Боксер-5: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров

от них, если честно? Все равно то, что могло случиться — случилось, а объясняться в духе «да я не виноват, оно само» — это удел первоклашек.

— Григорий Семенович, — я встал для большей убедительности, — давайте сделаем так. Я не отказываюсь от своей вины. Вы на меня возложили ответственность за дисциплину в нашей команде, я с этим поручением не справился. Значит, мне и отвечать за все, что произошло. Я готов понести любую ответственность за то, что наши ребята накуролесили.

Но Григорий Семенович, похоже, в этот раз ничего слушать не хотел.

— Ты уже понес! — кричал он на весь номер. — Ты так все понес, что разнеслось по всей округе! Нет уж. Хватит с меня этих игрулечек. Раз вы считаете, что вы уже взрослые, значит, буду разговаривать с вами как со взрослыми. У нас с вами была договоренность, вы ее нарушили. Так?

Мы молча покивали головами, не говоря ни слова. А что тут можно было еще сказать?

— Об ответственности, то есть о том, что с вами будет, если вы нарушите наш уговор, я вас тоже предупредил, и не по одному разу. Так?

— Так, — тихо сказал я. — Но ведь…

— Никаких «но» и никаких «ведь»! — перебил меня Григорий Семенович. — В отличие от вас, я свое слово всегда держу. Поэтому то, о чем я вас предупреждал, я выполню. Завтра же с утра я поеду на вокзал — и не пожалею, за свой счет куплю каждому по плацкартному билету до Москвы. И на этом все ваши сборы будут закончены, как и карьера в «Динамо». Да, кстати, и мимо чемпионата РСФСР вы все тоже пролетаете, как стайка фанер над Парижем. Я надеюсь, сейчас я все ясно изложил? Или завтра опять будете говорить, что вы не знали, как некоторые здесь присутствующие в милицейской машине пытались объяснить?

Тренер грозно сверкнул глазами. Таким разъяренным при мне он еще не был. Я понял, что наш милицейский товарищ не поскупился на подробности и выложил ему все, о чем мы с ним беседовали, от начала и до конца.

— Вот и прекрасно! — заключил Григорий Семенович. — Спокойной, как говорится, ночи. Послезавтра проснетесь уже в Москве.

С этими словами он вышел из номера, громко хлопнув дверью. Мы сидели, как пришибленные. Конечно, мы подозревали, что может быть какой-то неприятный разговор, но чтобы такое… Да, нас предупреждали, но ведь каждый в глубине души надеется, что самое неприятное все-таки не произойдет. А теперь все наши планы… да что там, вся уже распланированная жизнь каждого из нас рухнула из-за какой-то идиотской шалости.

Точнее, еще не рухнула, но вот-вот рухнет. А может быть, еще можно попытаться что-то исправить? Нет, бросаться вслед за Семенычем и уговаривать его было бесполезно — он сейчас на таком эмоциональном взводе, что любой разговор сделает только хуже. Тогда с кем? С кем можно поговорить, чтобы повлиять на нашего наставника?

Мне на память пришел тренер, который вел нашу весовую категорию. Он был еще довольно молодой человек, и, несмотря на разницу в возрасте с нами, подростками, многие из нас разговаривали с ним на «ты». Это способствовало большему сближению и доверительности. К нему я и направился, попутно соображая, с чего начать разговор и как мотивировать его похлопотать за нескольких оболтусов, которых он видел пока еще пару раз в жизни.

— Вот такая, понимаешь ли, история, — заключил я свой рассказ тренеру, который уже лег спать и был разбужен моим стуком в дверь.

— Н-да, накуролесили вы, конечно, ребятки, ничего не скажешь… — усмехнулся он. — Ну а от меня-то ты что хочешь?

— Поговори с Семенычем, а? Ну вы же там, как тренеры, общаетесь между собой, и на тебя-то он спускать всех собак не будет. Коллегам проще друг друга уговорить, чем подчиненным, — ввернул я фразочку про иерархию, чтобы поставить собеседника чуть повыше меня и тем самым ему польстить. Вообще я не любил таких приемчиков, но сейчас все средства были хороши.

— И что я ему скажу? — продолжал тренер. — Мол, Семеныч, смени гнев на милость и не выгоняй никого? Ты догадываешься, куда он меня пошлет? Думаю, ты такие слова уже хорошо знаешь.

— Да с чего он тебя пошлет-то вдруг? — напирал я.

— Ну ты сам представь, — начал объяснять тренер. — Мы же с ним знакомы не дольше, чем с тобой. И вот я прихожу к нему и начинаю ему рассказывать, как ему работать со своими воспитанниками. Как это будет выглядеть, по-твоему?

— Нууууу, как… — протянул я. — Как взгляд со стороны, как мнение коллеги — да, пусть младшего, но…

— Да ты пойми, — вздохнул тренер с усталым видом педагога, в сотый раз объясняющего ученику азбучные истины. — Любой преподаватель, а тренер — это преподаватель, если ты забыл, очень ревностно относится к своим ученикам. Они для него — как дети. Вот у него сейчас состояние, как будто бы его сыновья где-то набедокурили. А теперь представь: к отцу в этот момент приходит его сосед и говорит: знаешь что, ты там своих не наказывай, и вообще, вот так с ними не надо, а сделай лучше вот это и вот то. Ну, кто-то, может, и послушается, но вообще он сейчас не в том эмоциональном состоянии, чтобы вообще кого-то слушать.

В чем-то, конечно, мой собеседник был прав. Но у меня не было выхода, нужно было использовать все возможности, даже призрачные! Я лихорадочно соображал, чем бы таким привлечь нашего молодого тренера, чтобы ему самому захотелось пойти к Григорию Семеновичу и хотя бы попытаться изменить его решение. Внезапно меня осенило.

— Подожди меня пять минут! Только не ложись опять спать, я тебе кое-что покажу! — крикнул я и ринулся в номер. Там я порылся в своей вещевой сумке и извлек из нее тот самый костюм Adidas, который был моим верным спутником еще в летнем лагере. Теперь он уже становился мне откровенно маловат, а вот наш молодой тренер всегда выступал в легком весе, и у него был шанс в него влезть. Я пулей бросился обратно к его номеру.

— Вот, смотри! — выпалил я, протягивая ему костюм. — Примерь-ка!

Тренер схватил костюм, удивленно глядя то на него, то на меня — наверное, тоже соображал, откуда у простого паренька