Вперед в прошлое 12 - Денис Ратманов

— Здравствуй, Павлик.

Я сперва поздоровался с ней и только потом узнал. Это была Людмила, пожилая мать Барика. Потеряв единственного сына, она здорово сдала, осунулась и почернела. Но глаза у нее больше не были мертвыми. Видимо, поддавшись моему внушению, она нашла смысл жизни в служении… бездомным животным.

— Котика тебе в дом не нужно? — спросила она. — Смотри, какие красавцы, особенно этот.

Она подтянула к себе рыжего котенка-подростка и взяла на руки.

— И ласковый такой! Ручной. Жалко.

— Мама категорически против животных в доме, — сказал я, думая о том, что и Зинаида Павловна вряд ли обрадуется живности, у нее уже есть огромный черный кот. Да и у нас сейчас живет Лаки. Ну а вдруг нам переселяться надо будет? С животными сдают жилье неохотно. Вот будет свой дом, тогда можно подумать и о котах с собаками.

— Детки вы мои, — проговорила она, баюкая котенка.

Если тетя Ира, потеряв Андрея, еще может родить второго ребенка, то эта женщина — уже нет. Но, если в ее душе осталось много нерастраченной любви, она могла бы пригреть сирот, как это сделала тетя Лида. Вот только люди почему-то предпочитают посвятить себя служению животным, но не хотят делиться своим теплом с детьми, которые в этом так нуждаются.

— Сколько их у вас? — решил поддержать разговор я — вдруг получится сблизиться?

Познакомлю ее с сиротками, расскажу историю Лидии, может, и ей захочется взять детей. Причем не просто детей — помощников, которые сами себя обеспечивают.

Женщина оживилась, глаза ее заблестели.

— На этой остановке десять. На Ленина пять постоянно приходят, но там в основном домашние, и я там их не кормлю. А здесь — бездомные. В городе много бездомных, но у меня не на что их кормить. Так-то я кашу на костях варю, и вон, кто голодный, тот ест.

— И детей, — закинул удочку я. — В городе много бездомных детей. И котов. Я, помню, детей кормил бездомных, потом их женщина забрала, сейчас усыновляет. Троих, представляете?

— Тяжело это, — вздохнула она. — Непонятно, чьи это дети. Вдруг, как и родители, алкоголиками вырастут, а ты только сил вложил.

На языке вертелось, что коты вообще людьми не вырастут, а сил на них потрачено море, но я промолчал, потому что знал логику таких людей: люди приручили животных и не чувствуют за них ответственности, выбрасывают, обрекают на голодную смерть. А что обычный домашний кот — вполне себе боевая единица, способная выжить в дикой природе, они в расчет не берут. Голодный кот вполне способен задрать голубя, коих тут изобилие, и обеспечить себе полноценное питание. Не только голубя кот может побороть, знавал я и таких, что загрызали фазанов.

Детям обеспечить себя пропитанием гораздо сложнее. Им еще и одеться нужно, и согреться. Кот защищен лучше, у него хотя бы шуба есть.

Я сказал женщине, что она молодец, и зашагал домой.

Сегодня дежурным был Боря, потому рассчитывать на вкусную еду не приходилось. Он сварил суп с макаронами и бабушкиной курицей, причем макароны превратились в кисель, только мясо и спасало ситуацию.

— Где Натка? — спросил я у брата, что-то рисующего за столом.

— У себя, — ответил он, обернулся и прошептал: — Грустная чего-то. Наверное, по дядьке своему скучает. А что там мама?

— При мне Квазипупу вручили повестку. Вызывают на допрос. К кому и зачем — непонятно. Вроде нигде он не накосячил, единственный его проступок — избил мента-напарника, который грузовик отжал. В общем, ничего не понятно. Как появится ясность, я скажу.

— Офигеть! — воскликнул Боря. — Это потому, что он мента побил?

— Тоже так подумал, но не факт. Ничего не понятно. Как появится ясность, он скажет.

Я подошел к выкрашенной в белый двери, постучал к Наташке.

— Да, — проговорила она. — Павел? Входи.

Я посмотрел на Борю. Который вернулся к рисунку, и вошел к Наташке. Она лежала на кровати со страдальческим видом. Сжала пальцами горло и проговорила:

— Тошнит, блин! Хреново, сил нет. Так что тест можешь не покупать, и так все ясно. Все надежды напрасны.

Глава 22

Планов громадье

— Да погоди ты, — проговорил я Наташке, присаживаясь на край ее кровати.

— Да что тут… погодить… погождать? — она положила руки на живот. — Дальше только больше. Мне страшно. Дико страшно! Что будет, когда мать узнает? Она-то ладно, а одноклассники? — Сестра развернулась и прошептала, уткнувшись лбом в подушку: — Позор! И можно только… ничего не делать. Ждать.

Ненадолго повисло молчание. Отчаянье передалось мне, и захотелось завыть вместе с Наткой. Она процедила еле слышно:

— И еще Андрей. Мне так тяжело было с ним расстаться, забыть, запретить думать о нем, и почти получилось. Это, знаешь, как когда ты голодный, а рядом — кусочек торта. Но нельзя. А теперь, выходит, мы навсегда связаны. И знаешь… это единственная радость. Теперь не надо себя убеждать, что он старый, что мне надо спасаться, у меня вся жизнь впереди, а он свою спускает в унитаз и меня за собой тянет. Не надо запрещать себе любить.

— Ты так говоришь, будто жизнь кончилась. Все только начинается.

— У меня не хватит сил и воспитывать ребенка, и учиться. Я не супермен! Про Москву придется забыть, я растолстею и потеряю вид. В театральном полная и абсолютная занятость!

Она была права, разубеждать ее в этом — обманывать и себя, и ее. Я попытался вспомнить актрис, которые поздно начали карьеру, и не смог, потому что был не силен в этом. Был вариант, чтобы она уехала в Москву с Андреем и, пока он занимается с ребенком, она училась бы, но есть одно огромное «но»: мне пришлось бы содержать взрослого мужика. К тому же семья и карьера актрисы — сложно совместимые вещи, учитывая, что успех этой самой карьеры подразумевает крайнюю степень распущенности.

Может, Наташка и не смогла бы там учиться, когда залог успеха — лечь под нужного человека. Нравится он, не нравится, надо иначе не пробьешься. А пока найдется тот нужный… да и найдется ли. Но это все «может», пока она сама не столкнется, не поверит, а если и поверит, то не примет, как и тысячи девочек, которые считают, что именно они особенные,