Прелюдия бури - Михаил Злобин

Альвэ слыли более выдающимися бегунами, нежели люди или полукровки. Однако же, вместе с тем, они уступали нам в грубой физической силе. А потому уйти от моего преследования с такой неудобной ношей им было затруднительно. Расстояние между нами стало неумолимо сокращаться.

Темноликий, уносящий Кая, будто почуял жар моего ненавидящего взора и нервно оглянулся. Увидав мои полыхающие огнём глаза, он едва не споткнулся и закричал что-то своему соратнику на родном наречии. Тот, переборов страх передо мной, всё же замедлился и кинулся создавать на бегу колдовское плетение. Но я опять оказался быстрее. Мой «Серп» отсёк ублюдку обе ноги, и он со всего маху приложился лицом об мостовую, потеряв сознание.

Благо, что звуки магической схватки распугали всех горожан на много улиц окрест. Люди спрятались, побросав поклажи. Кто-то даже оставил повозки, посчитав, что на своих двоих убраться будет проще. Поэтому я мог свободно использовать колдовство, не опасаясь случайных жертв.

Тем временем, разрыв между мной и похитителем сократился и составлял уже каких-то сорок шагов. На такой дистанции я мог не опасаться промаха, а потому создал в правой руке несколько «Шильев». Метя по ногам подонка, я принялся методично и неспешно посылать боевые чары ему вдогонку.

Первый конструкт — мимо. Второй — мимо. Третий — есть попадание! Энергетическое острие угодило алавийцу прямо под колено, пронзая конечность навылет. При следующем шаге он не смог устоять и кубарем покатился по мостовой. Падая, он выпустил Кая, и ребёнок шлёпнулся неподалёку. Слава богам, не получив при этом тяжёлых травм.

Темноликий резко перевернулся на спину и нашёл взглядом мою фигуру. Поняв, что я вот-вот его настигну, он вскинул руку, на предплечье которой крепилась замысловатая конструкция, похожая на модифицированный draakbalt. Только в отличие от пехотного арбалета, она была более компактной и, кажется, двухзарядной. И точно. Стоило щелкнуть тугой пружине механизма, как в меня полетели сразу два укороченных болта.

Сил творить магию у меня уже не оставалось. Поэтому я лишь заслонил обожжённое лицо локтём, уповая на госпожу удачу. И мне действительно повезло. Один снаряд просвистел совсем рядом, обдав сквозняком висок. А второй вонзился мне в плечо, больно ткнувшись острием прямо в кость.

Ну а потом я наконец-то добрался до похитителя…

Не сбавляя ходу, я подпрыгнул и обеими ногами приземлился прямо на морду алавийца. Под пятками влажно хрустнуло, и я ощутил, как каблуки моих сапог проламывают лицевые кости злоумышленника. Тело неприятеля выгнулось в предсмертной судороге, а сам он издал булькающе-хрипящий звук. Когда я сошел с головы поверженного врага, то в кровавом месиве, в которое превратилась его физиономия, вздулся и лопнул большой багряный пузырь. Но я не успокоился и дал волю обуревающей меня ярости.

Упав на противника сверху, я принялся вколачивать кулаки в раззявленное алое месиво. Каждый удар с чавканьем впечатывался в остатки лица. Обломки костей царапали и протыкали мои руки, но я не прекращал, пока алавиец окончательно не затих.

Не уверен, что мне хватило бы самообладания на этом остановиться, если бы не Кай. Тревога за сына вынудила меня оставить поверженного врага и броситься к съежившемуся на мостовой ребёнку. Подбежав, я поднял малыша и прижал к себе, бормоча под нос:

— Ну-ну, тише, мой мальчик, всё уже закончилось… всё позади… не волнуйся…

Наверное, я говорил это больше для себя. Потому что Кай, ставший в столь раннем возрасте участником таких кровавых событий, не плакал. Он лишь лихорадочно всхлипывал, отчего его маленькое тельце содрогалось от макушки и до самых пяток. Ребёнок захлёбывался пережитым ужасом, который стал ещё сильнее, едва он взглянул на меня.

Да, залитый собственной и чужой кровью отец то ещё зрелище для неокрепшей детской психики. А мой обожжённый лик эту картину делал только ещё страшнее. Поэтому, чтобы не шокировать малыша, я постарался выжать из себя новое плетение. Крохотный «Морфей» упал с кончика моего пальца, подобно капле воды, и Кай провалился в навеянный колдовством сон. Дыхание его постепенно выровнялось, а судорожно цепляющиеся за мою одежду ручки расслабились и обмякли.

С кряхтением и стоном поднявшись с земли, я, заметно пошатываясь, поплёлся обратно к опрокинутому экипажу. Но несмотря на усталость и изнеможение, оставлять за спиной недобитого противника я не желал. Безногий алавиец довольно активно барахтался в луже собственной крови и подыхать будто бы и не собирался.

Обычно конструкт «Шила», состоящий всего из двух истинных слогов, у меня не вызывал никаких проблем. Я мог создать его хоть сотню, хоть тысячу раз подряд. Но в данный момент его сотворение так шарахнуло мне по мозгам, что я едва не упал. Однако вопрос с темноликими можно было считать закрытым. Заклинание пронзило последнему алавийцу шею, перебив позвоночник. А я побрёл дальше.

Хотелось бы мне сказать, что я изо всех сил спешил к своей возлюбленной и раненным товарищам. Но язык не поворачивался назвать моё медленное ковыляние спешкой. Лицо горело, ноги налились свинцом, в сапогах хлюпала водица из лопнувших волдырей, пробитое бедро практически отказывалось держать вес моего тела. Но я упрямо шёл по заваленной останками улице, неся на руках малыша Кая.

Дошаркать до перевёрнутого экипажа помогло найденное в складках одежды кольцо с кровавым алмазом. Надо же, совсем про него забыл. Впрочем, оно вряд ли бы сильно мне помогло. Ведь камень уже сплошь покрылся паутиной мелких трещин, уходящих в его грязно-мутные глубины, и вот-вот должен был уже рассыпаться. Однако на «Обезбол» его точно хватит.

Зайдя за угол, я обнаружил моих соратников. Гимран лежал на том же месте, где его скосила каменная шрапнель. И сначала мне показалось, будто душа уже покинула его тело, отправившись в путешествие по неведомым далям, но потом вдруг в ладони Безликого засияла проекция «Божественного перста». Что ж, это прекрасно. По крайней мере, экселенс нор Лангранс не собирается сдаваться.

Исла сидела чуть ближе ко мне и держала на коленях бесчувственную Вайолу. Правое плечо миларии гран Мерадон торчало под каким-то неестественным углом, что аж заворачивалось за спину. Но аристократка, наплевав на собственное увечье, переодела магистерские перстни на левую руку и творила чары над моей женой. Услыхав шаги, Исла подняла взгляд, увидела спящего Кая. Сперва в её единственном глазу мелькнуло облегчение, но потом показались и слёзы.

— Наставник… пожалуйста, простите меня… я… я не сумела… милария Вайола… я не спасла её…

— Этого