Царская немилость (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

— Так может … родичам … — пробубнил Ивашка.

— Так и поступим, что я сразу-то не догадался. Тупой, ещё тупее. Пройдись по соседям, спроси, есть ли у убитых родственники, или, может, прямо спроси: «Кто из соседей захочет сиротку пригреть»? Давай быстро. — Брехт головой помотал. Ну, чего бы этому проклятому кристаллу не перебросить сюда Светлова с батальоном его диверсантов при оружии и полной выкладке. Нет. Вот таких помощников подсовывает.

— Я мигом … — Бамс, это Семён ему оплеуху отвесил.

— Ты чего, шутит Их сиятельство.

— Понял. Пошукаю. — Насупился Ивашка.

Девочка посмотрела на вошедших и вместо того, чтобы зареветь там при виде огромных незнакомых дядек, нет, улыбнулась им, сказала: «Каса» и продолжила есть, зачерпывая расписанной деревянной небольшой ложечкой из миски. И просыпая на стол и на себя «касу». Картинка.

— Хорошая психика у девочки, не истеричка, — сообщил Брехт Сёме и подтолкнул, — Не тяни, давая подпол ищи.

— Вона кольцо, чего искать-то.

И точно в комнатушке, которую можно назвать гардеробной в полу был пропил, и виднелось чуть скрытое куском овечьей серой шкуры металлическое кольцо.

— Свечку надо. — Пётр Христианович распахнул люк в погреб и заглянул в темноту. Пахло квашеной капустой и сырой землёй. Ещё какой-то дрянью. Мышиными какашками? Не, не нюхал, не с чем сравнивать.

— Лампадку? — Сёма не дурак. На самом деле, в углу этой комнаты на полочке угловой — божнице был киот, стояли отдельно иконы и горела небольшая лампадка.

— Смотри, там и свеча. — Брехт перекрестился на образа. Старался вживаться в реальность. Ну, и что, что протестант?! Что протестанты не крестятся? Зато подозрений у окружающих меньше на его неправильность будет.

Сёма тоже крестясь и даже кланяясь подошёл к божнице и запалил от лампадки толстую восковую свечу. На Кавказ же пошлют вскоре, посмотреть нужно, что там с нефтью. Это и керосин для ламп, и масло, да и парафин, хотя для промышленного получения последнего нужны и промышленные объёмы добычи нефти. Ну, да будет спрос, будет и предложение.

Стоп. Брехт прямо споткнулся о кольцо и встал, как вкопанный. Стеарин. Мыло же варят уже. Нужно подумать над этим. Там всех проблем растворить мыло и залить уксусной кислотой. В крайнем случае, даже «Бордо» подойдёт. Хуже вина Брехт не пил, только для производства стеарина и подойдёт. Больше эта кислятина ни для чего не годится.

— Вашество, есть бочка с капустой! — чуть не закричал спустивший голову и руку со свечой в подвал Тугоухий.

Наверное, есть у парня всё же проблемы со слухом, вон как кричит. Сто процентов и в самом Кремле услышали.

— Не ори. Домового разбудишь. — Нда. Твою же на лево. Брык, и рядом стоит Сёма с зелёным лицом.

— Там и есть домовой, шевелится в углу, — дрожащими синими губами прошептал дезертир.

Нет. Мама ради меня обратно. Ну, что такое! Как тут жить?!

— Смотри, Семён, что крест всемогущий делает. — Брехт перекрестился сам, перекрестил люк и стал по заскрипевшим под ним ступенькам спускаться в черноту.

Хрясь. Это предпоследняя ступенька переломилась, и Пётр Христианович всеми своими ста с лишним килограммами рухнул на следующую ступеньку. Хрясь и полёт «шмеля» продолжился до удара о бочку с квашеной капустой. Хрясь, и бочка, не выдержав, развалилась, и граф рухнул, в растёкшуюся ароматную склизкую лужу, покарябав ладонь обо что-то острое. Свеча, конечно погасла. Матерь божья. Как тут в домовых не поверить. Защищает, сволочь, хозяйское богатство. Смотрел же фильм.

— Брат, я свой потусторонний. — Выпутываясь из капусты, прошшшшшшшептал в угол Пётр Христианович

— Ты мне не брат! — пропищали в ответ.

Послышалось. Просто пропищали. Крысы у «тятеньки» в подполе живут.

— Мы с тобой одной крови! — На всякий случай. А чего? Мало ли? — Сёма не истери, — над головой часто-часто читал молитву Тугоухий, — Запали там вторую свечу. На божнице тоже стояла, поменьше. Ступенька гнилая у лесенки была. Сёма! — как читали молитву, так и продолжили читать, мало ли чего там из преддверий ада бубнят.

