Мир сошел с ума (СИ) - Greko

Прибавилось и случаев бандитских нападений на составы. Они случались на перегонах, где составы тормозили перед подъемами. Из ближайшего леса вылетал тележный обоз и несся к железнодорожному полотну. Бандиты, выскочившие как из-под шпал, уже носились по крышам в поисках нужных вагонов, повисли на ходу на веревках, сдвигали дверь, сшибив пломбу, и начиналась грабиловка. Целые составы не трогали — их охраняли вооруженные солдаты, но в сборных вычисляли на раз-два нужные вагоны. Те, в которых переправлялись посылки Красного Креста или закупленные Осей партии штанов и детской обуви. Награбленное исчезало в ларях и подвалах крестьян из ближайших деревень.

В масштабах всей страны конфликт между АРА и советским правительством был решен после личного вмешательства Дзержинского. Мою частную проблему закрыли местные чекисты. Они устроили засаду в одном из вагонов. Бандиты на подъеме вскрыли двери, телеги выдвинулись из леса и… напоролись на кинжальный пулеметный огонь из вагонов. Остатки банды добивали подготовленные засады.

Об этой операции мне с гордостью отчитался Степан.

— Видишь? Есть и от нас, чекистов, польза для твоего дела!

— Вижу. Спасибо!

Корчной благодарно улыбнулся, чуть помедлил, но все же спросил — скорее для проформы:

— Ты куда собрался?

Он видел, что я стоял уже полностью одетым — в кожаное пальто по случаю теплого весеннего дня, — и вопрос задал скорее из вежливости, ибо никто меня в перемещениях никогда не ограничивал и не контролировал.

— В Сергеевку. Зерно посевное отвезу. С Олдером, — ответил я и всем своим видом изобразил крайнюю степень неохоты.

Сергеевка была той самой деревней, возле которой меня нашли в 1905-м. Поездка была вовсе не обязательной. Кухню, открытую там, курировал помощник, и нареканий к ее работе не было. Прихоть с моей стороны, тот самый зов, которому я противился до последнего, оправдываясь перед собой занятостью, распутицей и прочим. В глубине души я признавал, что присутствовал также страх — скорее даже опасение, что может случиться всякое. Вдруг снова провалюсь в иное время? Никаких оснований так полагать или доказательств у меня не было. Просто иррациональное чувство.

Вздыхал не из-за самой поездки — все же зов победил, я убедил себя, что ничего страшного со мной не приключится. Компания, с которой придется ехать, — вот причина моей пантнимы. Упомянутый Гарри Олдер. Посевное зерно принадлежало не мне, а АРА. Вот она и прислала своего человечка. Проследить, отчет написать. Или просто спровадило молодого американца из Москвы, уж больно он увлекся в столице разного рода развлечениями. Весело жила московская контора АРА благодаря НЭПу, о многом мне Гарри поведал — с тоской из-за своей ссылки и с пламенем в глазах от воспоминаний. Кутежи в ресторанах, вечеринки с цыганами в Розовом доме, танцульки до упаду в «фокстротной» компании — этакого закрытого клуба на частной квартире, — ночные покатушки на офисных машинах и женщины… Самые лучшие красавицы столицы — бывшие княжны и графини, все с хорошим образованием и великолепными манерами. И… доступные. Кто-то из них сумел захомутать себе мужа, но многие просто развлекались, срывали цветы удовольствия, понимая, что это их последнй шанс, и кочевали по койкам распоясавшихся «спасителей» России.

АРА кормила шесть миллионов человек, а летом планировала увеличить эту цифру до восьми. Как по мне, такие выходки ее сотрудников серьезно дискредитировали организацию и давали большевикам повод для нападок. Олдер был мне неприятен, и я дни считал до его отъезда. Степан об этом догадывался. Он вообще считал Гарри человеком с двойным дном. Если не шпионом, то провокатором. Он прекрасно знал, что, каждый раз, когда Олдер приезжал в любую деревню с зерном от АРА, непременно кричал: «Да здравствует власть Советов!» С американским акцентом.

— Не хочу Гарри одного отправлять. Еще набедокурит, — выдал я чекисту правдоподобную версию.

Корчной сочувственно похлопал меня по плечу.

