Сухой закон 4 (СИ) - Дорохов Михаил Ильич

Внутреннее ощущение подсказывало мне, что это не было случайностью. А вот неосознанная попытка мести, после которой у ребёнка от осознания совершенного нарушится психика — вполне могла иметь место. Почитаем, что там нам дальше расскажет по этому поводу Таймс?

'…Именно в приюте, по мнению экспертов, могли усилиться те трещины в сознании Герхарда, что в итоге привели к трагедии в Аунего. Дело в том, что приют, по словам найденных нами бывших его воспитанников, был местом суровым. Физические наказания и жёсткая дисциплина приюта прикрывались риторикой о спасении грешных душ. Кстати, данное заведение дважды было замечено в скандалах со смертями воспитанников.

«Герхард был тихим, странным мальчиком, — вспоминает один из бывших воспитанников, пожелавший остаться неизвестным. — Всегда смотрел в огонь в камине во время вечерних молитв. Нам было тяжело смотреть ему в глаза. У Шульца был очень необычный взгляд. И его наказывали чаще других. Братья-монахи считали, что в нём сидит демон, что он виновен в смерти родителей и должен искупить это постом и молитвой. Они называли его „дитём греха“. Вероятно, для него приют стал лишь продолжением отчего дома — те же побои, то же бессилие, та же безразличная мать, но уже в лице Церкви, с которой у него появились печальные ассоциации, и об этом он несколько раз говорил соседям в общей спальне…»

То есть, Пророку в детстве сверху добавили ещё комплексов, поместив в почти такие же условия, как были у него дома. Может, даже хуже…

«…В 1895 году, в возрасте пятнадцати лет, Герхард Шульц сбежал из приюта. Его следы затерялись на долгие годы. Следствие предполагает, что он скитался по стране, работая на фермах и заводах, прежде чем 'воскреснуть» под новым именем и с новой, ужасающей целью.

К 1910 году Герхард Шульц появляется в небольшом поселении Аунего, где начинает проповедовать своё учение. Он говорит о «чистоте», «огненном очищении» и грядущем «новом мире». Его харизма и знание церковных текстов, полученное в приюте, привлекли последователей. Он основал общину, которая постепенно превратилась в изолированную, фанатичную секту…'

Вообще, интересная заметка. Потому что сейчас, в ревущие двадцатые личные проблемы мало кого волнуют. Если человек не творит откровенную дичь прямо на улице — значит, с ним, по мнению большинства, всё нормально. Для рядового американца история Шульца — настоящее откровение. Мол, оказывается, существуют какие-то психические отклонения…

В настоящее время у простого обывателя в отношении людей, подобных Герхарду, есть простые объяснения: агрессивный, забитый, нелюдимый, в лучшем случае — чудак да юродивый.

«…В этот же момент Пророк начал сближаться с сенатором Биллом Хотфилдом, объявив прихожанам о том, что конгрессмен должен быть единственной связью с 'больши́м миром». По мнению лидера секты, Билл влачил бремя греха за всё поселение, как потомок основателя Аунего, коим являлся дед Билла Хотфилда.

«Герхард мастерски использовал психологические механизмы, — заявил в эксклюзивном интервью нашей газете известный психолог, профессор Колумбийского университета доктор Артур Ван Дорен. — Скорее всего, он делал это инстинктивно. Его учение — это классический пример реакции бегства и реконструкции его психических отклонений».

Редакция «Нью-Йорк. Таймс» задала вопросы профессору и получила следующие комментарии.

Вопрос: Доктор Ван Дорен, что могло толкнуть Пророка на создание собственного вероучения, основанного на подготовке к самосожжению — «Ковчегу»?