— Вашество! Вы там? — Сёма бросил бубнить.

— Сёма, запали вторую свечу. Ступенька просто гнилая сломалась, а там крысы. Не бойся.

— А домовой?

— Ушёл. Тут бочка с капустой развалилась, а домовые капуту кислую на дух не переносят. Сам же знаешь.

— Да …

— Семён, запали свечу и мне сюда дай.

— Хорошо, Вашество, — о шаги забухали над головой. А вскоре рука протянула Брехту огарок восковой свечи с еле теплящемся огоньком.

— Ох, етить-колотить!

Событие шестьдесят восьмое

Смерть — великий миротворец.

В России, у этой варварской расы, имеется такая энергия и такая активность, которых тщетно искать у монархий старых государств.

Карл Маркс

Чего есть в ювелирном магазине в этом времени, Брехт видел. Был же у Ван Дама в его бутике. А ограбленного как звали? Ван — точно … Голландец же. Дер Линден? Точно, тогда ещё подумал, что липовый человек. В смысле не настоящий. Липовый ювелир был не сильно беднее Жана Клодта. На полу в тусклом свете небольшой свечи, из-под покрывающих их не толстым слоем капустных желтоватых полосок, посверкивали серебром и золотом табакерки, чаши, броши и прочие монеты с кольцами.

В килограммах и рублях оценить это было сложно, но фраза: «Вот это я удачно зашёл» сама с языка сорвалась. Даже пропало на время желание торопиться. Да, нужно было срочно рассовывать всё это по мешкам, хватать девчушку в охапку и убираться. Не дай бог, какой сосед за напильником заскочит или соседка за солью. А ещё мысль умная посетила, кто-то же обстирывал эту семейку, не сами же стирали, значит, где-то эта женщина есть. Когда появится? Вопрос?! Но лучше ответа на него не узнавать, так как после всего, чего тут случилось, оставлять эту женщину в живых было ну, глупо, по крайней мере. А трупов на сегодня и так уже наделали прилично. Будем считать, эти хоть за дело, а отягощать совесть и карму убийством ни в чём не повинной женщины не хотелось.

Нужно было торопиться, но Брехт стоял и смотрел на рассыпанные и заляпанные квашеной капустой сокровища. В юности смотрел фильм про графа Монте-Кристо Брехт, и в нём открывает будущий граф сундук, а там … Вот граф и сейчас стоял, пусть не перед сундуком с открывшейся крышкой, а … Брехт мотнул головой, что он золота не видел. Нет. Золото в виде монет или слитков и золото в виде украшений или кубков — это разное золото. Там просто тяжаленный металл, а тут человеческий труд. Красота.

— Вашество. Вот ещё свечу держите, — вывел Петра Христиановича из созерцательного состояния Сёма.

Эх, вечно испортят такие вот мгновения всякие Сёмы.

— Хорошо. Мешки давай. Да, там начинай с лошадьми разбираться. Я тут сам.

Вторая свеча света не сильно добавила, нужно повыше поднять, но поднять некуда было. Ладно, мимо рта не пронесёт. А вот интересно, золото понятно — это благородный металл, а как серебро реагирует с молочной кислотой капусты квашеной? Растворяется? Брехт прямо супер-пупер нумизматом не был, как и доктором химических наук, но несколько раз приводил серебряные и медные монеты, купленные в коллекцию, в лучший вид, попросту замачивая их в кефире, а потом щёткой зубной очищая. Серебро начинало блестеть, как новое. А в капусте и кефире одна кислота — молочная, и в капусте она более концентрированная. «Тятенька» же сунул, в том числе и серебро, в бочку, в капусту квашеную. Хорошо не сильно долго пролежали, зато теперь и золото и серебро блестят даже в тусклых лучиках света идущих от двух свечей.

Изгваздался Пётр Христианович весь в капусте. Стряхиваешь полоску с кубка, а она — собака бешена, по непонятной траектории летит, и к тебе обязательно на бороду приземлится. Золото вещь тяжёлая, потому граф распределил всё по четырём мешкам конопляным. Монеты старался в один мешок засовывать, серебряные вещи во второй, а оставшееся золото распределилось по двум последним. Тяжёлыми все четыре мешка получились. Как только всё это грабители из магазина выносили. Центр Москвы, а они туда-сюда из магазина к саням своим с мешками носятся. И никто тревогу не поднял?! Удивительно.