Коммандер (СИ) - Коллингвуд Виктор

— Гм. Я думал, что сам проведу переговоры по поводу цен и остального.... А что, они еще и могут не взять то, что мы привезли?

— Ну, такое редко бывает... Обычно, они все берут, и довольно щедры при этом.

— Я надеюсь на вас, Рихтер.

— О, не сомневайтесь, я давно имею с ними дело, и знаю, как с ними разговаривать.

К вечеру, когда южное солнце стремительно катилось за гору, Хозицер, Руппенкох и еще несколько их людей стали собираться. Я дал им небольшой бочонок вина и кусок бычьей кожи как образец. Вскоре люди Хозицера, нагруженные какими-то бочонками, отправились вперед по узкой тропке, ведущей, как кажется, в никуда.

— Интересно, что у них в бочонках, — сказал я Клаусу, тоже наблюдавшему эту сцену.

— Рафинированный жир, — равнодушно сообщил он.

— Что? Жир?

— Да, свиное сало после алхимической перегонки. Его называют «глюттцерин».

— Гм. И что, они и раньше его возили?

— Да, последний раз, когда я с ними ходил, груз был именно таков.

— Почему-то они не рассказали мне об этом...

— Вы бы все равно не смогли это купить. Такое делается на заказ. Ходили слухи о каком-то алхимике.... Но я, в самом деле, ничего не знаю.

— А сколько раз ты ходил с ними в такие походы?

— Лишь однажды, — Клаус тяжело посмотрел вслед ушедшим людям Хозицера. — Мне обещали щедрую оплату. Более, чем щедрую. Но когда мы возвращались, нам встретились настоящие толпы орков. Они всегда атакуют на обратном пути.

— То есть, у нас тоже все еще впереди?

— Не знаю. Скажу вам одно, коммандер, — по доброй воле я бы ни за что сюда не отправился.

— Вот как? Я думал, Хозицер вас убедил пойти с нами...

— Ну да, — Клаус жестко, саркастично усмехнулся одними губами. — Именно так все и было. Он меня... убедил.

Больше мне не удалось вытащить из него ни слова.

Всю ночь я был как на иголках. Ночной лес жил своей жизнью — то выли горные волки, то совсем рядом ухал филин, то раздавался совсем уж жуткий лающий смех.

Под утро на лагерь пришел густой горный туман. Часовые не сразу разглядели в нем наших спутников, возвращавшихся из леса.

— Как все прошло? — торопливо обратился я к советнику. Он выглядел очень уставшим — тяжело дыша, он опустился на оглоблю повозки и начал жадно пить воду из походного бурдюка. Под глазами его легли коричневые тени, как у человека, не спавшего всю ночь.

Хауптфельдфебель плеснул себе воды на ладони, обтер лицо и шею, и лишь потом неохотно ответил.

— Все как нельзя лучше. Ваши кожи мы продали очень успешно. Двенадцать унций золота — хорошая цена! Я торговался за них, как никогда в жизни, ей-свет!

— А вино?

— Увы. С вином, сударь, случилась неприятность. Оно, похоже, испортилось дорогой, и теперь его можно предложить разве что пещерным троллям!

Я почувствовал себя, как будто на нас снова нападали орки. Твою мать!

Бросившись к своим бочкам, выдавил затычку в одной, сразу ощутив кислый уксусный запах. Попробовал темную жидкость на вкус. Что за дрянь! А в другой бочке.... А в третьей.... Ааах, твою мать!

Полный провал. Катастрофа. Это можно только выкинуть. В лучшем случае — раздать бесплатно нищим. Интересно, тут есть нищие гномы?

— Не отчаивайтесь, мой друг, — седой гауптфельдфебель положил руку мне на плечо — вам, конечно, не повезло, но, что поделаешь — в торговых делах такое случается! Если бы я мог рассказать все случаи, когда оставался ни с чем, — пришлось бы рассказывать до следующей ночи!

— Как вы думаете, Рихтер, что теперь с этим делать? Мне приходит только одна мысль, но жалко портить чистейшие воды этой реки!

— Ну, порченое вино, — это все еще вино! Пока мы возвращаемся, как раз в город приедет уксус! Ха-ха-ха!

— Что-то мне не хочется тащить это назад. Ладно, надо подумать.

В расстройстве я побежал советоваться со всеми, кто попадался мне на пути. Первым оказался Клаус, чинивший обозную упряжь, сидя на большом камне.

