Повелитель морей - Поселягин Владимир Геннадьевич

Остальные три ушли в сторону, набирая высоту, и, соединившись с ведущим, попытались повторить штурмовку. На этот раз ведущего я пропустил, он пустой, а стрелял по бомбе второго. И снова детонация, но на этот раз никто больше не пострадал: немцы держали большую дистанцию, чем до этого.

Работая, я полностью сосредоточился на противнике, слышал лишь крики вокруг. А когда уцелевшие три самолёта немцев потянулись на свой аэродром, я, оглянувшись, обнаружил рядом ротного. От избытка чувств он ударил меня по плечу ладонью и проорал:

– Молодец! Как ты их!

– Просто повезло, – улыбнулся я. – Был бы у меня зенитный ДШК, никто бы не ушёл.

Ну и достал заметку обо мне, ту, из Белостока. Лейтенант дважды быстро прочитал её, изучил фотографии и куда-то рванул.

– Эй, газету верни! – крикнул я ему вслед.

– Потом, – отмахнулся он и убежал.

– Чёрт, последняя же осталась…

Это действительно было так. Из трёх армейских газет с очерком обо мне одна легла в личное дело военно-полевого суда, а вторую я отправил жёнам, уже тут, когда в полку был. Как раз почтовая машина в тыл с ранеными уезжала, и я написал письмо: мол, жив-здоров, воюю, стал красноармейцем, чему очень рад; в письмо заодно и заметку вложил.

Забранный ротным листок был третьим и последним. Взор показывал, как ротный добежал до штаба полка и доложил, что его боец сбил два штурмовика, и в доказательство положил на рубленный из досок стол заметку. Парни вокруг меня поздравляли, били по спине и плечам и всячески выражали свою радость и благодарность. Многие не раз были под бомбёжками и знали, что это такое, а некоторые новички не понимали такой радости стариков.

Я тем временем с интересом наблюдал, что происходило в штабе. Комполка внимательно изучил заметку, о чём-то задумался и, поискав, нашёл в бумагах газету. Быстро пробежавшись по ней глазами, он вдруг сказал:

– А знаете, товарищи, в нашем полку воюет первый Герой Советского Союза. Вот список награждённых, и под номером двадцать один от шестнадцатого июля значится старшина Туманов. И я подозреваю, что это именно наш Туманов.

Это стало неожиданностью и для меня тоже. Как же так? Я монетку кидал, верная примета. Я даже на некоторое время впал в ступор. Это что, наградные листы не затерялись и дошли? Только что-то быстро: месяца не прошло, а уже наградили. Очень странно. Некоторые месяцами ждут извещения, а тут считаные дни. Нет, тут что-то не так. Да и монетка не обманет.

Первым отреагировал ротный, сказав:

– Нужно позвать Туманова и спросить, представляли его к высшей награде нашей родины или нет.

Майор согласился с таким предложением и отправил за мной вестового. Я тем временем заканчивал чистить пулемёт: это стоит делать быстро, пока он тёплый. Вот я ранее замучился его холодным чистить, еле убрал нагар, так он затвердел. Когда прибыл вестовой, я уже надел форму, оставил вещи под охраной Потапова, пулемёт шинелью накрыл, прихватил с собой только винтовку, и мы почти бегом добрались до штаба.

В штабе меня поблагодарили за то, что сорвал бомбардировку позиций, а после в лоб задали вопрос о награждении.

– Было дело, товарищ майор, я за один день сбил девять самолётов противника, да ещё за день до этого пять, всего четырнадцать. За это и был представлен к награждению Золотой Звездой. Но потом последовали отход и окружение. Я думаю, затерялось всё. Скорее всего, это какой-то другой Туманов.

– Понятно. А этих двух как сбил?

– У меня отличный глазомер и оружие чувствую хорошо. Сделаю несколько выстрелов, чтобы понять, что от него ждать, и дальше проблем нет. Я по кабинам или моторам штурмовиков не стрелял, они бронированы, бил по авиабомбам, их видно было. По первому бил и точно попал, но бомба не взорвалась. Потом по другим – и две детонации.

– Он прав, – сообщил лейтенант-сапёр, – мои бойцы изучают бомбу, решили подорвать её на месте. В корпусе пулевые отверстия обнаружили, четыре точно.

– А у нас, как назло, ни одной зенитки не осталось. Поставили бы к пулемёту этого ворошиловского стрелка.

