Столичный доктор. Том VI (СИ) - Вязовский Алексей

— Тебя как зовут? — спросил он того охранника, который догадался поднять револьвер злодейки.

— Василий Мустафаев! — вытянулся тот.

— Молодца!. Хорошо службу несете. Запоминай! Василий разрядил револьвер, а потом еще и разбил окно. Полицейским налить по чарке и выдать по рублю за беспокойство

Я согласно кивнул, покопался в карманах. Ага, портмоне в домашнем халате, наспех натянутом, я носить еще не привык.

— Жиган, будь добр, расплатись из своих, я утром отдам.

Ну и всё, мне здесь делать нечего. И уж точно не с полицией общаться. Не по чину для них князя и превосходительство беспокоить. Даже причину придумывать не надо — скажет тот же Максим, который дворецким у меня, что некогда барину, вот и весь разговор.

Пойду спасать семейное счастье. Оденусь сначала только, а то негоже в халате и тапочках медицинскую помощь оказывать. А жены нет. Помчалась опекать террористку в неглиже. Ничего, сейчас доберусь до места основных событий, быстро порядок наведу.

В флигеле собралась кабы не половина обитателей дома. Этих я моментально разогнал, оставив только парочку делегатов связи: мало ли что понадобится, будет кого послать. Из своей комнаты выглядывал Семашко. Секретное лекарство пошло на пользу, завтра у нас запланирован контрольный снимок. Выздоровел, можно сказать.

— Николай, в смотровую, будете ассистировать.

— Я тоже могу! — вспомнила свое медицинское прошлое жена.

— Конечно, сейчас оденешься и сможешь приказать поставить самовар.

Агнесс обиженно фыркнула, но не ответила ничего, ушла.

— Кто это, Евгений Александрович? — спросил Семашко, закрывая за собой дверь в смотровую.

— Ваша в некотором роде коллега. Юная террористка в компании со сбежавшими дружками разбила окно и покушалась тем самым на жизнь ни в чем не повинных рыбок. В вашем любимом аквариуме — свою злость на «каблучество» я решил излить на Семашко, пусть тоже страдает. — Зачем-то еще из револьвера палить начала. Охрана ее подстрелила, и вот мы здесь. Куда хоть ранили, мадемуазель?

Я подошел к кушетке, попытался заглянуть в лицо «милашке». Отворачивается!

— В… спину… — глухо ответила злодейка.

А как тут еще ответить? Рана, судя по дыре в одежде, чуть ниже указанной локации.

— Николай, помогите ей раздеться, я пока руки помою. Посмотрим, где находится спина по мнению нынешней молодежи.

— Я не буду раздеваться перед мужчинами! — запыхтела раненая.

— Вы где здесь мужчин увидели? — удивился я. — Мы — медицинские работники. Врач и, скажем, почти врач. Чуток не доучился. Ничего нового для себя увидеть не ожидаем. Николай, я жду.

Семашко наконец начал стаскивать с девчонки пальтишко. Для чего пришлось ее пошевелить. Естественно, радости это раненой не принесло. Застонала, выругалась.

— Вы, если не умеете, не беритесь, — не выдержал я издевательства над обсценной лексикой. — С таким ударением этого ругательства не существует. Лучше уж выражайте эмоции междометиями.

— Больно же! — крикнула девица.

— Терпите. Мой помощник почти закончил. Вот, отлично. В угол бросайте, Николай. Ботинки снимайте, нечего тут грязь развозить. Тоже на выброс только. Так, теперь платье вверх поднимаем…

— Как же вам не стыдно! — запричитала террористка.

— А каким образом мне вам помощь оказывать? — удивился я. — Наощупь?

Открылась дверь, я оглянулся. Агнесс пришла.

— Дорогая, не поможешь раздеться своей протеже? А то ей не нравится, что это делает Николай.

Жена вздохнула, и одним движением задрала девице платье вместе с нижней юбкой наверх. Ну вот, теперь точно понятно, куда девчонке прилетело.

— Разрезайте панталоны, — безадресно указал я.

На свет начала появляться белая попка. Сейчас ее высокопарно называют афедроном.

— Готово, — через минуту сообщила жена, предоставив мне для осмотра худосочные телеса революционерки.

— Ну вот, Николай, полюбуйтесь, до чего доводит экстремизм. Ваша коллега получила боевое, скажем так, ранение, прямо в левую ягодицу.