Ответ: Вся жизнь Герхарда Шульца была попыткой справиться с чудовищной, неосознанной виной, усугубленной годами домашнего насилия. Огонь в детстве мог быть не просто несчастным случаем, но и актом вытесненной ярости против отца-тирана и матери, которая позволила этому происходить. Шульц уничтожил с помощью огня свой мир, своих богов — своих родителей. Пламя стало для него и ужасом, и фетишем, единственной силой, способной стереть его грех и наказать обидчиков. Церковь в лице приюта не дала ему прощения, а лишь усугубила чувство вины, став для него символом карающего, бездушного бога, повторяющего образ родителей. Поэтому его учение было направлено против церкви — Герхард создал своё мнимое божество, которое не судило его, а требовало жертв…'

Я невольно проникся уважением к профессору. Дело в том, что он был весьма близок к тому, о чём говорили психологи в «моём времени», когда разбирали ситуации, связанные с появлением фанатиков или серийных убийц. Ван Дорен бил не в бровь, а в глаз. Интересная личность, надо бы про него разузнать…

'…Вопрос: Почему его ненависть распространилась на иммигрантов и индейцев?

Ответ: Это проекция. Герхард Шульц был сыном иммигрантов. Он ненавидел в других то, что ненавидел в себе — «чужеродность», «нечистоту». Пророк видел, как его семья и он сам подвергались насмешкам и дискриминации. Его разум, чтобы защититься, создал парадоксальную логику: «Я не страдалец, я — очиститель». Уничтожая «чужаков» в своей риторике, он символически уничтожал ту часть себя, которая вызывала у него стыд и боль, а также мстил миру, что так и не защитил Шульца ни от побоев отца, ни от материнского равнодушия…'

Пока всё укладывалось в систему, которую я знал. Три «стартовых» кита для появления серийного убийцы или маньяка: домашнее насилие, травмы головного мозга и, как бы это не странно звучало, нехватка витаминов.

Первое очевидно было в наличие, второе вполне могло быть следствием отцовских избиений. Только третье под вопросом. Остальные семь пунктов, которые выделяют психологи-криминалисты уже частности. И среди них — отвращение к самому себе и попытка «победить» триггер. Данные два фактора тоже явно присутствовали у Пророка.

'…Вопрос: И последнее, почему именно самосожжение? Почему такой ужасный конец?

Ответ: Для Пророка это никакой не конец. В его искажённом сознании это, наоборот, апофеоз, кульминация. Герхард не шёл на смерть. Он шёл к выходу из жестокой для него реальности. Сжечь себя — это последний акт тотального контроля над своей жизнью. Это одновременно и самонаказание за ту детскую ночь, и триумф над огнём, который когда-то отнял у него пусть жестокую, но семью и дом. Это акт величайшей мести миру, ставшему для него гигантским подобием отцовского кулака. Шульц не убегал от наказания. Он совершал величайшее, по его мнению, жертвоприношение, в котором палачом и жертвой был он сам. А, как я уже говорил, тому «божеству», что он нарисовал себе, требовались жертвы. Пророк создал секту, и в рамках Аунего попытался построить собственный мир по своим законам. А потом разрушить его так, как он посчитает нужным. Это должно было дать Герхарду ощущение полного контроля…'

Я невольно вздрогнул от воспоминаний о кричащих в огне людях. Получается, я не дал Пророку достичь своей цели, идеи фикс, главного момента в жизни.

«…Таким образом, наша редакция считает, что Пророк из Аунего был не посланником небес, а трагическим порождением земного ада. Он был ребёнком, сломленным двойной трагедией домашней жестокости и смертоносного огня. А ещё он стал мужчиной, который так и не смог из всего этого выбраться, попытавшись утянуть за собой в пламя десятки доверчивых последователей. История Пророка — это мрачное напоминание о хрупкости человеческой психики и о том, как невылеченные раны прошлого могут порождать чудовищ будущего. И поэтому так важно решить вопросы, которые в своей программе „возвращения к нормальности“ поднимает кандидат в президенты от республиканцев Уоррен Гардинг…»

Дальше шли дифирамбы в адрес предвыборной программы Гардинга. Таймс явно уже не скрывали в симпатии республиканцам. Как я и думал, «слоны» плотно оседлали главную газету штата. После прочтения статьи о Пророке хотелось протереть руки. Словно притронулся к чему-то грязному и мерзкому.

Тишину кабинета нарушил стук. Вошёл капитан Синицын: