Боксер-5: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров

Но я-то ведь не лошадь, — не слушал меня Сеня. — Да я всех этих нагрузок не вынесу! Да я сдохну просто! Прямо в зале, и пусть Семенычу будет стыдно хоть тогда!

— Что поделать, дружище, — сказал я, — Любые результаты даются только вот такими усилиями. Ты же видишь, как ты сам изменился — а все почему? Потому что тренируешься! Так что даже если отбросить в сторону чемпионат, это и для нас самих будет польза.

— Какая польза-то, чего ты несешь? — раздраженно ответил Сеня. — Как я изменился? Из нормального человека превратился в полутруп, которому только бы с кровати не вставать? Ну если так, то да, ты прав — изменения очень заметные!

— Да ладно тебе! — решил я надавить на его самую больную мозоль. — Ты посмотри на себя внимательно в зеркало-то! Ты же уже почти не похож на того парня, который в лагере мне жаловался, что у него сиськи растут, как у девчонки! Если ты сейчас не сдашься и продолжишь так же усердно работать, то следующим летом на пляже все девки поголовно будут твои!

— Ну… это, конечно, да, — Сеня, видимо, вспомнил свою фигуру в зеркале тогда и сейчас.

— Вот видишь! — сказал я. — А теперь представь себя еще через год. Да тебя же можно будет на каких-нибудь плакатах печатать или в спортивных газетах с подписью вроде «Смотрите, как развивают тренировки»!

Мой приятель задумался.

— Прав ты, наверно, — пробурчал Сеня, и, чуть-чуть еще поворчав «для порядка», успокоился.

Конечно, со стороны это выглядело чуть ли не детскими капризами. Но вообще-то Сеню тоже можно было понять: уж кому-кому, а ему-то приходилось на сборах тяжелее всех. В таких мероприятиях он участвовал впервые в жизни — в отличие от других боксеров, которые ездили сюда уже как в хорошо знакомые гости. Кроме того, еще совсем недавно ему пришлось резко сбрасывать вес — а это, как ни крути, для организма стресс, даже для такого молодого и стремительно растущего, как был у нас. И, несмотря на это, он демонстрировал весьма достойные результаты — если еще в лагере его дразнили толстяком, то сейчас назвать его подобным словом не повернулся бы язык даже у самого язвительного обзывалы. Он сбрасывал жир так стремительно, что иногда даже я удивлялся: вроде бы всего несколько дней назад был один человек, а сейчас передо мной стоял уже совсем другой. А вместо жировых накоплений у него отчетливо формировался выстроенный мышечный каркас.

Но если Сеня — стоит отдать ему должное — стонал, выражал недовольство, но терпел и продолжал заниматься, то некоторые ребята были готовы пойти еще дальше. Были у нас такие. которые в какой-то момент уже сами, не дожидаясь распоряжения Григория Семеновича, собирались отправиться домой. Однажды я задержался после вечерней тренировки, а когда вернулся в номер, то увидел Шпалу, яростно утрамбовывавшего свои вещи в чемодан. При этом на лице его была написана такая злость, что, пожалуй, он мог бы в этот момент разнести полкомнаты.

— Ты чего это? — недоуменно спросил я. — Что-то случилось?

— Давно уже случилось, если ты не заметил, — зло ответил Шпала. — Достал меня и наш Семеныч, и этот, второй их, тоже достал, и бокс этот достал, и вся эта база с их сборами — все достали! Я вам что, ездовой ишак, что ли?

— Подожди, — попытался остудить его я, — так, а с чего ты завелся-то?

— С чего завелся? — Шпала швырнул чемодан на пол и со всего маху пнул его ногой. — Миха, вот ты мне честно скажи: ты сейчас это серьезно? Ты спрашиваешь, с чего я завелся? Нас гоняют так, как будто мы уже чемпионы мира, и теперь стоит задача загнать нас в могилу! Я уже ни рук, ни ног не чувствую! Я не понимаю, спал я или нет! Иду утром в столовую, сажусь завтракать, подношу ложку и не понимаю, почему у меня вся морда в каше. А оказывается, я руками-то на автомате работаю, а рот забыл открыть — проснуться не могу, понял? Это что? Это уже крыша едет, называется! Фантасты всякие про роботов сочиняют — мол, они будут как люди, только механические. Ну так вот же они! Их из нас и делают, и даже сочинять ничего не надо! Я из человека в какой-то полуживой автомат здесь превратился всего за несколько дней! И ты меня еще спрашиваешь, чего я завелся? Да ты скажи спасибо, что у меня вообще хотя бы разговаривать еще получается без посторонней помощи!

Я молча выслушал эту многословную тираду — прежде чем что-то объяснять Шпале, пусть для начала выговорится. Хотя в чем-то я его, конечно, понимал. Но все-таки нужно было придумать, как его успокоить — если Семеныч сейчас застукает его с чемоданом, разразится очередной скандал. И вот совсем не факт, что от этого скандала не пострадают и все остальные.

— Шпала, — негромко и спокойно произнес я. — да у меня ведь то же самое. Я тоже ни рук, ни ног не чувствую. И я тебя понимаю. Но мы же сами согласились сюда ехать, и прекрасно знали, что нагрузки будут огромными. И ты же и сам в курсе, к чему нас готовят, и что тренеры наши не из садизма нам такое устраивают, а для того, чтобы нам же дать принципиально новые возможности. Ну вот скажи: ты разве сам не хотел бы поехать на чемпионат?

— Не знаю, — раздраженно, но уже чуть поспокойнее отозвался Шпала. — Конкретно сейчас я хочу только свалить отсюда куда-нибудь, где можно будет продрыхнуть, не просыпаясь, хотя бы с недельку.

— Ну, это-то понятно, — кивнул я. — А если подумать?

— Если подумать, — отозвался Шпала, — то, наверное, хотел бы. Да нет, конечно, хотел бы, — добавил он уже более уверенно, — но не такой же ценой, а! Нет, я все понимаю: увеличение нагрузок там, туда-сюда, на пик формы нас выводят, все вроде как по науке. Но не за две же недели! Ну ведь нагрузки-то увеличивают постепенно! Ты попробуй взять, не знаю, первогодку, который только начал заниматься, и дать ему чемпионские нормы — что с ним будет?

— Послушай, но ты-то уже не первогодка, — мягко заметил я. — И тебя не родители в секцию к друзьям отвели