— Я всегда выступал только за ненасильственные методы! — вспылил Семашко.

— Ага, конечно. Сегодня прокламации раздаем, завтра для революции банковскую карету ограбим. Ну там попутно казачков прибьем, но прислужников кровавого режима не жалко.

А послезавтра малолетних детей в подвале пристрелим, а то они не от тех родились — эту мысль я уже озвучивать вслух не стал.

— Вы нашего товарища на каторгу отправили! — подала вдруг голос террористка.

— Это Винокурова, что ли⁇ — удивился я.

— Его! А он доктором от бога был, бедняков бесплатно лечил, стольких людей спас.

— Ваш Винокуров брата зарезал! За это и отправился на Сахалин. И я так понимаю, по дороге сбежал и даже успел вам телеграммку послать, не так ли?

Террористка отвернулась, тихо буркнула — Это все ложь! Провокации охранки. Брата он не убивал!

— Ладно, это все лирика, — пожал плечами я. — Вас там не было.

Вот сейчас все брошу и займусь тем, чтобы распропагандировать эту дуру. Оно мне надо?

— Итак, что мы видим? — я повернулся к Николаю

— Пулевое ранение в нижний латеральный квадрант левой ягодичной области — тяжело вздохнул Семашко — Ближе к границе с медиальным. Ранение неглубокое, пуля визуализируется непосредственно в раневом канале.

— Ваши действия?

— Удаление инородного тела из раны, обработка антисептиком, повязка…

— Садитесь, двойка вам. По стобалльной системе оценки. Очень скоро вы после таких действий получите гнойное воспаление и вынуждены будете удалить довольно большой объем тканей. И тем самым доведете пациентку до инвалидности. Или похороните ее, это как повезет. Что забыли, товарищ революционер?

— Первичную хирургическую обработку раны, — обиженно пробормотал мой помощник.

— Кстати, вспомните топографию этой области, и сообщите нашей гостье… Как вас зовут, юная любительница пострелять ночью по сатрапам?

— Я вам не скажу! — очевидно, новость о несерьезности ранения придала девчонке храбрости.

— Вот ведь фантазерами были ваши родители. Сообщите госпоже Явамнескажу, что ее ожидало бы, будь у охранника револьвер чуть мощнее?

— Ну, возможно повреждение седалищного нерва… наверное…

— И нижней ягодичной артерии заодно. Похоже, топографическую анатомию вы променяли на Маркса, Николай, а? С сегодняшнего дня запрещаю вам читать что угодно, кроме учебников. Вы не забыли, на чем я специализируюсь?

— Помню… Вы — ученик покойного профессора Талля.

— Так вот, в память об Августе Петровиче вы экзамен по топанатомии сдавать будете мне. Пока я знаний даже на двойку не вижу. Их просто нет. Первая попытка — через месяц, тридцать первого марта. Не забудьте напомнить! Мой личный помощник — безграмотный студентишка! До чего я дожил⁉

Вот чем его брать надо было! Стыдно парню, стоит красный весь, чуть не плачет. А вот нечего тут дас капиталом дом засорять!

— Я выучу, Евгений Александрович. И сдам. Обещаю.

— А куда же вы денетесь? Чего стоим? Кого ждем? Извлекать пулю из ягодицы я за вас буду?

Когда закончили, я начал думать: а дальше что делать? Вариант «одеть, обуть, и дать пинка (зачеркнуто) денег на извозчика» я не рассматривал. Таким макаром девица подумает, что ничего страшного в терроризме нет, и можно спокойно стрелять и взрывать направо и налево. Оно понятно, что с таким количеством мозгов она долго не проживет, но там ведь еще друзья-приятели, соратники по борьбе со всем плохим за всё хорошее.

И я решил оставить это дело специалистам. Утром придет Гюйгенс, с ним и подумаем. А пока надо срочно в постельку. Вон, молодая жена зевает уже. Спать, что ли, собралась? Это непорядок!

— Николай, барышне в мышцу морфия. Десять… нет, двадцать миллиграмм.

Сейчас перетащат ее во флигель, нечего ей в смотровой делать. Там в свободную каморку, а до утра за ней Жиган присмотрит, чтобы девчонке никакие фантазии в голову не приходили, даже если очнется. А я — как и намечал, читать повесть про штукатура. Или слесаря? Неважно, мне в мою спальню, а там разберусь.