Дипломатия фронтира (СИ) - Денисов Вадим Владимирович

Большинство фортов, как и наши остроги в Сибири, имеют при себе факторию, торговый пост фронтира для оседлых поселенцев, трапперов и индейцев, где происходил обмен, продажа и скупка товаров. Со временем форты закономерно становились центрами распространения информации о местных ресурсах и возможностях для поселения. Кроме того, они служат местом сбора исследовательских экспедиций, геологических партий и железнодорожных рабочих и охотничьих промысловых отрядов перед сезонной охотой.

В общем, будь Форт-Массак размером побольше, попросторней, стал бы он Мангазеей.

Перед тем, как начать яростно торговаться со скупщиком из местной фактории об оптовой цене трофеев, старшина сообщил, что у личного состава конвоя есть пара часов на то, чтобы прийти в себя, почистить перья и перекусить в солдатской столовой.

Таким образом, у меня появилось время для обстоятельного знакомства с устройством и жизнью цитадели.

Убедившись после докладов пешей разведки и наблюдателей форта, что обстановка вокруг крепости спокойная, комендант распорядился выгнать все грузовики наружу, нечего тут дефицитное место занимать.

Место удивительное!

Форт-Массак имеет форму неправильного четырёхугольника с ромбовидными бастионами по углам. Одной стороной укрепление вплотную примыкает к речке, с трех других его охватывает сухой ров с единственным мостом, через который можно попасть внутрь.

Массивные стены с трёх сторон, кроме речной, имеют толщину в два метра. Они двойные, собранные из толстых стволов, между которыми плотно, до самого верха, ногами солдат утрамбован речной песок.

Внутри находятся две одноэтажные деревянные казармы, госпиталь с запахом рома и йода, где в горячие дни врач с окровавленным фартуком борется за жизни, порой проигрывая битвы гангрене и лихорадке. Есть церквушка, штаб с радиостанцией, клуб для офицеров и сержантского состава, прочие помещения. Просторным Форт-Массак не назовёшь. Поэтому, в военное время перед походами, часть гарнизона переменной численности может размещаться в укреплённом лагере рядом.

За воротами — мир тесноты и грубого уюта, царство суровой геометрии выживания. Казармы, похожие на длинные сараи, делят основное пространство с плацем, складскими амбарами, где лежат продукты длительного хранения: мешки с мукой и бобами, сушеная говядина и бочки с солёной рыбой. В углу дымит кузница мастерских — сердце форта, здесь изготавливается и чинятся инструмент, ремонтируется техника.

В центре двора — колодец с отфильтрованной речной водой и бассейн, источник жизни и место сплетен. Рядом с ним над чаном то и дело склонялись женщины, стирающие гражданское платье и солдатские рубахи, пока дети ползали в примитивной песочнице у стены. Резиденция капитана Райана Дудака будет попросторнее прочих построек, она наверняка хранит на столе карты с пометками «неисследованные земли» и початую бутыль виски — подношение от странствующего торговца-коммивояжёра.

Форт не является замком — он щит и кинжал одновременно. Гарнизон защищает дальние рубежи и в меру сил патрулей поддерживает порядок на трассе Санта-Фе, гасит конфликты между золотоискателями, белыми промысловиками и племенами.

Стены форта принимают потеряшек, беженцев из ранчо после набегов, в его тени заключаются устные и письменные договоры, которые ветер то и дело уносит в прерию вместе с пеплом сожжённых бумаг.

В штабе деревянной крепости планируют карательные, диверсионные и разведывательные экспедиции, но чаще — поисково-спасательные. Солдаты в камуфляже, многие из которых ещё вчера мирно ловили рыбу в бухте Додж-Сити или пахали бескрайние поля в Аризоне, учатся подкрадываться, метко стрелять, читать следы на песке обочин и отличать крики совы от сигналов разведчиков кроу.

В форте сейчас живут примерно тридцать человек, воинов и работников — людей из плоти и тоски. Мотоциклисты в рыжих кожанках, пехотинцы с увесистыми винтовками «Спрингфилд», повар-ирландец, вечно ругающийся на нехватку соли, и капеллан, чьи молитвы тонут в ругательствах игроков в покер.

