Шофёр - Никонов Андрей

Агенты уголовного розыска ждали Радкевича, его фотографии и словесное описание были у всех сотрудников, они их наизусть, можно сказать, запомнили. Но вместо Радкевича менять драгоценности на деньги приехал Шпуля, его здесь никто не ждал, и поэтому на его появление не отреагировали. Гершин спрыгнул с пролётки в одиннадцать, как и говорилось в оставленной в тайнике записке, зашёл в подъезд и сначала ошибся дверью, перепутав квартиры, долго искал нужную комнату, не найдя, спросил у жильца, точившего нож на кухне, и только после его подсказки прошёл в седьмую. Потом подслеповато разглядывал таблички и надписи в длинном коридоре. Наконец, вставил ключ в замочную скважину и зашёл внутрь.

Вместо газеты «Правда» на тумбочке лежал журнал «Мурзилка». Но опять же, подслеповатый Гершин этого сразу не заметил, задел журнал, тот упал на пол и задвинулся наполовину под тумбочку. Наклоняться и поднимать его Шпуля не стал, увидел, что там что-то печатное лежит, и успокоился. Он, сверяясь с запиской, отвернул у кровати шишечку, достал прут, отодвинул кровать и засунул ключ в отверстие. Половица щёлкнула, открывая тайник, Шпуля опустился на одно колено, положил рядом с собой пачку денег, пошарил рукой, озадаченно посмотрел на пустое углубление. Никаких ценностей в схроне не было.

В этот момент дверь шкафа распахнулась, и в комнату со стороны соседа ворвались люди в штатском, но с револьверами. Шпуля было подумал, что это конкуренты, но тут же понял, что с этим ему не повезло. С конкурентами можно было договориться, с агентами уголовного розыска – нет. Гершина уложили на пол, надели наручники. Один из легавых поднял журнал, хотел было положить его на тумбочку, но внезапно решил рассмотреть повнимательнее. А потом забрал одного из своих и бросился в коридор.

Радкевич был возле дома в десять, но внутрь не пошёл – он должен был проследить, кто зайдёт вслед за Шпулей, чтобы забрать деньги. Шпуля возражал, он считал, что замена содержимого происходит перед тем днём, когда они сюда приезжают, но Герман думал иначе.

– Сам посуди, – говорил он, – ты деньги положил, они так и будут лежать? Нет, сразу их заберут, а потом перед следующим обменом стекляшки положат. И этот человек будет следить за тобой, а я его сразу вычислю, и тогда голубчик от нас никуда не денется, приведёт к остальному товару.

– Пусть вон Косой проследит или Рябой, – предлагал Шпуля.

– Они уже следили, и без толку. Нет, лучше сам этим займусь.

Они с Петькой оставили машину на углу дома и поднялись на чердак соседнего здания, там через слуховое окно было видно всё как на ладони. Над ними, на крыше, кто-то расхаживал, каблуки били по железной кровле. На первый взгляд во дворе и на улице всё было спокойно, никто за Шпулей внутрь не пошёл и не высматривал. Герман начал беспокоиться, когда прошло четверть часа, а Гершин обратно не появился. Он только собирался послать Петьку на разведку, как его подельника вывели в наручниках и усадили в подъехавший автомобиль, следом за ним вышли двое легавых, уж их Радкевич навидался, залезли в машину вслед за Шпулей. Тот, что гремел сверху, на крыше, спустился по лестнице на чердак, осмотрелся, Германа и Петьку не увидел, ушёл вниз.

– Чую, и по нашу душу пришли, – Герман не отрываясь смотрел на разворачивающиеся события, Петька собирался что-то сказать, но он ему не дал, сжал ладонью плечо. – Заткнись.

К дому подъезжали автомобили, пролётки и самокатчики, люди поднимались и спускались, теперь агенты и уполномоченные не таились и действовали открыто. Радкевич даже дышать боялся, он выждал как минимум часа два, пока всё не стихло, и только тогда поднялся.

– Уходим, – приказал Петьке. – Шпуле мы уже не поможем, самим бы на свободе остаться.

– На машине?

– На извозчике, идиот, машина больно приметная. Да поторапливайся, своё бы спасти.

