Территория пунктира (СИ) - Велесов Олег

В течение нескольких недель я освоил ручницу, аркебузу и предварительно ознакомился с функциями кулеврин. После этого под присмотром маэстро Кампоса три дня провёл в манеже Лейб-гвардии Конного полка на Адмиралтейской площади, обучаясь верховой езде. Офицерский состав полка воспринял моё появление холодно. Наличие партикулярного платья среди щёгольских гвардейских мундиров вызвало сначала шутки, а потом откровенные оскорбления. Я пропускал их мимо ушей, поднимался в седло и в общем строю нижних чинов методично наматывал круги.

В седле я держался крепко, сказывались навыки Плешивого Билла, однако нынешнее тело не было привычно к поездкам верхом. Как оно использовалось до меня — не знаю. Мышцы спины и бёдер стягивало и завивало в спираль, поясницу ломило. Лишь к концу третьего дня боль начала отпускать, и я попытался взять барьер. Получилось. Но насмешки со стороны некоторых офицеров полка только усилились. Особенно усердствовал узколицый корнет с чёрным пушком под носом. Юноша явно принадлежал к аристократической семье, но ввиду возраста уважением среди товарищей не пользовался. Это его задевало, и он решил поднять свой престиж за мой счёт.

— Седло на жеребце выглядит лучше, чем новомодные обноски на гражданских.

Это был прямой отсыл к моему сюртуку. Видимо, корнет рассчитывал, что я начну возмущаться, потребую извинений, и тогда он на глазах своих товарищей поставит меня на место.

Однако меня его слова не задели. Во-первых, я не видел в этом корнете достойного соперника, а во-вторых, хабиру ругались обиднее.

Поворачивая к новому барьеру, я заметил, как маэстро Кампос разговаривает со старшим офицером полка. Оба рассмеялись, а потом маэстро дал мне знак остановиться.

— Саламанов, даю вам поручение, — он кивком указал на корнета. — Этот юноша слишком усердствует в ejercicios verbales[49]. Призовите наглеца к ответу. Но это не может быть ординарная дуэль. Проявите сообразительность. Слышите? Корнет должен быть наказан, но при этом не должен пострадать.

— К чему такие условности? Если я снесу ему голову, то завтра утром он об этом не вспомнит. И никто из присутствующих не вспомнит.

— Это проверка для вас, а не для него. Исполняйте заданный урок. Или получите штрафной балл.

— Ох, маэстро, если б вы знали, сколько у меня этих баллов. Одни больше, одним меньше.

— Я хочу, чтоб было меньше.

— Как скажете.

Я дёрнул повод и подъехал к корнету. Он стоял возле двух барышень и с видом знатока объяснял им, чем отличается конная прогулка от эскадронной атаки. Широкими махами рук он показывал, как надо рубить врага и как уклонятся от ответных ударов. Барышни делали круглые глазки от восторга, но, не понимали ни слова из того, что он говорил.

Я свесился с седла, как Григорий перед Аксиньей, и спросил:

— Военный, поведайте нам, в каких сражениях вы уже побывали?

Вопрос поставил его в тупик. Ни в каких сражениях он быть не мог. Лейб-гвардии Конный полк последний раз принимал участие в баталиях около двух лет назад в Польше, да и то не полным составом. Корнет в силу возраста вряд ли там находился. На его безупречно гладкой кирасе не было ни вмятин, ни царапин.

— Какое вам дело до моих сражений? — вскинулся он.

— Мне нет никакого дела до того, чего у вас нет. Но вы так восторженно демонстрировали кавалерийскую атаку стоя на песке манежа, что мне стало интересно: а насколько вы соответствуете собственному повествованию?

Барышни захихикали. Одна из них, с милыми белокурыми завитушками на голове, многообещающе повела глазками, и я подумал, что если удастся избавиться от общества маэстро Кампоса, сегодня меня ждёт потрясающий вечер.

Корнет покраснел. Он переступил с ноги на ногу, как застоявшаяся лошадь, и ухватился за рукоять палаша. Он даже потянул его из ножен, но сдержался.

— Сударь, — холодно произнёс он, — плевал я на ваш интерес. Вы имеете наглость вмешиваться в чужую беседу. Убирайтесь, покуда я не отстегал вас нагайкой.

