Пропаданка - Кицунэ Миято

— Э… Спасибо… наверное, — тоже кивнула Варя. — А… Тарион сказал, что мы отправимся в Академию магии, встретимся там с девочками… А вы, то есть ты тоже отправишься с нами? — Морнэмир настаивал, чтобы она звала его на «ты», иначе «он чувствует себя слишком старым», но сейчас показалось, что «ты» не очень уместно.

— К сожалению, нет, — Морнэмир показался Варе действительно огорчённым. — Через пару дней здесь будет караван… В общем, я буду весьма занят. Да и… Не хотел бы смотреть, как ты из-за своего упрямства портишь себе жизнь.

Больше они не разговаривали, Морнэмир извинился, сослался на занятость и кучу дел, которые ему пришлось прервать, и передал её тому парню-фойна — Аксону, который хотел показать ей все окрестности, но Варя решила, что только что выздоровевшую ногу не стоит долго нагружать, так что далеко не пошла.

— Аксон, а как давно этот замок здесь стоит? — спросила Варя своего сопровождающего, усевшись в беседке рядом с небольшим садиком апельсиновых деревьев, росших в огромных кадках. Пахло изумительно, но апельсины, к сожалению, ещё не созрели.

— Замок принял первых высоких гостей в восемьсот сороковом году, — ответил Аксон. — Так что ему почти семьсот лет.

— Шестьсот восемьдесят, да… — кивнула Варя, подсчитав по дате. — А здесь… Э… когда-нибудь была хозяйка замка? Морнэмир когда-нибудь брал… э… в жёны фойна?

— Фойна не может стать женой Светлого Вечного, только его спутницей, — помотал головой Аксон. — А из-за проклятья наш милорд… Нет, на моей памяти он никогда не делал фойна своими спутницами. Хотя некоторые приходили сюда на обучение в надежде… Э… — парень смутился.

— Сколько тебе лет, Аксон? — полюбопытствовала Варя.

— Мне сто четыре, — скромно ответил Аксон, — не так и много, но… думаю, что за всю историю нашей Крепости Кошмара здесь не было госпожи.

— А что за проклятье ты упоминал? — спросила Варя, и Аксон посмотрел на неё как на дуру.

— Милорд Светлый эльдар, который потерял… потерял свой Свет. Его волосы… они… они же…

— А, ты об этом, — хмыкнула Варя, подумав, что, видимо, про Морнэмира самостоятельно и без вмешательства эльфов образовалась легенда. Хотя, может они и с этим как-то подсуетились? — А есть… ну не знаю… песня какая-то? Про это проклятье?

— Я… — смутился Аксон. — Вообще-то, она запрещена в замке. Милорд очень не любит, когда её поют или даже обсуждают. Говорит, что это раздражает его чувство прекрасного. Но там поётся о том, что в конце концов вьюнки, которые сдерживают проклятье, станут белыми… А значит, у милорда должен родиться сын… Только он никак… э… возможно, что этот сын должен быть Светлым Эльфом, леди Варна. Но, несмотря на проклятье, милорд Морнэмир всё равно красив, магически силён и сказочно богат…

Аксон ещё некоторое время расхваливал Морнэмира, словно готовился к этому моменту все сто лет своей жизни. Варя даже немного устала от этого восхищённого монолога, который в некоторых местах уже больше походил на дифирамбы.

— Ясно, — прервала она эти словоизлияния. — Проводи меня в мою комнату, а то я боюсь заблудиться. Я утомилась и хочу отдохнуть.

* * *

В итоге утром, восемнадцатого мая, Варя с Тарионом в сопровождении так и не проронившего ни слова Морнэмира и десятка его парней-фойна отправились в очень необычное место — рощу мэллорнов, которые росли в долине. Для этого пришлось преодолеть подвесной мост. Он показался Варе очень длинным, и ещё ей не разрешили спешиться с её нового белого аргамака с более золотистой гривой, чем прежний, так что она имела сомнительное удовольствие смотреть в пропасть с высоты лошади. Утешало то, что если они сорвутся вниз, она смогла бы активировать крылья пегаса. По крайней мере, она надеялась, что эта функция встроена у всех аргамаков. У новой лошади имелось имя типа «Солнечный ветер предгорий», и на слутском наречии это звучало как-то длинно в одно слово и на «з», так что лошадь стала Зефиркой, и, кажется, её устроило это переименование.

Через город под названием «Ингэгуоволигс», что означало что-то вроде «Серый каменный город среди высоких скал», они проехали ровным строем и достаточно быстро. В Слуте говорили очень длинными словами, в которые порой складывали целые понятия, так что, даже понимая язык, Варя порой долго переваривала их странные идиомы, хотя и поговорила на слутском только с Аксоном. Язык звучал очень похоже на немецкий, разве что чуть менее «лающий». Буквы на редких вывесках напомнили длинные немецкие слова, да и были написаны явной латиницей, но с дополнительными буквами, вроде букв «о» и «u» с двумя точками сверху.

— Это ведь что-то вроде немецкого алфавита? — спросила она Тариона, который ехал рядом.

— Да, — подтвердил тот её догадку. — Он хорошо лёг на эту местность. Весь восток континента пользуется этим алфавитом, и их языки очень похожи.

— А на Икене мне показалось, что там что-то арабское… — потянула Варя. — Я научилась читать на икенском, чтобы чем-то занять себя, их буквы сплошная вязь.

— В Икену алфавит пришёл из Империи Кро, когда-то этот остров был их частью, пока они не разделились… Кажется, в пятисотых годах. Теперь Кро занимает гораздо меньшую площадь, чем раньше, даже свой полуостров не смогла полностью удержать и на сегодняшний день делит его с Фотом. Впрочем, там похожая письменность и эти страны вполне друг друга понимают. Хотя в Икене, наладившей связи с Веретанией, очень много заимствований оттуда.

— Ты любишь в таком разбираться, да? — спросила Варя.

— Верно, люблю.

Наконец они добрались до обещанной рощи.

— Разве это мэллорны? — удивилась Варя, когда роща оказалась на горизонте. — Больше походят на…

— Был у меня как-то приступ ностальгии… — пробурчал Морнэмир, который всё же присоединился к ним.

— То есть… — Варя смотрела во все глаза, а когда они подъехали, остановившись на полянке перед рощей, поняла, что белые стволы попросту покрашены чёрной краской поперечными тонкими полосками. — А что, просто берёзы нельзя завести? — спросила она.

— Пытались, — ответил за Морнэмира Тарион. — Но это дерево очень понравилось одному местному вредителю, так что любые посадки уничтожались почти моментально. Мы даже воздействовали на саженцы магически, но из-за этого березы