Тяжело в учении, легко в бою (СИ) - Лифановский Дмитрий

— Да все мои командиры. Мы же не дети. Просто, как дальше будет? Вместе воевать будем или раскидают нас?

— Корпус формируется. Правда, немцы думают, что вы вовсю воюете, только не здесь, а на Северо-Западном фронте. Но об этом молчок, — Лев Захарович пристально посмотрел на Сашку, — услышал и забудь. А как дальше, от тебя зависеть будет. Хорошо себя покажешь, пополнят вас, и дальше воевать будешь на своей должности.

— А может другого кого?! Я и с двумя полками еле как справляюсь! — жалобно попросил Сашка, — Если б не Матвеев с Коротковым, да не Бершанская с Рачкевич, уже натворил бы дел.

— Ну не натворил же! — пресек споры Мехлис. — Раз люди тебе помогают и дело делают, значит, командовать можешь, а остальному научишься. Все, прекратили! Не нам с тобой решать, кто командовать будет! На, распишись, — Лев Захарович достал из планшета знакомые Сашке заявления о передаче гонораров в помощь фронту. Парень не глядя на суммы расписался и вернул бумаги Мехлису, который тут же убрал их обратно в планшет.

— Лев Захарович, а можно с этих гонораров мой корпус переобмундировать. А то девчонки ходят, как пугала. Да и истребители с ноября на фронте, пообтрепались. Я товарищу Берия докладывал, но он молчит что-то!

— Лаврентию Павловичу больше заняться не чем, как вашими тряпками! Блокаду прорвете, будет вам новое обмундирование. Совсем новое. Новую форму вводить будем. С погонами, — Лев Захарович недовольно поморщился. А Сашка расплылся в улыбке:

— Это же супер!

Мехлис хотел было вспылить, но увидев горящие восторгом глаза сидящего напротив него мальчишки, передумал и только махнул рукой.

— Ты к концерту готов?

— Готов, — поморщился Сашка, — а без меня никак?

— Никак. Тебя должны знать и узнавать.

— Я же не артист, товарищ армейский комиссар первого ранга!

— А там все не артисты будут, — усмехнулся Мехлис, — все первое отделение самодеятельность от фронтовых частей, вот там и выступишь. Давай показывай, что петь будешь, а то знаю я тебя, отчебучишь еще чего-нибудь. Сашка залез в стол и передал листки с текстами. Тот внимательно вчитывался в слова, хмурясь и кивая головой. Потом поднял на Стаина взгляд: — Ты мне их не пел!

Сашка кивнул.

— Не пел. Я их, когда на базу летали, выучил. Слушал там, пока учебные программы писал, военные, да про Ленинград. Вот, запомнились, — парень покраснел. Ну не сознаваться же перед Мехлисом, что он специально искал, что можно спеть Насте. Про любовь стыдно, а про войну можно. Все-таки Сашка оставался мальчишкой, немного робким, немного хвастливым, желающим нравится девушкам и думающим о том, как привлечь их внимание. Только вот именно эти песни запомнились сами собой. Слишком близкими они были, слишком хватающими за душу, особенно сразу после Ленинграда и госпиталя. Лев Захарович еще раз внимательно вчитался в тексты:

— Эта же женская, — ткнул он пальцем в листок. Сашка пожал плечами:

— Автор мужчина.

— Ясно, — Мехлис задумался, — вот эту споешь, — он пододвинул Сашке листок. — Сейчас споешь. Я послушаю.

— Так не на чем играть, а я без гитары не умею, — попытался отбрыкаться Сашка.

— Решим, — Лев Захарович встал и, открыв дверь, скомандовал Зинаиде, — Там где-то артисты, найди и приведи сюда Гаркави и Русланову[vii]. И пусть гитару захватят! Воскобойникова тут же подскочила и ринулась выполнять приказ. От ее храбрости и злости не осталось и следа. Жуткий человек — товарищ армейский комиссар первого ранга, и как его командир не боится?!

Артисты нашлись в столовой. Ну а где же еще? Не вести же их в казармы! Люди сидели за столами и весело перешучивались, зал был наполнен гомоном и смехом. А в двери окна то и дело заглядывали любопытные девичьи лица летчиц из ночного бомбардировочного, но тут же скрывались, напоровшись на строгий взгляд Рачкевич.

