Шарлатан IV (СИ) - Номен Квинтус

Мне об этом с легкой грустью сама Зинаида Михайловна сказала, но когда я ей сообщил, на чем я все же денег иностранных заработать смогу, с улыбкой ответила:

— Я всегда знала, что мозги у тебя варят неплохо. Вот на выручку с гармошек никто у нас точно не позарится. Так что, если ты и тут начнешь много денег зарабатывать, то и всю рублевую выручку… треть рублевой выручки можешь забирать.

— Но чтобы на гармошках зарабатывать много денег, нужно сначала много денег все же потратить.

— Это я уже поняла. Но, замечу, финансы твоего института по-прежнему контролирует централизованная бухгалтерия, и если я скажу Наташе Резниковой, что баланс мне можно будет раньше зимы не предоставлять… Ты до зимы-то справишься? Извини, я просто дольше задерживать балансы просто не могу.

— А до зимы у нас сколько осталось-то? Всего ничего, жалких шесть месяцев. Думаю, что мне хватит, по крайней мере баланс по расходам и доходам должен будет сойтись. Мне еще помощь небольшая с доступом к сырью от вас потребуется, все же Грузия вообще нам не подчиняется.

— Это пусть тебя не беспокоит, в Грузии тоже вкусно покушать любят. Так что с ними мы точно договоримся, а вот с деревом импортным… ладно, раз уж снова в твою авантюру влезаю, то влезать сразу по горло буду. Список всего нужного ты мне до конца недели пришли, у нас есть кому им заняться…

Андрей Анатольевич Бочвар специально приехал в гости к Василию Васильевичу Стекольникову чтобы того «порадовать»:

— Василий, мы закончили исследования оболочек, которые нам с титанового завода из Павлово прислали. У них попутно и циркония много получается, и они предложили оболочки из него и делать.

— А чем они лучше стальных?

— Всем. Мы просто на цирконий не смотрели, в павловцы кое-что очень интересное о нем написали. Например, что цирконий для нейтронов практически прозрачный… правда, слабоват, но при легировании двумя процентами ниобия вроде по всем параметрам для твоих нужд подходит.

— Интересно, а где это тамошние металлурги проверили прозрачность для нейтронов?

— Вот уж не знаю, в документе написано, что им это Шарлатан рассказал. Но мы у себя уже этот момент проверили, и действительно, металл для нейтронов прозрачный. И ниобий у них тоже уже есть: они как раз для самолетных турбин окись циркония с окисью ниобия используют, так что мне для испытаний уже готовые трубки передали. Немного другой геометрии, но в отчете сказано, что с такой можно тепловую напряженность прилично повысить, и даже расписано, как именно. Там, правда, есть один чисто химический недостаток… в общем, нужно будет давление повысить на десяток атмосфер, зато и температуру получится на двадцать пять градусов поднять. Я вопросы химии-то решу, а вот конструктив… подумай, стоит ли овчинка выделки?

— А сам как думаешь?

— Я не думаю, а читаю: кпд с двадцати четырех процентов поднимется до тридцати двух. И с арифметикой тот, кто документ писал, не ошибся…

— Надо будет все с товарищем Славским пересогласовывать, а это столько мороки!

— Уже не надо. Приказ по министерству утром вышел…

Глава 20

Понятно, что физик-ядерщик из меня — куда там Курчатову с Харитоном! Я вот знал про бозон Хиггса, а Игорь Васильевич про него точно не знал. Правда, чем этот бозон отличается от других, да и вообще что такое бозон, я и понятия не имел, но это уже мелочные придирки. И физику я учил в институте, уже два раза учил… правда, без особого успеха, но уж посчитать КПД тепловой машины всяко мог. А про циркониевые оболочки ТВЭЛов и пароциркониевую реакцию после Фукусимы разве что слепоглухонемой какой не слышал и не видел. Поэтому, раз уж с цирконием в Павлово проблем не было, я тамошних ребят и попросил наладить производство нужных трубочек, и даже в общих словах расписал им, зачем это нужно.

