Война 1812 - Иван

на икону. - Как из меня пьяный горшечник. У меня нет слов - это безобразие!

Кутузов сидел за столом перед картой, кутался в шинель, пил чай. Глотнув кипятка, он не торопясь произнёс. - Напрасно вы так о князе Ланине, любезный Пётр Иванович. - Поднял указательный палец, покачал им. - Между прочим, сам государь-император, в своём последнем письме хвалит его и называет... Un talent jeune et talentueux. (Молодое и талантливое дарование. Франц.).

- Не может быть! - не поверили сказанному. - Ваше сиятельство, простите! Но, это - чёрт знает, что! А не укрепление. Какого дьявола! Он всё замаскировал? Зачем эта листва, кусты, цветочки? Он быещё...- Il a cassе la serre et a lancе les oiseaux. (Разбил оранжерею и птичек запустил. Франц.). Мы в армии – или где? На черта он спрятал все пушки? Завалил ветками? Что это за сети по всему редуту? Как он через них будет стрелять?

Командующий спокойно погонял чай между щёк. – Милейший Пётр Иванович, вам что-то не нравится? Говорите, прямо. Не таясь

Багратион нахмурил густые брови. - Говорю, прямо. Не нравится – ВСЁ! Я не смогу воевать на этом ужасном участке поля! Где этот плут и мошенник перекопал, изувечил, изуродовал каждый метр. Тут же везде - яма на яме, рытвина на колдобине. Какого черта навалили камней у леса? Что за узкие траншеи в земле? А ежей, в реку, насовали, зачем? Как я буду наступать? Обходить? Совершать фланговый прорыв? Мне потребуется скорость, напор, быстрота. А здесь? Солдаты сразу же поломают ноги. Искалечатся. Про конницу молчу, вообще!

Кутузов покрутил стакан с чаем. Погрел руки о стенки сосуда. Подул на горячую воду. Посмотрел куда-то вдаль. - Дорогой Пётр Иванович, а ты не будешь наступать.

- Как не буду? Как можно бить неприятеля не наступая?

- Вот, так… Отведешь войска в сторону Семёновского. Встанешь за лесом. Недалеко от флешей. - Ткнули пальцем в карту. - Здесь. И будешь ждать.

- Чего ждать?

Главнокомандующий снова сделал глоток. Укутался в шинель. Таинственно помолчал. После чего произнёс. – Моего приказа.

Багратион сощурился. Хлопнул рукой по ноге. - Я-то отойду. Чего не отойти? Я уже давно отхожу. От самой границы. Когда надо драться и гнать француза в обратную сторону! Только кто это будет делать? А? Понял! Воевать будет - этот, ваш Jeune talent? (Молодой талант. Франц.).

В ответ спокойно покачали головой. Поставили стакан на стол. – Вначале редут, пушки, обманки и перекопанное ямами поле. А потом посмотрим.

***

Трое ряженых крестьян остановились отдохнуть на холме, в нескольких метрах, от хорошо накатанной просёлочной дороги. Один из них залез на высокий куст. Вытащил подзорную трубу. Осмотрел окружающую местность. Увидел пушки, расположенные в линию с левой и правой стороны высокого холма. Начал считать.

- Двадцать пять... шесть... семь... восемь. - Убрал окуляр от глаз, посмотрел вниз. Продублировал информацию находящемуся снизу. - Янек, вижу двадцать восемь пушек. Стоят вплотную друг к другу. Рядом с каждой пушкой по два-три человека обслуги. Получается вся местность просто набита русскими орудиями. С той стороны тридцать и с этой двадцать восемь.

Наблюдатель поднёс оптический прибор к глазам. Продолжил бубнить под нос. – Так, привезли ещё одну. И ещё. Стало быть... двадцать девять. Тридцать. С каждой стороны по тридцать орудий. Итого шестьдесят штук. Все - 12-фунтовые.

Трубу повернули чуть в сторону. – Здесь у нас, что? - Он вдавил окуляр в глаз. И тут же начал ругаться. – Ах, вы! Московские курвы! Добры паны, поглядите на них! Что вытворяют, эти скотинки?! Надо же было додуматься до такого непотребства?

- Янек, чего, там? - приятель, стоявший у ствола, спросил сидящего наверху.

- Гжегош, не поверишь! Сучьи дети! Притащили к орудиям деревянных кукол, разодетых в форму солдат. Поставили рядом. Будто пушкари.

Внизу удивлённо задрали голову. - Не может быть. Вот так новость! И зачем?

Очевидец не ответил. Застыл на несколько минут. Стал подробнее разглядывать происходящее возле холма. Снова наклонился вниз. - Гжегош, они не просто поставили обманки, они меняют их местами. Будто, те настоящие, живые люди. Они двигают их по полю. Несколько солдат, ходят среди деревяшек и перетаскивают с места на место.

Снова поднёс трубу к лицу. Продолжил описывать увиденное. – Вон, человек. Взял чучело, перенёс, поставил. И другой передвинул куклу. А вторую положил на землю.

- Матка Боска! – после очередного наблюдения, высотник чуть не сорвался с ветки. Начал сильно ругаться. - Ах, вы, черти запечные! Поглядите на этих христопродавцев! Уже ни в какие ворота!

Приятель решил позубоскалить. – Матюгаешься, будто деревяшки ожили?

- Нет! Мать моя - курва! И соседская жена – тоже! Гжегош, это гораздо хуже!

Внизу дерева приплясывали от нетерпения. Ждали ответа. - Янек, чего, там? Говори скорей!

Верхолаз, с максимально возможной скоростью, спустился вниз. Быстро подошёл к сидящему у соседнего дерева третьему разведчику. Тот, полулежал, оперевшись спиной на ствол. Крутил полевую ромашку в зубах. Думал о чём-то своём.

- Пан Каминский, разрешите доложить? Очень важное наблюдение.

- Докладывай, - ответили, не выпуская цветок изо рта.

- Все тридцать пушек, которые русские притащили на левую сторону холма – это обманка.

- Как обманка? - переодетый офицер вскочил с места. Выплюнул ромашку изо рта.

- Пан капитан, я хорошо рассмотрел! Это не пушки. Деревянные макеты! Они, все! До единого! Из дерева.

- Не может быть!

- Пан Каминский! - протянули наблюдательный прибор. - Взгляните сами. В трубу видно, стволы - не железные. Не блестят на солнце. Грубо покрашены черной краской и не имеют выходных отверстий. А ещё, вокруг них, стоят деревянные куклы, одетые в военные мундиры. И их зачем-то двигают по полю.

Офицер выхватил трубу, быстро подошёл к насиженному кусту. С кошачьей легкостью залез на место наблюдателя. Затих и внимательно осмотрел окрестности...

- Дьявол меня разорви! - раздалось громкое шипение сверху. А потом спустя несколько минут забористая ругань. - Чёртовы москальские курвы! Это же надо – придумать! Всё! Всё – из дерева. Даже ядра у пушек – сложили горкой - и те деревянные!

Часть 2. Глава 4.

Прелюдия 4.

- Доброе утро!