— Товарищей Гаркави и Русланову к армейскому комиссару первого ранга! — ворвалась своим пронзительным голосом в эту веселую суету Зинаида. Она чуть ли не приплясывала от нетерпения. Неужели та самая Русланова?! И сейчас она познакомится с ней! Когда-то, в той другой, мирной жизни у нее дома была пластинка с песнями в исполнении Лидии Андреевны. Как любили они с мамой и сестренкой слушать ее глубокий, задорный, цепляющий за душу голос. Нет больше мамы и Люси, а то она бы похвасталась, написала им, что знакома с великой певицей. Мама бы порадовалась, а вот Люська фыркнула. От девчачьей зависти. Но то добрая зависть, светлая. На самом деле Люська хорошая, добрая… Была… Глаза наполнились слезами.

— Девушка, с Вами все в порядке? — на Зинаиду смотрел не очень высокий кругленький мужчина с лицом веселого прохиндея. Почему-то именно такая характеристика первой пришла в голову Зинке. Она быстро смахнула рукой слезы.

— Да-да, в порядке. Здравстуйте. Вы товарищ Гаркави?

— Здравствуйте. Она самый. Михаил Наумович, прошу любить и жаловать, — улыбнулся мужчина обаятельной улыбкой. — А это Лидия Андреевна Русланова, — представил он стоящую рядом с ним женщину с таким узнаваемым, некрасивым, но наполненным ярким внутренним светом лицом.

— Здравствуйте, — первой поздоровалась с девушкой Русланова.

— Ой, здравствуйте, Лидия Андреевна! — всплеснула руками Зина и улыбнулась — а у меня ваша пластинка была, мы с мамой так любили ее слушать!

— Я рада, — тепло улыбнулась в ответ певица, — маме привет от меня передавайте. Зинкино лицо исказила гримаса боли, Лидия Андреевна всполошилась: — Что с Вами, девушка? Вам плохо?

— Ничего, — выдавила Зина, беря себя в руки, — нормально все. Просто нет у меня мамы.

— Прости меня, девочка, я не знала, — Русланова шагнула к девушке и крепко ее обняла. Зинка с всхлипом втянула воздух.

— Ничего, я привыкла. Спасибо Вам. Пойдемте, нас товарищ армейский комиссар первого ранга ждет. Он еще просил гитару захватить.

— Василий! — тут же крикнул Михаил Наумович, — гитару принеси. Из-за стола выскочил невысокий черноглазый живчик и метнулся к куче музыкальных инструментов сваленных в углу столовой. Гаркави в это время помог надеть Лидии Андреевне роскошное пальто и накинул на себя дубленку и шапку. Взяв у Василия гитару, он кивнул Зинаиде: — Ведите.

Мехлис со Стаиным пили чай. Наливать пришлось самому Сашке, так как Зинаиду Лев Захарович отправил за артистами. Разговаривали ни о чем. О том как обустроились на фронте, о людях с которыми служит Сашка, Мехлис рассказал, что видел Валентину и что с ней все в порядке. В общем, просто убивали время. Было видно, что Лев Захарович немного расслабился, стал похож на себя домашнего, а не на стального и несгибаемого начальника ГлавПУРа. Но все тут же изменилось когда в кабинет зашли артисты. Опять перед Сашкой появился жесткий армейский комиссар, а не просто Лев Захарович.

— Михаил Наумович, Лидия Андреевна, проходите, садитесь, — распорядился Мехлис. И дождавшись, когда артисты рассядутся, придвинул к ним листки с текстами песен. — Лейтенант государственной безопасности Стаин. Александр Петрович. Командир части, в которой вам сегодня предстоит выступать. А это Лидия Андреевна Русланова и Михаил Наумович Гаркави, — представил их друг другу Мехлис.

— Здравствуйте, — спокойно поздоровался Сашка. Ему эти имена ничего не говорили.

— Здравствуйте, — а вот артисты смотрели с любопытством и удивлением. Слишком молод был этот командир и для звания и для наград у него на груди.

— Вот, посмотрите, новые песни. Блокадные, — Мехлис пододвинул к Русланвой и Гаркави листки с текстами. Артисты погрузились в чтение. Первым закончил Михаил Наумович, но говорить ничего не стал, дожидаясь Русланову. Лидия Андреевна подняла на Мехлиса взгляд:

— А можно послушать? Или музыка еще не написана?

— Написана. Саша? — и Мехлис посмотрел на Стаина.

— Разрешите гитару? — Сашке было опять не по себе. Ну, не артист он. А вот напротив него сидели настоящие артисты. И судя по тому, какие обожающие взгляды бросала на них Зинка, замершая в дверях, подстегиваемая любопытством, которое оказалось выше страха перед армейским комиссаром.