Эволюционер из трущоб. Том 14 - Антон Панарин

Глава 23

Князь Водопьянов стоял в стороне от празднества, испепеляя взглядом всякого аристократа, осмелившегося украдкой посмотреть на его лысину. Он молчаливо вливал в себя коньяк, желая поскорее вернуться домой. Увы, Водопьянов не мог покинуть бал по собственной воле.

Слева от него совершенно бесшумно возник князь Трубецкой Валерий Сергеевич. Седые волосы и борода, на лице вселенская усталость и скука. Он постоял рядом с Водопьяновым пару минут молча, а после, не поворачивая головы, негромко заметил:

— Знаешь, Игнат Борисович. Без волос тебе даже лучше. Выглядишь не таким напыщенным ублюдком, как обычно.

Водопьянов перевёл на него грозный взгляд, а затем прыснул со смеху:

— Да иди ты, Валерий Сергеевич. Ха-ха. Я бы с радостью сбрил твою хлипкую бородёнку и посмотрел, как ты выглядишь без неё, — вернул колкость Водопьянов.

— Поверь. Этого тебе лучше никогда не видеть, — равнодушно отозвался Трубецкой, проводя большим пальцем по подбородку. — А если увидишь, то либо помрёшь со смеху, либо сопьёшься, желая забыть увиденное.

Водопьянов и Трубецкой ещё долго стояли молча и улыбались. Из зала доносились звуки скрипок, смех, звяканье бокалов. Всё это слилось в бескрайнее море лицемерия. Показная радость за молодоженов. Казалось, что гости соревнуются друг с другом, желая показать, кто наиболее рад за молодых.

— Жаль, что на этом празднике лицемерия не место любви, — нарушил тишину Трубецкой, не глядя на собеседника.

Водопьянов дернул уголком губ:

— Любви? Ха. Разве Император способен любить? Здесь всё покупается и продаётся. Уважение, власть, чувства. Нам ли с тобой не знать? Ведь мы и возвели новую династию на престол. — Игнат Борисович выдохнул и залпом осушил бокал коньяка.

— Да, гордиться нечем. Зато мой род обеспечен на десяток поколений вперёд. Даже если Гришка попытается всё профукать, ему на это и жизни не хватит, — произнёс Трубецкой с лёгкой улыбкой.

— Гришка толковый парень. Вот увидишь, ты ещё будешь им гордиться, — сказал Водопьянов.

— Ага. Гордиться из могилы, — хмыкнул Трубецкой. — Я стар, и жить мне осталось недолго. Но есть и плюс. Старики не боятся смерти и поэтому могут говорить всё, что им вздумается. Вот и я скажу тебе сейчас то, за что мне могут снести голову.

— Ха-ха! Голову? Да ты сам кому хочешь её снесёшь, — усмехнулся Водопьянов.

— Как бы там ни было, отмечу лишь одно: Император уже не первый год живёт в окружении змей, лижущих ему пятки. А теперь одна из них легла прямо в его постель. Хуже всего то, что с сегодняшнего дня правила игры изменятся. Империя больше не принадлежит Ивану Васильевичу. Она перешла в руки его мегеры-матери и молодой супруги.

Водопьянов облизнул пересохшие губы и тихо, почти шепотом, сказал:

— Если так смотреть на ситуацию, то тебе и правда могут снести голову за такие речи, — он зыркнул по сторонам чтобы убедиться, что их разговор никто не слышит.

Трубецкой лишь улыбнулся.

— Игнат Борисович, мы давно с тобой лишились чести, а значит, и головы наши стоят недорого.

Трубецкой достал сигарету и закурил, хотя на всём балу никто не осмеливался сделать подобного. Он стряхнул пепел с сигары, взглянул на зал, где Император смеялся, держа за руку новоиспеченную Императрицу. В этом смехе слышалась фальшь, причём фальшивили оба.

— Запомни, Игнат Борисович, — сказал Трубецкой, отходя. — Если власти Романовых придёт конец, то только благодаря тем, кто улыбается Императору, глядя в глаза. Лишь эти люди смогут ударить в спину. А в морду нашему самодержцу мало кто осмелится врезать, силёнок маловато.

Трубецкой ушёл, растворившись в толпе, оставив Водопьянову лёгкий запах табака и неясную тревогу. Может, за будущее, а может, это было раскаяние за содеянное в прошлом?

* * *

Я не мог отвести взгляда от Марии, чувствуя, как в груди бешено колотится сердце. Однако, двум десяткам официантов, шатающихся по залу, всё же удалось отвлечь моё внимание. Их мана в каналах взбесилась точно также, как у Титовых. Лица лишены эмоций, шаг выверенный, а в груди у каждого пульсировал такой же узел, как у Маши. Я схватил Венеру под руку и мягко повёл к колонне, подальше от толпы.

— Что-то тут не так, — сказал я вполголоса, глядя поверх её плеча на зал. — Сейчас явно случится что-то нехорошее.

— С чего ты взял? — она приподняла бровь от удивления.

— Я думаю, что сюда проник один из Великих Бедствий. Надеюсь, я ошибаюсь.

Лицо Венеры замерло, она явно не понимала, о чём я говорю. Оно и неудивительно, мало кто знает о Великих Бедствиях, а объяснять, что именно я имею в виду, попросту нет времени.

— Хорошо, скажи, что нужно делать, — шепнула она, ускорив шаг.

— Держись поближе ко мне. Ничего не пей и не ешь, еда может быть отравлена, но не ядом. Если музыка оборвётся и начнётся переполох, старайся выбраться из здания и убраться отсюда как можно дальше…

Краем глаза я заметил официантов. Они рассредоточились по залу: два у входа, трое у шведского стола с шампанским, четвёрка стоит клином у лестницы, один замер рядом со стражей и о чём-то беседует с ними. А в следующее мгновение Титов с Марией поднялись к трону, и Дмитрий Антонович заговорил…

Он хлопнул в ладони так громко, будто хотел, чтобы Император и все гости не просто обратили на него внимание, но и проснулись. Эхо пронеслось над залом, и Титов выкрикнул, раскинув руки в стороны:

— Дамы и господа! Я мог бы подарить Императору какой-нибудь хлам, на подобие того барахла, что подарили вы. Но зачем? Вместо этого я преподнесу ему на блюдечке с голубой каёмочкой… возмездие!

Стража дрогнула, взялась за клинки. Но Император остановил их властным жестом. Гвардейцы замерли, словно статуи. Титов ухмыльнулся и вытянул из-за пазухи чёрную папку.

— Здесь описано всё, — громогласно сказал он. — Всё, начиная с того момента, как я укрыл у себя детей Архарова! — Услышав это, гости ахнули, а стража моментально взяла в кольцо Титова и его дочь. — Однако, это не всё! В этой папке есть информация о том, что в своём доме я принимал сына Архарова, Михаила. Вы его знаете как Михаила Данииловича Черчесова! Вот только