– Ворошиловских стрелков много, а я один.

– И скромный какой, – негромко пробормотал лейтенант-сапёр, но всё его услышали.

– Когда, ты говоришь, зенитную батарею доставят?

– Завтра вечером, я так думаю.

– И крупнокалиберный пулемёт там есть?

– Есть. Им я и работал. Вон он на фотографии.

– Отлично. Как доставят, так и примешь им командование. Расчёт и водителя тебе найдут.

– Товарищ майор, мы же договорились: я красноармеец до конца войны.

– Это ты с генерал-лейтенантом Коневым договорился. Однако я могу пойти тебе навстречу. Будешь командовать, оставаясь красноармейцем.

– А, ну тогда согласен.

– Договорились. Как доставят вооружение, сообщи, а пока назначаю тебя нашим зенитчиком. Будешь охранять небо над позициями полка. Сам выберешь, где разместить. Подчиняешься мне лично. На этом свободен.

– Есть, – козырнул я и, получив разрешение забрать свой газетный листок с заметкой из Белостока, покинул землянку.

Что интересно, меня спросили, награждали ли меня, то есть писали ли на меня наградной листок, а вот о том, что в газете в списках награждённых есть моя фамилия, не было сказано ни слова. Чую интригу. Так и оказалось. Комполка попросил комиссара обставить всё торжественно, при построении полка. Ротный, оставшийся в штабе, подтвердил, что будет молчать. Ну и ладно.

Вернувшись в расположение взвода, я сообщил Потапову о решении комполка: мол, меня отправляют в зенитное подразделение, возможно окончательно переведут. Правда, подразделения пока нет, потеряно в боях, но будут восстанавливать. А позиция тут действительно мало годна для прикрытия всего полка, лучше расположиться у штаба, чуть в тылу, тогда и брод прикрою, и оба батальона по бокам. Полк занимал примерно четырёхкилометровую линию берега этой речушки, соседей по сторонам, как я понял, нет.

Я забрал все свои вещи и стал устраиваться на новом месте. До вечера готовил основную позицию и две запасных, один, людей мне пока не прислали. День прошёл благополучно, немцы летали часто, но у брода больше не появлялись. Кормили нас на удивление вкусно, тут неподалёку городок, там хлебопекарня, свежий хлеб привозили, пищу в котлах. Когда стемнело, я несколько часов провёл в воде, а после полуночи устроился у пулемёта и уснул.

Всю ночь к нам выходили и целые подразделения, и небольшие группы, и одиночки, только у нашего брода их несколько тысяч было. Наша дивизия появилась, чуть в тылу разворачивалась, соседи по флангам окапываться начали. Обе наши роты вышли, которые в заслоне оставляли. В тылу полка уже работал сборный пункт, туда их и направляли.

Ночь прошла благополучно, с завтраком чуть опоздали, полдевятого только выдали. И этот приём пищи нам чуть не испортили немцы. В стороне пролетала группа бомбардировщиков, которых охраняли две пары немцев. Охраняли бы себе и дальше, но одна пара решила поработать по нашей позиции: уверен, сверху наш полк отлично видно, маскировка тут не проводилась от слова совсем.

«Мессеры» начали пикировать, а так как я не забывал их отслеживать, то тут же отставил котелок, в котором были макароны с кусками рыбы. Положил ствол на борт разбитого грузовика (его ночью танкисты повредили, не заметив, и бросили) и открыл огонь короткими очередями. Борт не самое удобное место: ствол елозит, прицел сбивается, перед каждой очередью приходится заново наводить. Однако ведущего я сбил, он рухнул в воду у брода, только хвост торчал. А я уже бил по ведомому, этот ушёл с измочаленным пулями хвостом. Если бы я находился на своей позиции и был готов к открытию огня, оба бы тут остались. Обидно.

Командование полка решило воспользоваться происшествием, и уже в десять часов утра был торжественно собран полк (ну, кроме дежурных пулемётчиков). Поздравив меня с очередным сбитым самолётом, нам зачитали приказ о награждении меня высшей наградой страны. Это произвело впечатление на всех, стоявших в строю. Меня долго поздравляли, а потом все вернулись к службе. О моём представлении к награде уже передали в штаб дивизии; когда будет вызов на награждение, меня предупредят и сообщат точную дату. Ну а пока воюем.