Комсомолец. Часть 3 - Андрей Анатольевич Федин

«Вот так и пропадают мужчины, — подумал я. — Поддаются на женские чары. И приходят непонятно куда и неизвестно зачем». Но спорить с Альбиной не стал — послушно переступил порог… кладовки. Именно кладовки: ничем иным это плохо освещённое помещение не казалось. Узкая комнатушка, пропахшая всё той же карболовой кислотой. Пробежался по ней взглядом. Бегло оглядел заставленные всякой всячиной стеллажи у стен. Прошёлся взглядом по исцарапанному паркету. Взглянул на видавший виды стол под окном. Увидел на столешнице эмалированный чайник с торчавшим из него кипятильником (современный вариант электрочайника).

— Будем пить чай? — поинтересовался я.

Прошёл по узкому проходу к столу. Рассматривал на ходу банки, вёдра, щётки, стопки картонных коробок и бумажных упаковок. Уловил запахи хлорки и спирта. Без разрешения уселся на стул. Почувствовал идущее от чайника тепло — воду в нём вскипятили незадолго до нашего прихода.

— Будем, — пообещала Нежина. — И даже блинами тебя накормлю. Если захочешь.

Она закрыла дверь на шпингалет. Тяжело вздохнула, будто собиралась не чай пить, а показывать свои знания экзаменационной комиссии. Не заметил в её глазах того радостного возбуждения, что видел во взгляде у приходившей в больницу проведать меня Пимочкиной.

— Обязательно захочу, — пообещал я.

И спросил:

— С чего вдруг такое внимание к моей персоне? И такая… щедрость?

Показал рукой на чайник, чашки и большой газетный свёрток (с блинами?). Вновь подивился своему аппетиту. Плотно поел, прежде чем завалился спать (не больше часа назад). К больничному ужину добавил пять пирожков и бутерброд с колбасой. Но живот, при мысли о еде, уже жалобно постанывал.

— Поддалась на уговоры нашего комсорга, — сказала Альбина. — Решила нанести тебе дружеский визит. И заодно спасти тебя от голодной смерти.

— Так тебя Пимочкина ко мне отправила?

Поймал себя на том, что разглядываю не обёрнутую белой тканью девичью фигуру (выглядела Нежина в халате великолепно), а стоявший около окна газетный свёрток. Альбина заметила мой интерес (к свёртку). Мне показалось, что он её слегка успокоил.

— Не понимаю, почему она пристала именно ко мне, — пожаловалась Королева.

Наблюдал за тем, как она чайной ложкой раскладывала по чашкам сухие чайные листья.

— Проходу мне в институте не даёт, — говорила Альбина. — Все уши прожужжала о том, что я обязана проведать больного товарища. И главное: пристала именно ко мне — ни кому-то ещё!

— Это потому что ты живёшь рядом с больницей, — сказал я. — Кому ещё сюда идти, если не тебе?

Нежина потянулась к чайнику. Но её рука вдруг замерла, не добравшись до обёрнутой тканью металлической ручки. Девушка посмотрела на меня — понял, что она обдумывала мои слова. Должно быть, раньше она смотрела на уговоры Пимочкиной под иным углом.

— Об этом я не подумала, — призналась Королева.

Налила в кружки кипяток.

По комнате поплыл чайный аромат, заглушил даже запашок карболки.

«А о чём подумала? — мысленно спросил я. — Было бы интересно послушать». Всё же переключил своё внимание с газеты на шею Альбины — не без интереса разглядывал на загорелой коже точки-родинки. Пробежал взглядом по плечам девушки, по груди, по рукам…

— Мой тёзка снова буянил? — спросил я.

Указал на посиневшие кровоподтёки на запястьях Королевы. Гематомы выглядели свежими — ещё не приобрели желтоватый ореол. Нежина поставила чайник, спрятала синяки под тканью халата. Бросила на меня недовольный взгляд. Будто бы винила меня в появлении этих следов на её коже.

— Уже рассказали? — спросила она.

Нахмурилась. Придвинула ко мне бумажный кулёк с кусочками колотого сахара (такой нравился Могильному — Паша пил с ним чай «вприкуску»). Бросила и себе в кипяток несколько белоснежных остроконечных осколков, потыкала в них ложкой.

— Не медики, а сборище сплетниц, — сказала Альбина. — Так и знала, что кто-нибудь из этих старух обязательно распустит язык. Что они тебе наболтали?

— Что Сан Саныч поколачивает твою маму, — ответил я. — Изредка. Потому ты и подменяешь её тут, в больнице. Вот как сегодня.

Сладкий чай я не пил — ни в прошлой жизни, ни в этой. Считал, что сладость портит «благородный» вкус напитка (хотя нынешний советский чай не грех было бы и испортить). Но кусок сахара бросил в рот с удовольствием — кусковой я ел, как конфеты.

— Как чувствовала, что это случится! — сказала Нежина. — Подозревала, что тебе наговорят гадостей о моей семье. Об этом я и хотела с тобой, Усик, поговорить.

Я похрустел сахаром. Запить сладкое не решился: побоялся обварить язык — из чашки всё ещё валил густой пар. Смотрел, как Альбина прятала кровоподтёки на запястьях под рукавами. Отметил, что Королева стыдилась этих пятен — особенно того, что их увидел посторонний.

— А разве мне сказали не правду?

Нежина покачала головой. Я пожалел о том, что пока не обнаружил у неё индикатор настроения — подобный кончику носа Пимочкиной, который белел, когда Света злилась. Об эмоциях Королевы пока мог судить только по её взгляду — да и тот не спешил выдавать настроение своей хозяйки.

— Правда или не правда — кого это волнует? — спросила Альбина. — Если ты об этом…

Она показала мне свои руки.

— … То это ерунда. К моей коже пальцем притронься — останется след.

Заметила мой взгляд.

— Да, — сказала Альбина. — Это эсэсовец меня схватил. Твой тёзка, как ты говоришь. Вцепился клешнями в мои руки, когда я хотела огреть его сковородой.

Нежина сжала кулаки. «Всё же разозлилась», — отметил я. Разглядывал Нежину — изучал её мимику, жесты. Фигуру Альбины я рассмотрел давно (иногда в институте только тем и занимался — смотрел на изгибы тела Королевы). А вот беседовать с Нежиной, как сейчас, раньше не доводилось.

— И ударила бы!.. Если бы он сковородку не отобрал.

Альбина хмурила брови. Явно прокручивала в памяти свою стычку с сожителем матери. И не скрывала эмоций по её поводу. На миг представил её со сковородой в руках — занесённой для удара, подобно теннисной ракетке. Сцена оказалась впечатляющей. Невольно ухмыльнулся. Я не спросил, почему Нежина пыталась ударить маминого сожителя. Раз Альбина сегодня пришла на работу вместо матери — ответ был для меня очевиден. Я подул на кипяток, вдохнул запах чая — ухмылка потухла. Вспомнил, что в моём детстве, родители величали подобный чай клопомором.

— Опять на маму руку поднял, — сказала Нежина. — Когда-нибудь я убью этого эсэсовца. Можешь мне поверить, Усик — рука не дрогнет.

— Почему эсэсовец? — спросил я. — Почему не просто фашист или не гестаповец?

Запоздало сообразил, что фильм «Семнадцать мгновений весны» ещё не шёл на советских экранах. Да и не сняли его пока, насколько я помнил. Хотя… наверняка показывали