— Все зависит от состояния напитка. В Теофилбурге кабатчики особенно не церемонятся. Мешают плохое вино с хорошим, добавляют грюйт или верджюс...

Что такое грюйт я знал. Это добавка из трав и меда, которым тут улучшают ячменный эль.

— А что такое верджюс?

— У нас на юге так называют сок недозрелых фруктов, разбавленный водой.

Представив, какая получается кислятина, я сразу же отверг эту идею.

— А что еще?

— Кто-то умеет исправлять порченое вино смолою, кто-то воском. У нас в таверне мутное вино осветляли яичным белком. Но чаще всего — разбавляли верждюсом, а чтобы угодить при этом пьяницам, добавляли болиголов и белладонну.

— Белладонна? Но, это же, отрава?

— Да. И в нашем городе это, в общем-то, запрещено. Конечно, умирать — то никто вроде бы не умер, но головы она дурила знатно. Некоторые даже жаловались в ратушу. Но Толстый Вилле имеет свои дела с господином Руппенкохом, так что все кончалось ничем.

— Ха, а этот Руппенкох очень влиятелен в городе?

— Очень. Особенно последние годы. Говорят, он сильно разбогател с последнего похода в предгорья.

Сказав это, Клаус помрачнел и, поджав сухие губы, продолжил чинить упряжь.

Я же окликнул Азалайсу. Она как раз возвратилась от реки, вытирая на ходу лицо куском льняного полотна.

Услышав суть моего горя, она задумчиво нахмурила брови.

— Я девушка простая, деревенская. У нас в Торропе вина никто отродясь не пил. Одно могу сказать — если вам какая-то травка нужна, в вино бросить, вы мне только заранее скажите.

— Знаешь, собери-ка мне вересконика, розмарина, шафрана... что там еще кладут обычно в грюйт? И, знаешь... если случайно найдешь белладонну, или болиголов — тоже принеси. Может быть, куда-то пригодится.

Она лукаво улыбнулась одними краешками губ.

— Конечно, найду. Да вы сами ее найдете сколько угодно! Прямо здесь и вырастет! К завтрашнему утру все и будет готово.

Отлично.

Придя к Шумперу, я застал его вместе с сержантами. Еще с полюджины его людей с арбалетами наготове переминались возле палатки.

— Мы хотим пойти на охоту. На скалах тут полно горных козлов. И подпускают они к себе на двадцать шагов! Набьем мяса на обратный путь!

— Это прекрасно. Только вот, сколько болтов вы потеряете при этом?

— О, не беспокойтесь. С такой дистанции не промахнулся бы даже Клаус! А я возьму самых метких людей.

Тем временем к нам подошли Хозицер и Руппенкох.

— Охота? Это доброе дело. Давайте и наши люди пойдут с вами. У нас есть пара арбалетчиков.

— Рихард, можно вас на пару слов?

Я отвел его в сторону.

— Я попробую исправить вино грюйтом. Сегодня соберем травы. Как вы думаете, можно ли будет продать его цвергам хотя бы за полцены?

— Пустое занятие, сударь. Их так не проведешь. Я даже пытаться не буду — если мы попробуем их надуть, они не будут иметь с нами дела в дальнейшем. А могут и разозлиться, да и убить на месте. Нет.

— Что же мне делать? Если я не продам вино, то не смогу рассчитаться с наемниками!

И не накоплю денег на то, чтобы исчезнуть из этого мира — подумал я про себя.

— Ну, вы можете рассчитаться с наемниками вином. Если они согласятся на такое пойло, конечно же. А, кроме того, — Хозицер хитро прищурился, и лицо его вдруг стало жестким, — вряд ли ваши люди вернутся отсюда все. Сумма к выдаче может сильно уменьшится в конце похода, коммандер Энно. Так что, — он похлопал меня по плечу, — не теряйте бодрости духа, она еще пригодится.

Да уж, — подумалось мне. Финансы просто трещат по швам. Торговец из меня, прямо скажем, так себе.

Так или иначе, Аззи сделала свое дело, притащив к обеду пучки разных трав. Вскоре она сварила из них отвар, который мы через пробки залили в каждую бочку.

— Теперь надо подождать, когда все перемешается, и можно пробовать.

— Молодец, Аззи!

— Не обольщайтесь, сударь, это мало поможет!

— Ну, попробуем. Аззи, а ты не разобралась со снадобьями того орка-берсеркера?