Русь. Строительство империи 4 - Виктор Гросов

опять начал свое. Подъехал ко мне на коне, его рожа лоснилась от самодовольства.

— Антон, — загундосил он, ткнув пальцем в сторону ополченцев. — Сколько можно возиться с этими мужиками? Полоцк ждет, добыча ждет, а мы топчемся, как кони на привязи.

Я остановился, повернулся к нему.

— Полоцк никуда не денется, — отрезал я. — А эти мужики с самострелами твоих венгров прикроют, когда до дела дойдет. Или ты хочешь первым под стрелы Рогволода лезть?

Он прищурился, а потом заржал:

— Ладно, князь, твоя правда. Но добычу не забудь — мы за ней идем.

Я велел ему следить за своими людьми, чтобы не разбредались и пошел дальше.

К вечеру четвертого дня ополченцы уже стреляли прилично. Мы остановились на привале у широкого поля, где я велел поставить мишени в полусотне шагов. Десятки выстроились, натянули тетивы, и болты полетели — щиты затрещали, как дрова под топором. Не все попадали, но кучность была — хоть сейчас в бой. Добрыня подошел ко мне, вытирая пот со лба.

— Лепятся, княже, — сказал он, кивая на ополченцев. — Еще пара дней, и будут бить, как надо.

Я ухмыльнулся:

— Двух дней у нас нет. Завтра утром идем дальше.

Он вздохнкл и ушел гонять их дальше, а я сел у костра, глядя на огонь.

Мысль о Веславе не давала покоя. Гонцы не вернулись, и кажется они ее не догнали. Шесть дней пути — она могла уже быть в Полоцке.

На пятый день лес стал гуще, дорога сузилась, войско растянулось. Ополченцы шли сзади, тренируясь на ходу — стреляли по деревьям, которые я велел пометить тряпками. Болты вонзались в стволы, и мужики радовались, как дети, когда попадали. Наемники, которые шагали рядом, посмеивались, но при этом они сами косились на самострелы — им такое оружие в новинку. Вечером я собрал десятников у костра.

— Полоцк близко, а Рогволод не дурак — может выслать разведку.

Они закивали, я заметил, как высокий варяг стоит в стороне и смотрит на меня. Надо будет грохнуть его в пылу сражения. Иначе я все время буду оглядываться на него.

Шестой день пути выдался тяжелым. Утро встретило нас холодным ветром, который гнал по небу рваные облака, а узкая и мокрая дорога вилась меж сосен, будто не хотела нас выпускать.

Мое войско тянулось за мной.

Я шел с Добрыней, глядя вперед, где лес начал редеть. Полоцк близко. Меня не покидали думы о Веславе. Я надеялся, что она жива и успела уйти или спрятаться, но сердце подсказывало: не все так просто. Гонцы мои не вернулись, а это было плохим знаком.

К полудню лес расступился и мы вышли на широкую равнину. Впереди, верстах в пяти, показался Полоцк — темное пятно стен и башен на холме, окруженное рекой. Я остановил войско, прищурился, вглядываясь.

Город не спал: на стенах мелькали фигуры, у ворот копошились люди, таща бревна и камни, а над башнями поднимался дым — кузни работали. Они готовились. Рогволод знал, что я иду, и это значило что Веслава не успела его отвлечь, или, хуже того, попалась.

— Стой! — громко крикнул я.

Мой голос разнесся над равниной. Войско остановилось. Я велел разбивать лагерь в двух верстах от города — тут, за холмом, где нас не сразу заметят.

— Катапульты ставим, самострелы готовим, — сказал я Добрыне. — И дозор тройной, чтоб ни одна мышь не прошла.

— Жаль девку, — вздохнул Добрыня.

Он думает, что Веславу убили? Не думаю, что ее не попробуют мне продать. А ведь я готов отдать за нее почти любой выкуп.

Добрыня ушел отдавать приказы. Враг был готов, и это меня расстроило. Я хотел ударить первым, а не лезть на стены, где нас ждут.

Лагерь ожил быстро. Дружинники вбивали колья для частокола. Я прошелся вдоль строя, проверяя, как идут дела. Катапульты уже стояли на холме, глядя на Полоцк. Снаряды, кувшины с горючей смесью, лежали рядом.

Ополченцы, которые почти неделю учились стрелять, теперь выглядели увереннее: самострелы держали крепко, болты укладывали ровно. Я кивнул Ратибору, следившего за ними:

— Пусть отдыхают. Ночью может начаться.

Он хмыкнул, соглашаясь, и пошел к своим. А я задумался: если Рогволод готовится, значит, он или Веславу взял, или слухи до него дошли.

Ночь упала на лагерь. Костры горели тускло, чтобы не выдавать нас, а дозорные — мои лучшие люди — ходили вдоль частокола, прислушиваясь к каждому шороху. Я сидел у шатра, точил топор и думал, как выманить Рогволода из его норы. Тут ко мне подбежал один из молодых лазутчиков Ратибора.

— Княже, — шепнул он, задыхаясь. — Полоцкие разведчики. Трое. Шли к лагерю, но мы их взяли.

Я вскочил.

— Где они?

Он махнул рукой в сторону леса и я пошел за ним, кликнув Ратибора. У оврага, в темноте, лежали трое — связанные, с кляпами во рту. Мои лазутчики стояли рядом. Я присел перед одним, сорвал кляп.

— Кто вас послал?

Я кивнул Ратибору, и тот приставил клинок к его горлу.

— Рогволод, — выдавил полочанин наконец. — Велел смотреть, сколько вас и откуда.

Я ухмыльнулся.

— А сколько нас? — поддел я.

— Две тысячи, может больше. С катапультами.

Я встал, велев Ратибору допросить их. Через час он доложил: в Полоцке около полторы тысячи воинов, стены крепкие, но припасов не много. Хорошая новость. Если осада затянется, они проголодаются. Но Веславу они не упомянули, а это меня тревожило.

Ночь тянулась медленно, я не спал. Где-то вдали завыл волк.

Утро над лагерем стало сырым, туман стелился по траве, цепляясь за частокол, будто хотел спрятать нас от полоцких глаз.

Полоцк не спал: дым вился над башнями, на стенах мелькали лучники, а у ворот копошились воины. Вчерашние разведчики дали мне крохи информации.

Я сжал топор на поясе. Бить сразу? Или выманить? Лагерь мой стоял крепко — катапульты на холме, самострелы у ополченцев, дружина готова. Но я решил: сначала поговорю. Пусть Рогволод сам покажет, что у него в рукаве. Я кликнул Добрыню и Такшоня.

— Едем к воротам, под белым флагом, — сказал я, глядя на них. — Посмотрим, что этот лис скажет.

Добрыня кивнул, а Такшонь ухмыльнулся:

— Добычу не забудь выторговать, князь.

Я закатил глаза и пошел к коню.

Мы выехали втроем, белый стяг трепался на ветру. Дружина осталась в лагере, но они смотрят. Полоцк медленно приближался — стены из темного дерева, башни с острыми крышами, река. У ворот нас ждали. Фигуры на стенах замерли, лучники натянули луки, но не стреляли. Я остановил коня в сотне шагов от ворот и