Быт солдат суров. Условия жизни зависят от времени года и наличия ресурсов. Зимой приходится справляться с холодом и нехваткой продовольствия, а летом — с жарой и пылью. Бойцы спят на нарах, укрываясь грубыми одеялами, проеденными молью, а по утрам чистят униформу от клопов. Рацион простой, но питательный. Их пища — жёсткий бисквит, варёное с травами в огромных чанах мясо, бобы с салом и чёрный кофе, который можно резать ножом. Зимой, когда случаются заморозки, они едят юколу и солонину, заедая тоску жевательным вирджинским табаком.

Дисциплина держится на авторитете капитана и крепких кулаках сержантов — ветеранов уже не первой Гражданской войны, чей голос всегда гремит громче двух дульнозарядных башенных орудий.

Служба в гарнизоне — рутина, прерываемая вспышками ликования или ужаса, а быт протекает между скукой и ненавистным обывателю адреналином. Дни заполнены бесконечными тренировками, бегом с полной выкладкой, ремонтом стен и напряжённым патрулированием на мотоциклах и багги. Вечерами солдаты играют на банджо или гармонике, читают потрёпанные книги, чистят оружие и спорят о любимых женщинах, которых не видели уже несколько месяцев. Некоторые пишут письма, которые вручат конвою на обратном пути.

Тихо пока. Но эта тишина обманчива. Под пеленой дождя всё ближе и ближе подбираются к Форт-Массак кровожадные черноногие…

Парни на башнях ждут, они всегда готовы.

И когда с башни кричат «Бандиты на горизонте!», форт оживает как улей. Женщины и дети бегут в подвалы, солдаты занимают позиции на стенах, а командир всматривается в пыльное облако на краю света, гася в голосе дрожь: «Приготовиться к обороне!».

И вот так почти каждый день.

На Земле эти крепости-призраки не дожили даже до эпохи паровозов. Одни сгорели, другие рассыпались в труху, третьи стали городами одноэтажной Америки, где салуны выросли на месте казарм. Лишь малая часть уцелела, но в их брёвнах, хранящих засечки от топоров первопроходцев и следы тяжёлых свинцовых пуль, осталась память о временах, когда человек с ружьем и плотницким топором в руках бросал вызов целому континенту.

Они задумывались как крепости, а стали мостами между дикой цивилизацией и цивилизованной дикостью, и каждый гвоздь в их стенах звенел, как стремена переселенца, шагающего на закат.

Но то на Земле…

На Платформе-5 всё только начинается.

Конвой подошёл к штатной остановке у ручья Гурон-Крик — возле дороги предусмотрено место для транспорта, правда, всю технику поставить на площадку получится, только если конвой невелик. Есть большой навес рядом с костровищем, заботливо обложенным вкруговую тяжёлыми валунами. Под навесом две длинные скамьи и стол на пару десятков человек. Здесь возле ручья растут сосны с характерно изогнутыми раскидистыми кронами — единственные деревья на южном участке Санта-Фе.

Там же смонтирована наблюдательная площадка с лестницей — приходится постоянно контролировать небо. Рассказы о пещерниках-супергризли американцев как-то не впечатляют, здесь они крайне редко встречаются, и только в лесистой местности да на побережье. Главная страшилка Аризоны и Техаса — грифоны, так в штатах называют гаруд.

На дороге изредка начали появляться ответвления. Три слева, ведущие на запад, меня не заинтересовали. А вот те, что справа, ведущие куда-то в горы, очень даже заинтересовали. Видно их было очень плохо, потому что следов не различить. Но возле третьего правого съезда я всё-таки решил на минутку остановиться под предлогом осмотра колёс, предупредив об этом по радиосвязи старшину.

— Есть! — вскоре крикнул глазастый сынуля, присаживаясь на корточки,

— Следы нашёл? Какие? — торопливо спросил я.

— Лошадиные, — ответил Дино, показывая пальцем на отпечатки копыт на высохшей глине и не утруждая себя дальнейшими объяснениями.

— Да ладно тебе… всадники? Богатые люди тут живут.