику меньше.

— Надеюсь, вы свои шуточки при барышнях не говорили? — поинтересовался я. — Я-то уже привык к вашему черному юмору, а ведь кто-то может и не понять. Огреет вас чем-нибудь тяжелым, а мне потом дело расследовать.

— Хм… — ответил лекарь, уходя от прямого ответа, потом принялся меня осматривать и ощупывать:

— Синяк имеется, но синяк, юноша, это ерунда, переломов, на первый взгляд, нет, ребра в порядке. Когда дышите, болей нет? Кровью плюетесь? Ну-ка, вздохните поглубже.

Я задышал, а доктор побарабанил пальцами по моей груди.

— Как я и думал — ребра не сломаны. Наличествует ушиб. Встряска, конечно, сильная для организма, но он у вас молодой, так что, ничего страшного. К старости, разумеется, все скажется, но вам до старости еще далеко, — вынес доктор вердикт. — Опасаюсь, что вы, с вашим темпераментом, все равно до старости не доживете, так что, все просто отлично.

— Да, господин Парацельс, умеете вы утешать, — заметил я.

— Так к чему мне вас утешать? — усмехнулся доктор. — Вы человек умный, порой даже слишком, сами все понимаете. Кто же вас заставляет то голову под полено совать, а то и грудь под пулю? Вот, если, лет через тридцать-сорок — если доживете, когда у вас начнет болеть позвоночник, а вы станете грешить на сердце или кишечник — имейте в виду, что это вам привет из вашего бурного прошлого. Позвоночник даст знать, ребра.

Чуть было не брякнул, что будет у меня остеохондроз позвоночника, но не уверен, что нынче имеется такой термин. А коли нет термина, так и заболевания нет.

— Пуля, как я понимаю, вырвала у вас немножко мясца, ударилась о что-то твердое? — поинтересовался Федышинский

— Именно так. Зацепилась за крест святого Владимира, ударилась о часы, — подтвердил я. — Часы, конечно жаль, но жизнь они мне спасли.

— Вот видите, какая от вашего «владимира» польза, — заметил доктор. — А вы как-то жаловались — мол, нескромно все время с крестом ходить, а снимать нельзя, не положено.

— Собирался фрачный вариант заказать, но не собрался, — подтвердил я.

— Вот это правильно, — заметил доктор. — Но хорошо, что «фрачник» заказать не успели. А так, пуля ударилась об орден, срикошетила и стукнулась о часы. Радуйтесь.

— Так я и радуюсь. Но часов все равно жалко.

Осмотрев повязку, что вчера наложила акушерка, осторожно ее потрогал и сказал:

— Перевязку менять не стану, смысла не вижу. Сделано грамотно, крови нет, лучше пока не трогать, рану не бередить. Небось, Алевтина делала?

— Она самая, — подтвердил я.

— Алевтина — девка толковая. На ней вся земская больница и держится. Плохо только, что разговаривать она не любит.

— Это я заметил, — улыбнулся я. — Только в конце, когда указания давала.

— Вот, это она зря. Я ей уже говаривал — мол, Аля, иной раз и слово помогает, не только дело. А она только кивнет, улыбнется, и дальше молчит. А к больным да раненым свой подход нужен. Кого-то и похвалить надо, а кому-то, вроде вас — наглому и нахальному, указать, что все в этом мире бренно. И жизнь, она на самом-то деле короче, чем кажется молодому дураку, вроде вас. Ничего, что я вас так, попросту?

Ах ты, зараза с клистиром! Он еще и педагогикой с психологией тут занимается. Ставит на мне сомнительные эксперименты.

— То, что дурак, я и без вас знаю, — усмехнулся я. — Но чтобы умники, вроде вас, без нас делали? Вышел на улицу, а вокруг сплошные Федышинские. Не дай бог в такой мир попасть.

— Не льстите мне, юноша. Если бы я умным был — то доспал бы себе спокойно, а я сюда поехал. Четыре часа задницу по дороге бил!

— Кстати, акушерка здешняя, которую вы Алей кличете, рекомендовала к вам обратиться, если что, — вспомнил я.

— Да с такой ерундой, как у вас, даже студент справится, — хмыкнул лекарь. — Знал бы, так вообще бы не поехал. Само заживет, как на собаке.

— И чего же поехали? — слегка обиделся я. Или сделал вид, что обиделся. На Федышинского обижаться нельзя.

— А как не поехать, если на меня две ваших фурии напали? Были бы они мужского пола — разговор короткий. А эти, чуть дверь не выломали, камердинера моего с ног сшибли, меня прямо с постели вытащили. Я и говорю — фурии. Хотя… — призадумался доктор на миг, — для фурий ваши барышни слишком красивы. Скорее, гурии. Тоже нет, — покачал головой Федышинский, — таких бешеных гурий не бывает. Маленькая, которая вашей прислугой числится, даром, что гимназистка, пообещала, что она меня из ухвата пристрелит, или в болоте утопит, если я шуточки шутить не перестану, а та, что постарше — ваша невеста, сказала, что пожилых людей топить неприлично, да и болота подходящего нет. И пусть господин доктор вначале свой долг исполнит, как Гиппократ завещал, тогда подумаем, как на шуточки реагировать.

Вот тут я не выдержал и засмеялся. Определенно, Анька вредно действует на воспитанных барышень. Если бы не дурное влияние барышни-крестьянки, Леночка бы себе такие выражения не позволила. Но вообще-то, она права. Вначале следовало дождаться, пока доктор свой долг исполнит, а уж потом его и топить. Так что, учительница гимназии показала здоровый прагматизм.

— Вы на что больше обиделись? На болото или