Но на этом мое участие в любых атомных проектах закончилось: у меня были куда как более важные задачи. Например, задача зарабатывания иностранных денежек. И задача сильно упрощалась тем, что деньги нужны были в основном немецкие, поскольку я наметил на строящиеся заводы в основном именно германское оборудование ставить. А Германия-то была, можно сказать, нашей, почти советской — и там торговать было довольно просто, даже у Минместпрома в Берлине было свое отдельное торговое представительство. А еще в Дюссельдорфе, Лейпциге и парочке каких-то других городов. Но я нацелился в первую очередь на Лейпцигскую ярмарку.

Немцы хотя и строили изо всех сил социализм, и некоторые остатки капитализма сохранили, в частности, у них осталось (да и появилось) много небольших частных предприятий. И из-за этого немцев в Европе все же воспринимали совсем не так как СССР и разные там капиталисты с удовольствием участвовали в проводившихся в Лейпциге ярмарках. И европейкие капиталисты, и американские: все они изо всех сил старались Германию обособить от Советского СОбза и немцам часто продавали даже то, что в СССР ни при каких условиях не поставлялось. Но и покупали много германских товаров тоже, так что мне выставить на этой ярмарке свои гитары…

У меня сейчас гитары были вообще лучшими в мире. И вовсе не потому, что те же, скажем, Гибсон или Фендер делали гитары хуже, напротив, они делали их куда как лучше. Но мои гитары были лучшими в мире — и это отнюдь не было оксюмороном. Потому что электрогитара — инструмент, в общем-то, примитивный, сейчас их в мире наверное десятки, если не сотни компаний выпускали. Но гитара электрическая от акустической отличалась как небо и земля: в электрогитаре больше, наверное, девяноста процентов качества определялась электроникой. А вот «дерево» значило довольно немного, и здесь как раз на сто процентов действовал принцип «чем хуже, тем лучше».

Лучшим деревом для электрогитар (для корпусов этих гитар) была ольха, и в США лучшей была ольха их флоридских болот. Но вот ольха из болот уже колхидских именно для изготовления корпусов гитар была даже лучше флоридской: она росла очень быстро и поэтому получалась более «акустически нейтральной». А для грифов Минместпрому удалось закупить довольно много канадского клена: пока что именно это дерево считалось «оптимальным». Не лучшим, но именно оптимальным — потому что грифы из более «лучших» деревяшек стоили как крыло от «Боинга». Что же до накладок на гриф, то тот же Гибсон предпочитал палисандровые — которые были на порядок хуже эбеновых. А эбен — дерево ну очень дорогое…

Но фокус заключался в том, что эбен — это всего лишь разновидность хурмы с древесиной черного цвета, и если использовать а этих целях хурму кавказскую, особенно выросшую в горах, то технически разницы никто и не почувствует, а сделать темно-серую деревяху черной — при современном развитии печатного дела на Западе… то есть при нынешнем уровне развития советской химии вообще не проблема, было бы желание. А у меня желание было — и сами гитары на гитарной фабрике делались на самом деле из лучших материалов. Но и это было даже не полдела, а — как уже упоминалось — десятью процентами дела.

А остальные девяносто процентов как раз из электроники и состояли. И начиналась эта электроника со звукоснимателя. Вещь в принципе простая, в чем-то даже примитивная — но эту вещь в моей «прежней истории» разрабатывали и улучшали десятилетиями. Вот взять, в примеру, простой хамбакер: ну поставили рядом две катушки с магнитиками, и что тут можно еще придумать-то? А оказывается, придумать тут можно чуть больше чем дофига. Хамбакер-то чем хорош: он компенсирует внешние наводки на систему преобразования колебаний струны в электрический сигнал. А плох он тем, что при этом очень сильно режутся обертона, и потому, хотя его придумали даже до моего «тутошнего» рождения, его почти никто не использовал. Но можно ведь сделать и так, чтобы он орбертона не резал, а даже наоборот, звук ими обогащал. И для этого только и нужно было, что катушки звукоснимателя сделать поплоще и пошире. Но и тут засада: катушка, если она будет много шире головки магнита, колебания электромагнитного поля будет улавливать слабо и сигнал формировать тоже хиленький. Потому что магнитное поле в этой катушке, формируемое магнитиками, окажется слабоватым, а длинный провод в катушке станет сильно сопротивляться передаче сигнала. Можно, правда, сделать магнитики посильнее…