— От твоей энергии можно папиросы прикуривать. Как ты все успеваешь? Недаром в газетах уже пишут, что для развития советской экономики необходим марксизм плюс американизм.

Очередная чушь советской прессы. Она восхищалась нашим духом предприимчивости, признавая, что АРА буквально горы свернула за короткое время. Даже всерьез обсуждала перспективы социализма в США — мол, аравцы не могут не впечатлиться его завоеваниями и непременно расскажут о них дома в восторженных выражениях. Странный вывод из нашего сотрудничества, отражение фантазий руководителей Коминтерна, считавших себя умнейшими из умнейших и не видящих дальше своего носа. Товарища Сталина, например.

Я вышел из конторы. Караван стоял уже готовый к отправке, мешки были заботливо уложены на телегах. Олдер сидел в пролетке, стоявшей впереди колонны, как командир на лихом коне. Он ждал, что я к нему присоединюсь. Но у меня были другие планы.

Прошел вдоль обоза, высматривая знакомые лица. И нашел! Прохор, сильно постаревший, но все такой же бойкий. Тот самый, кто с приятелем вытащил меня с перерезанным горлом из оврага на берегу Воронежа, а позже помог довезти Максима Плехова до городской больницы.

— Здорово, дед!

Не спрашивая разрешения, я плюхнулся на его телегу. Махнул Олдеру, чтобы трогался. Колеса заскрипели, караван под транспарантом «Добровольный дар американского народа народу России» направился на выезд из Липецка.

Прохор украдкой косил на меня взглядом, на мое дорогое пальто. Я разглядел на его лице выражение растерянности, потом проблеск догадки.

— Это же ты, Солдат! Снова из-за тебя чуть впросак не попал! — благоговейно прошептал старик Прохор невпопад. — И не проси — все про тебя в селе расскажу.

— Что ж ты расскажешь?

— Как что? Барин у нас новый.

Полет его мыслей не мог не вызвать у меня громкого смеха.

— Глупости не болтай, дед. Какой я барин! Долги приехал отдавать.

Он посчитал, что задеты его чувства, и принялся бурчать, что-то прикидывая в уме.

Воровато оглянувшись, он еле слышно прошептал:

— Спрятаться тебе нужно. Потом с краснопузыми посчитаешься. Когда все утихнет.

Работа фантазии Прохора не могла не изумлять. Но что я знал о русской деревне, особенно о том, как она выживала последние годы, чтобы брать на себя роль судьи? Социалисты, интеллигенция любили рассуждать об идиотизме деревенской жизни, сами пребывая в состоянии ярчайших заблуждений. Полагаться на их мнение — все равно что доверить слепому роль поводыря.

— Всё в порядке, дед! Ни от кого не прячусь. Наоборот, зерно вам привез. Я теперь американец.

— Из этих, что ль? — он кивнул на пролетку в начале колонны.

— Угу!

— Что ж ты мне голову морочишь про какие-то долги? — сердито пробормотал он и демонстративно отвернулся.

Как ему объяснить? Я действительно считал, что отдаю долги. Понял это, когда заработали первые мои кухни, когда увидел детей, хлебающих рисовую кашу и с выражением восторга на лице пьющих сладкое какао. Когда встретил на улице трех девчонок в американских ботиночках. Когда раздал железнодорожникам партию штанов. Когда в прибывшем автоклаве удалось продезинфицировать одежду ребят из детского дома и избавить их от тифа. Когда началась принудительная вакцинация — хочешь бесплатную кашу или посылку, изволь сделать прививку…

— Давай, старик, сменим пластинку. Расскажи лучше, как вам тут жилось все эти годы. Много ли винтовочек по сусекам схоронено?

Прохор молчал, но я-то знал, что язык у него без костей. По всё и всех мне доложит. Дорога-то длинная.

… Сергеевка встречала нас всем селом на площади перед деревенским храмом. Даже из окрестных деревень подтянулись мужики на телегах, чтобы забрать свою долю посевного зерна. Событие знаковое, дающее надежду на новый урожай, на жизнь. Не раздружило лихолетье мужика с работой — нас горячо благодарили. Олдер рыпнулся было выдать очередную глупость, но я не позволил.

— Проголодались с дороги. Яишенкой из свежих яиц не угостите?