Господин следователь 9 - Евгений Васильевич Шалашов

и ничего, — снова пожал плечами хозяин.— Он с самого утра уходил, а приходил к вечеру. И он, и приятель его.

— И что за приятель? — насторожился я.

— Ну, может и не приятель. Слишком уж они разные. Но приехали вместе, разговаривали, утром вместе уходили. Мещеряков — тот хороший нумер снял, на одного. А этот в простом жил, в котором мужики останавливаются, на четверых. Говорит — зачем, мол, деньги тратить?

Иван Федорович опять заглянул в журнал и прочитал:

— Савельев Тихон Никодимович, мещанин из Санкт-Петербурга, пятидесяти лет. — Отвлекшись, почесал затылок и сказал. — Этот и на самом деле из простых. Одежда обычная — поддевка, как у меня, только не новая, под ней рубаха. Сапоги простые, дешевые. Такие и ремесленники носят, и мужики. Шляпа еще.

— А приметы? Рост какой? Цвет волос?

— Ростом вас ниже, борода седая, а вот взгляд у него нехороший. Посмотрит, словно уколоть хочет. Бывывали у меня сидельцы, у них взгляд похожий.

— Савельев в это же время жил, что и Мещеряков?

— Нет, Савельев у меня две недели жил. Мещеряков рассчитался, да и уехал. Спрашивал — куда, а он даже не соизволил ответить. А этот, мещанин, сказал, что работу в городе ищет. Странно, конечно. Зачем из Питера ехать работу искать? В столице-то ее куда проще найти. Если бы купец — еще ладно, так и то, из столицы к нам не поедут. Из Тихвина переезжают, из Устюжны. А тут, петербургский мещанин? Но не мое это дело. Вдруг он поссорился с кем-то, от жены прячется, да и решил уехать? Я спрашивал — а что он умеет? Может, и подскажу чего? Я ж многих купцов знаю, и тех, кто свою мастерскую держит. У нас и подручные нужны, и кузнецы там, и токари на завод. Новую пристань построили, два сухих дока, судов теперь больше, народ нужен. С ноября ремонты пойдут, работы прорва. А он только посмеивался. Дескать — тебе лучше не знать. Съехал он 14- го числа, августа. Сказал, что в городе будет жить, работу нашел. Только, наврал он.

— Почему наврал?

— Видел я их обоих — и Мещерякова, и Савельева. В карету садились, что в Петербург шла. Если работу нашел, зачем уезжать?

— В почтовую карету?

— В почтовую, — кивнул Иван Федорович. — Из Вологды, не наша. Из Вологды в Питер ежедневно по три кареты проходит. Иной раз и больше. Обратно тоже едут. Мне выгода прямая — останавливаются-то на ночь у меня. Надо и лошадок кормить, самим отдыхать, а утром в дорогу. Редко, если четырех или двуместные едут, все больше восьмиместные, а то и на шестнадцать мест. Ежели места свободные есть, любая карета возьмет. Но два или одно место всегда есть. Не всем же до Питера ехать, в Никольском выходят, или у нас. Ямщик свою денежку заработает. Он же поменьше возьмет, чем на станциях пассажиры заплатят.

— А когда уехали?

— Сейчас вспомню… — наморщил лоб хозяин. — В которую ночь генерал повесился? Так вот, наутро, после той ночи они и садились. Кажется, дня четыре назад?

[1] Знание почерпнуто из фильма «Служили два товарища». Так герой Ролана Быкова «вычислил» офицера.

Глава 19

Коррупция на почтовой станции

Кажется, от хозяина постоялого двора узнал все, что можно. Вышел с намерением еще разок осмотреть муралы (так, кажется, именуют этот тип живописи?), но услышал маты-перематы со стоянки извозчиков, где оставил свой «экипаж», поэтому пошел на крики.

Со стороны действо напоминало ссору таксистов из-за места. Двое извозчиков — мой и второй, незнакомый, стояли друг напротив друга и орали. Судя по сжатым кулакам, еще немного, и они перейдут к рукопашной. Завидев человека в форме чиновника, извозчики притихли и настороженно уставились на меня.

— Ну-с, и чего орем? — поинтересовался я, подходя ближе. — Кто разрешал материться в общественном месте? Сейчас как оформлю обоих за мелкое хулиганство — суток так, на пятнадцать — пойдете казенную солому в камере уминать, да штрафану рублей на десять каждого. И лошадей отправлю городской мусор вывозить.

Наказание за мелкое хулиганство пока не придумали, даже термин только-только входит в обиход (благодаря нашим с Анькой опусам), но прозвучало страшновато. Да и какая разница, за что начальник «оформит»? Особенно, если он обещает лошадей отправить мусор возить. А отдать свою кобылку в чужие руки страшнее, нежели каталажка.

— Что примолкли, соколики? — хмыкнул я.

— Так это, ваше высокоблагородие, он деньги с меня требует, ни за что, ни про что, — начал мой «водитель», а здешний его перебил:

— Не я требую, а его благородие требует…

Мужики опять начали орать друг на друга, пришлось рявкнуть:

— Молчать, сукины дети!

Извозчики враз затихли и с уважением уставились на меня. А я с грустью подумал, что совсем вышел из роличиновника-интеллигента, а «врубил» образ недалекого начальника. Попросту говоря — хамло. Увы, иной раз негромкий голос не услышат.

— Вначале ты излагай, — кивнул я «своему». — Без криков, без воплей и без мата. Иначе заставлю рот с мылом мыть.

— Так чего я-то сразу? Он матерится, а мне молчать?

— Короче, и по существу! — рыкнул я.

— Приехали мы, я кобылку свою привязал, а тут этот подходит, Гаврило. Грит — плати десять копеек. Я отвечаю — мол, седока привез, его и жду. А он мне — раз здесь стоишь, то без разницы. Я и спрашиваю — ты кто такой, чтобы тебе платить? Да еще не пять, как прежде, а десять копеек.

— А за что платить? — заинтересовался я.

Неужто здешняя «стоянка» платная? Да быть такого не может. Ладно, если бы была коновязь, к которой привязывают лошадей — типа, за «амортизацию» жерди, а тут, стоит себе пролетка и стоит. Места свободные есть, а то, что кобыла роняет «яблоки» — привычное дело. Их потом дворник в кучу сгребет, а предприимчивые черепане утащат на сад-огород. Или и у нас, как в Москве у выгодной гостиницы?

— Сбор полицейский, — сообщил «мой» извозчик. — Все время пятак был, а тут гривенник.

— Сбор полицейский? — с удивлением переспросил я. — А кто этот сбор учредил?

— Как это кто? Его благородие, унтер-офицер Яскунов, городовой наш, — ответил извозчик. — Ежели кто на почтовую станцию приезжает, ждет пассажира с