Но на Генеральной, куда они приехали, уже вовсю орудовали чекисты, рядом с рестораном чадили бензиновой гарью несколько милицейских грузовиков. А из дома на Бужениновской улице выносили вещи, во дворе стоял Зуля в наручниках, покачиваясь на ветру.

– Твари, – прошипел Герман, прикидывая, что сотни червонцев, которые лежали в кармане, надолго не хватит, – про этот дом только Шпуля знал. Хотя нет, не только он. Точно, шофёр Коврова меня подвозил. Сволочи, они с чекистами заодно. Ну ничего, Петька, мы своё вернём.

Бахматов проверил список жильцов, отыскал в коммунальной квартире одиннадцатую комнату, из всех дверей без отметок выбрал наиболее подходящую. Дверь эта была заперта, но второй агент угро обладал необходимой физической силой и снёс створку с петель.

Внутри обнаружились двое мужчин, они перетряхивали одежду, вспоротый матрац пучился комками ваты, мебель отодвинули и частью разобрали. Обыск мужчины делали практически бесшумно, проходя по коридору, никто бы и не заподозрил, что здесь кто-то есть. Инспектора Бахматова и агента первого разряда Минца встретили спокойно и без опаски, даже когда им пригрозили револьверами. Мужчина лет сорока вытащил из кармана удостоверение сотрудника ОГПУ.

– Уполномоченный Фельдман. А вас я знаю, товарищ, вы – Бахматов из угро, так?

Бахматов кивнул, показал журнал, где карандашом была написана фамилия нанимательницы комнаты.

– Лежал в комнате Разумовского, – объяснил он. – Наверняка она подсунула, по ошибке или случайно, как тайный знак.

– Ума палата, сама себя заложила, – вздохнул чекист, – коммерсанта задержали?

– Только что.

– В тайнике было что-нибудь?

– Нет, только деньги, он их не успел положить.

– Значит, точно здесь припрятала, больше негде. Спасибо, товарищи, справимся сами.

Бахматов кивнул и уже собирался сказать Минцу, что их другие дела ждут, как тот приподнял детский деревянный грузовик, стоящий около стены.

– Леонид Лаврентич, смотрите, тут фанерка двигается, гвозди не до конца воткнуты, а внутри что-то болтается.

Чекисты насторожились, Фельдман пододвинул на столе чашку и кастрюльку с подсохшей кашей, посмотрел на Бахматова.

– Давай, Гриша, – распорядился тот.

Агент поставил игрушку на стол, поддел ножом фанерку, откинул в сторону. Под ней лежали два свёртка, в одном были деньги, толстая пачка червонцев, а в другом – несколько украшений с драгоценными камнями.

– Ведь куда прятала, падла, – выдохнул чекист, – ну ты молодец, паря, глаз – алмаз, вот что значит опыт, пришли и сразу же нашли.

Шестопалова на работе вооружилась шваброй и ведром и начала отмывать грязь и пыль. Лацис, которого она ждала, приехал на работу только к половине одиннадцатого, до этого времени Анфиса извелась. Как только замначальника зашёл в свой кабинет, по пути ущипнув машинистку за задницу, она тут же заявилась туда, сначала для виду протерев приёмную комнату.

– Я ничего класть не стала, – сказала она, проверив, плотно ли заперта дверь. – Кто-то в комнате ходил, сначала хотела спросить, не твой ли человек.

– Нет, – Лацис нахмурился, вытер лоб платком, – разве что наши новые дружки кого навели. Плохо, Фиска, придётся место менять. где вещички, что я передал?

– Дома спрятала.

– А деньги?

– Вместе с цацками положила.

– Вот что сделаем, ты отсюда никуда не отлучайся, а я съезжу на извозчике, заберу вещички. Деньги тебе оставлю, как договаривались.

– Мы на другие деньги договаривались, – лицо Шестопаловой заострилось, сделалось хищным, всё очарование наивности пропало, – сто тыщ ты мне должен.

– Так это если весь товар продать, а ушло немного совсем, вот за него и получишь, – Лацис недовольно поморщился, – может, ты и навела кого. И вообще, ты как после работы домой придёшь, езжай на вокзал, телеграмму сочини, будто сестра болеет, и чтобы ноги твоей в Москве к вечеру не было, а про меня забудь. Если схватят тебя легавые, молчи, про меня ни слова, а то и сама долго не проживёшь, и ублюдка твоего выкину на улицу, пусть подыхает.