Наш разговор привлёк внимание окружающих. Несколько офицеров подошли ближе. Последние слова корнета вызвали у них любопытство, а барышни едва не захлопали в ладошки от восторга. Согласно дуэльного кодекса это было оскорбление действием. Теперь я имел полное право не только вызвать его на дуэль, но и выбрать оружие.

Я сделал вид, что обиделся, хотя ни офицеры, ни барышни в это не поверили. Блондинка жеманно вздохнула, и обещания в её глазах стало больше.

— Господин корнет, плевать вы можете на отражение в зеркале, но лишь после того, как извинитесь за хамство либо смоете его кровью. Второе для меня предпочтительнее.

Извиняться он не собирался, поэтому ответил с лёгким кивком:

— В любое время и в любом месте. Можете прислать секунданта в мой дом на Дворцовой набережной.

— Дуэль состоится здесь и сейчас! — потребовал я. — Мой секундант Энрике де Кампос.

Маэстро поклонился.

— Принимаю, — согласился корнет. — Прошу ротмистра Бахметева стать моим секундантом.

— Господа, так не годиться, — вмешался в наш междусобойчик старший офицер. — Нет никакой необходимости в спешке…

— Здесь и сейчас! — оборвал его я. — По праву оскорблённое стороны я имею право выбрать время, место, а так же оружие. Драться мы будем конно, на палашах.

Моё заявление вызвало сумятицу. Офицеры заговорили, вспоминая похожие случаи, и как вообще возникшая ситуация вяжется с дуэльным кодексом. Никто ничего подобного не вспомнил. Но я настаивал, а корнет не был против. В конце концов, решили, что два дурака имеют полное право расшибить друг другу головы любым приемлемым для них способом. Нас развели по разные стороны манежа. С одного из нижних чинов сняли кирасу, нацепили на меня, вручили палаш. Я поднял его, сделал рубящее движение. Оружие мне понравилось. Оно напоминало нечто среднее между саблей и мечом: изогнутая рукоять, чтоб удобнее рубить с седла, длинный однолезвийный клинок, развитая гарда, вес килограмма два. Если таким удачно приложиться, боюсь, никакая кираса не выдержит.

Подошёл маэстро.

— Маленькая подсказка для вас, Саламанов. Воинский устав о полевой кавалерийской службе предписывает колоть противника, а не рубить. Но вы человек гражданский, и вольны в своём выборе.

Видимо, это был намёк на то, что корнет использует палаш в качестве колющего оружия. Нормально. Я же предпочитаю рубить. Само понятие «колоть на полном скаку» выглядело кощунственным. Зачем так делать? Если во время укола вовремя не одёрнуть руку, можно повредить кисть, а то и вовсе сломать запястье. А рубящий удар — это всегда смертельно. Впрочем, убивать корнета я не собирался, и не потому что запретил маэстро, а ради наглядности. Отстегаю его как мальчишку плашмя, дабы знал, как разговаривать со старшими. Жаль только, что урок останется невыученным. В полночь его память обнулиться, и завтра он снова будет таким же наглым и высокомерным.

Я увидел направляющегося ко мне ротмистра Бахметева.

— Господин Саламанов, готовы ли вы завершить ссору миром или желаете получить полное удовлетворение за нанесённую обиду? — спросил он.

— Желаю получить удовлетворение.

— До какой степени вы желаете продлить поединок: до первой крови, до ранения, до результата?

Маэстро подался вперёд.

— До ранения, которое воспрепятствует одному из соперников продолжить поединок.

Бахметев кивнул с пониманием.

— В таком случае я обязан сообщить следующее: сигналом к началу поединка послужит звук полковой трубы. После оного вы обязаны выехать навстречу противнику. Если первая сшибка не установит победителя, вы можете развернуться и повторить атаку.

Секунданты ушли, а я глубоко вздохнул. Кираса была маловата и давила на грудь. Надевая её, я снял сюртук, остался только в белой рубашке с манжетами. Это смотрелось довольно импозантно, и прелестная блондинка не сводила с меня своих многообещающих глазок. Как же мне избавиться на вечер от Кампоса? Мы всегда возвращались из манежа вместе, и вряд ли он одобрит мою отлучку. После того, как мы с Шешелем нажрались в трактире, Штейн запретил нам обоим выходить в город без сопровождения.