Наследник огня и пепла. Том I - Владислав Добрый

смешно морщился и кривлялся — видимо ожоги чесались. Делал он это очень осторожно — обстановка обязывала к сдержанности. Мы наконец пришли.

Помещение нашего семейного храма когда-то было внутренним двориком. От этого времени оно сохранило плитку на узких дорожках. И высокие каменные постаменты, которые раньше были клумбами. Но теперь, будучи полностью заключено в каменные стены и закрытое от солнц сводчатым потолком, помещение выглядело просто странным. На стенах гобелены с подвигами предков. В одной из стен узкие окошки из которых падали лучи света. Они казались полупрозрачными балками, которые подпирали стену — так темно было в остальном помещении. Дальняя стена — это алтарь. Несколько реликвий, сорокасантиметровая деревянная, но позолоченная фигурка первого Итвиса, с бронзовым язычком огня в руках. А на каменных постаментах, как в склепе, теперь лежали тела. Четверо.

Все, кто сопровождал меня, остановились у дверей.

Я подошел к семейному алтарю, налил вина в жертвенную стопочку из специального серебряного сосуда, отломил черствого хлеба и положил рядом. Пробормотал восхваление и длинный перечень имен. Зажег специальный поминальный подсвечник с двенадцатью свечами. Глаза привыкли к полумраку. Потом я повернулся к ближнему телу и потянул за белое покрывало, на котором проступали красные пятна крови.

— Не стоит, — грубовато сказал Леон. — Простите молодой сеньор, но вашего отца злодеи… В общем, они выместили на нем свою ярость, сильно обезобразив тело.

“Молодой сеньор”. Люди рабы привычек. Я не стал поднимать покрывало. И в самом деле, запомню его таким, каким он был ночью, освещенный своим пламенем. С лицом человека, не боящегося своих врагов. Я нащупал руку под покрывалом и слабо пожал её. Ладно, Старый змей, лежи спокойно. Хуже чем ты, я не сделаю. Обещаю. Я перешел к следующему.

— Пер, сын Нотча, — раздался голос от дверей. — Он бился за вашего отца как… Как…

Леону отказало красноречие.

— Как того и следовало от него ожидать, — подсказал я Леону.

Положив руку на тело, я задержался. Вот перед Пером я был виноват. Он попросил же, человеческим языком. “Защити сестру”. Я тяжело вздохнул и перешел к третьему телу. Откинул покрывало. Магна лежала на маленькой подушечке, и если бы не бледность, могла бы сойти за спящую.

Та часть меня, которая осталась во мне от прежнего владельца этого тела, никак не отозвалась. Я чувствовал горечь, досаду, но не горе. Я не успел узнать эту девушку достаточно хорошо. А Магн был мертв. Его братская любовь еще оставалось во мне. Но осмыслить её смерть он уже не мог. Поэтому горя не было. Была просто какая-то ледяная стена. Холодная, как смерть.

Я долго стоял, разглядывая лицо, так похожее на меня. Да, она погибла в том числе и по моей ошибке. Но я был далек от того, чтобы взваливать на себя всю ответственность. Не я пырнул её кинжалом. Не я затеял убийство родственников. Да, я не смог её спасти, но смог уцелеть сам. И в этом нет моей вины.

Я знаю, люди часто винят себя. Например, маньячила утащит ребенка, и родители винят себя. Так уж устроен человек — постоянно думает, анализирует, пытается понять, как надо было сделать, чтобы можно было избежать беды. И чем драматичнее беда, тем сильнее кажется, что что-то ты сделал не так.

У меня такого не было даже в той, прошлой жизни. Если меня ткнут ножом в маршрутке — это не я такой дурак, что повернулся спиной, или там не следил за руками. Нет, это припадочный урод с ножом неадекватный. Я просто не ожидал такой подлости. А это, вообще-то, для нормально для вменяемого человека. У меня просто не было в вариантах развития событий такого, где Аст просто кусок говна с располагающей улыбкой. Какой-то кольчатый червь с глазами, без эмпатии и совести. И он, из моря возможностей, выберет ту, о которой я бы при всем желании не додумался. В этом мире не было государств, привычных нашему. Таких, чтобы прям с монополией на насилие. Не было адвокатов и прокуроров. Поэтому я мог вынести приговор сам.

Аст Инобал опасен. И должен быть изолирован от общества. Не только потому, что он убил мою сестру. А потому, что такие как он, могут принести слишком много горя.

Увы, тут не было тюрем, в нашем понимании. А держать его на пожизненном, пожалуй, мне будет накладно. Вдруг сбежит, опять же. А еще, в отличии от моего мира, я могу сам судить о степени причастности его близких. Никогда не верил, что семьи преступников не в курсе их преступлений, особенно вот таких, с мафиозным уклоном. Я обернулся к алтарю, заглянул в схематичное лицо статуэтки первопредка и вполголоса сказал.

— Аст Инобал должен умереть. Он, его родители, его дети, если они будут, его друзья и братья.

На секунду мне показалось, что деревянная статуэтка кивнула. Я растерянно моргнул, и по щеке скатилась слеза. Видимо, это было иллюзия, просто зарябило от влаги в глазах и тусклого освещения.

Украдкой вытерев глаза рукой, я обернулся, накрыл Магну и вопросительно кивнул на четвертое тело.

— Сеньор Джакоб, — вздохнул Леон. — Он мог бы остаться жить, но его чувства взяли верх над разумом и он наговорил Гонорату… Правду. Сказал слишком много правды. Кто бы мог ожидать такого, именно от старика Джакоба.

Значит, еще и казначей. Так, стоп.

— А что с сокровищницей? — спросил я озабоченно.

— Помощники сеньора Джакоба вместе со стражником, бывшем там на посту, заперлись изнутри и не открывают никому. Но, обещают открыть вам.

— Пошли, — я решительно направился к выходу. Поймите меня правильно, я не такой уж меркантильный, каким кажусь со стороны. Просто в данный момент золото мне нужно не меньше, чем доспехи. Золотые дукаты могут остановить направленную мне в сердце сталь не хуже железной кирасы, если использовать их с умом. А может, даже лучше.

Глава 3. Неприметный человечек

Вопрос на пару сотен килограмм серебра несколько десятков золота — как вскрыть дверь в сокровищницу, если изнутри её заперли счетоводы и не впускают? Ответ — только чудом. В буквальном смысле. Магией. Эта деревянная дверь темнела в проходе сурово и неприступно, как воин переживший тысячу битв. Опаленная — причем её, похоже жгли как магией так и банально развели рядом костер. Вся изрубленная топорами. Железные полосы согнуты и в зарубках. В некоторых