Мастер молний. Книга I - Яков Барр

вред и призраку, но по пути они потеряли всю свою магию, а сытая пиявка разделилась почкованием, что они всегда и делают, когда обжираются.

В итоге шесть пуль крупного калибра, мне еще предстоит разобраться с местной классификацией, украсили двери лифта. Гремистер выглядел расстроенным и слегка потерянным, он бросился перебирать оставшиеся многочисленные амулеты, соображая, что может пригодиться против такого чудовища.

Я же вернулся к своей любимой теме:

— Ты говоришь на снейпере, Гремистер?

Язык завров не предполагал выканья, к собеседнику в единственном числе следовало обращаться на «ты».

— Да! — взгляд седовласого приобрел некую осмысленность и даже горделивость, которую он за последние минуты подрастерял. — Я посвящен в язык предвечных!

— Снейпер не имеет никакого отношения к предвечным! — пришла моя очередь удивляться. — Вот их речь!

И я произнес фразу на древнем языке. Смысл ее сводился к просьбе погасить свет, а потом зажечь обратно. Конечно же предтечи, как их любят называть, излагали свои просьбы более пафосно и в приказном тоне. В итоге в здании погасло все электричество, многочисленные амулеты Гремистера также оказались отключены. Вторая часть заклинания не вернула ток в провода, но стены и потолок лаборатории начали светиться.

Блондинка за моей спиной хотела что-то сказать, но поперхнулась собственным голосом. Гремистер судорожно ловил ртом воздух, не в силах продышаться. Все-таки древняя речь производит сильное впечатление на непосвященных.

— Это язык предвечных, — пояснил я, — а мы сейчас говорим на обычном снейпере. Вполне себе живой и распространенный язык, им пользуется треть мироздания. Итак, Гремистер, раз мы нашли общий язык, будь любезен ответить на несколько простых вопросов.

Я не поклонник жестких мер допроса и никогда не был замечен в излишнем садизме, поэтому создал магический вариант снадобий, развязывающих язык. Я напустил такое заклинание на Гремистера, пока тот пребывал в шоке, услышав древнюю речь. Теперь он видел во мне друга и единомышленника, с которым можно обсуждать любые тайны. Свою готовность к диалогу он подтвердил энергичным киванием.

— Первый и самый важный вопрос: где мы находимся? — спросил я вежливо.

— Это Бруклин, сэр! — отозвался Гремистер.

— Чуть подробнее, пожалуйста. Начнем с главного: что это за мир?

— Это планета Земля, — ответил Гремистер слегка растеряно.

— Земля Сорок Два? — уточнил я.

Мне удалось вспомнить, куда я направлялся, когда банда в белых халатах прервала путь и жизнь несчастного геккончика Андреса.

— Просто Земля! — совсем потерялся седовласый.

— Ладно, будем считать, что я на месте, — вздохнул я обреченно. — Итак, не забывай, Гремистер, что я только прибыл на твою прекрасную планету, так что расскажи подробно, где я оказался.

— Континент Северная Америка, государство Северо-Американские Соединенные Штаты. Бруклин — предместье города Нью-Йорк. Лучшего города на планете, — тут Гремистер подпустил слезу в голос, так ему захотелось, чтобы я с ним согласился.

— Зачем вы похитили бедного Андреса Бенавидеса?

— Кого? — искренне удивился Гремистер.

— Курьера! — я ткнул пальцем в сторону тела несчастного геккончика.

— Ах его. Мы собираем артефакты, пока до них не дотянулась Инквизиция.

Сколько сразу вопросов появилось!

— Кто такие «Мы»?

Гремистер помолчал, пытаясь сформулировать ответ, но ему не дали. Я слишком увлекся допросом и не заметил, что блондинка у меня за спиной благополучно восстала из обморока и дотянулась до крохотного револьверчика студентика. Уж не знаю, хотела ли она заткнуть учителя, который постыдно разговорился с неприятелем, или надеялась укокошить мерзкого врага, но пулька, проскочив сквозь меня, бесплотного, угодила прямиком в лоб седовласому.

Это было обидно! Кроме важных вопросов про таинственных «нас» и не менее таинственную Инквизицию я хотел задать много мелких бытовых вопросов. Например, я не отказался бы от лекции про деньги, да и не мешало составить хотя бы простенький словарик.

Я укоризненно глянул на девушку. Похоже, взгляд оказался слишком выразительным, блондинка, горестно вздохнув, пустила себе пулю в подбородок. Калибр оказался слишком мелким. Вместо того, чтобы вышибить себе мозги, дурочка заставила себя мучиться, пришлось помочь ей свести счеты с жизнью. Хватило очередного «шила» в прелестный лобик.

Я не успел, кроме прочего, выяснить, придет ли кто-нибудь на помощь к пятерке исследователей. А мне остро требовался покой на время воскрешения, ведь это сложный процесс, нуждающийся в сосредоточении и контроле на трех уровнях бытия. Так что я первым делом починил электричество в лаборатории, а заодно реанимировал лифт. На нем я поднялся на нулевой уровень.

За раскрывшимися дверьми оказался вестибюль заброшенного здания. Увиденного мне хватило, чтобы понять, что сюда не ломятся весь день зеваки и случайные прохожие, коих тут попросту не было. Я запечатал двери в лифт. Один из моих титулов — «закрывающий двери», правда он же звучит и как «открывающий», но это свойство любого ключа. Нужен некто моего уровня, чтобы печать взломать и помешать ритуалу. Если же любопытствующие столпятся под дверью, ожидая, пока я выйду, то я буду готов с ними пообщаться, но позже.

Я, кстати, вплел в узор печати, довольно сложный, маленькое заклинание под названием «дверной глазок». Теперь смогу видеть, кто под дверью трется. И в том маловероятном случае, если мою защиту сломают, тоже буду в курсе.

В лаборатории долго и с удовольствием колдовали. Под потолком витали остаточные эманации многих заклинаний. Мне нравится слово «Эманации», оно такое выразительное!

Я запустил «губку» — простенький абсорбер, работающий по тому же принципу, что и мои драгоценные жорики, но бьющий по площадям. Так же я не постеснялся выпотрошить артефакты, которыми пытался вооружиться несчастный мистер Гремистер. Для моих целей требовалось неприличное количество энергии. В качестве носителя я использовал один из перстней седовласого, украшенный камнем-хранилищем с очень приличной вместимостью.

Подготовившись как следует, я спустился на минус второй этаж, прошелся и там «губкой», защитив носорога, чтобы мое будущее тело не лишилось естественных запасов. А мой любимый увалень приятно поражал в этом плане. В одиночку противостоять паразиту — дорогого стоит.

Итак, все что можно подготовить, сделано. Я вселился в массивное носорожье тело. Прежде всего следовало переделать его в антропоморфную форму. Я, как и многие великие маги, — метаморф. Конечно же, я умею принимать не любую форму, выбираю из числа, так сказать, сохраненных в библиотеке версий. Для этого необходимо включить гены «донора» в мою усложненную до предела цепочку. Носорог в его естественном виде займет в ней почетное место, но в повседневной жизни увалень не слишком удобен. А вот человек-носорог — другое