Почти врач - Вязовский Алексей

В институте всё знали. К счастью, не все, а только крайне заинтересованные лица. На первую пару я чуть опоздал, так что допрос начался на маленьком перерыве между парами. Неразлучная парочка – Давид и Сима, которым, конечно, хотелось узнать все подробности. Ясное дело, сначала Аня звонит, что я пропал, потом я появляюсь. Тут у кого угодно разовьется приступ острого любопытства. А уж поучаствовать в судьбе друга и сестры сам бог велел. Не успел я выдать и половины заготовленных отмазок, как в учебную комнату заглянула лаборантка кафедры.

– Панов? Очень хорошо. В ректорат вызывают. Прямо сейчас.

Ну вот, теперь и про это расспросы начнутся. Не каждый день студента срывают с занятий и вызывают к самому главному в институте. Обычно и деканат справляется с текучкой.

– Сумку мою возьмешь, если что? – спросил я Ашхацаву.

– У нас вообще-то еще две пары здесь, – ответил Давид. – Надеюсь, ты вернешься. Может, халатами поменяемся? У меня более свежо выглядит.

– Хм, даже не подумал об этом. Давай.

В приемную ректора я пришел минут через пять. А что, пока дойдешь, пока соберешься с мыслями… Секретарша показала на дверь – мол, вперед, только вас и ждут.

Петров сидел в компании Яркина, институтского партийного босса. После того как я продинамил его с должностью комсорга курса, мы время от времени встречались в коридорах института, и Борис Константинович почти каждый раз интересовался ходом исследований, на участие в которых я ссылался. Не иначе, отрабатывал направляющую роль партийной организации.

Сейчас начальники вели себя почти неформально: сняли пиджаки и пили чай. Когда я заходил, Яркин как раз потянулся к вазочке с печеньем.

– Проходи, Панов, присаживайся, – на правах хозяина пригласил меня ректор. – Будем думать, что с тобой делать.

Тон с самого начала был полушутливый, так что я особо не напрягался. Уж в родном институте за мной косяков не наблюдалось, бояться нечего. Ну, и план подготовки специалистов. Иногда перекосы социалистического хозяйствования на пользу отдельному человеку пойти могут.

– Наливай, недавно заварили, – пододвинул мне чайник Яркин.

– Есть за вами, товарищ Панов, грешки, – продолжил Петров. – А именно, пренебрежение интересами альма матер. В конференции участвовали? – загнул он палец. – В «Ланцете» публикация была? В институтский сборник материал подготовлен? Не подготовлен! Вот о чем может подумать руководитель, если студент ведет себя подобным образом, а, Борис Константинович?

– Загордился, – улыбнулся парторг. – Пора приземлять.

Надо было спасать ситуацию.

– Так я только «за». Статью в сборник хоть завтра сдам. Оригинал публикации в журнал немного переделаю, и готово. Но вот там же соавтор… Не наш.

– Это мы переживем, – сказал Яркин. – А по результатам поездки в Вену доклад на институтской конференции. В ноябре.

– Никак не получится в ноябре, – я с сожалением отодвинул чашку. – У нас же буквально через полторы недели Цюрих. Вот, собирался не сегодня-завтра заявление в деканат писать.

– Про это знаем, – сказал ректор. – Звонил Евгений Иванович. Что ж, дело хорошее…

Дальше пошли слова из серии «не посрамить» и «достойно представить». Стандартный набор напутствий, короче. Жаль, Яркин зажилил печеньки, так и оставил вазочку возле себя, пришлось пустой чай пить.

Зачем вызывали, я так и не понял. Сообщить то, что я и так знаю. Впрочем, партком решил поиметь с меня хоть что-то. Оказывается, про ленинские места не один я помню. Видать, брошюра «Ленин в Цюрихе», написанная одним нобелевским лауреатом по литературе, пользуется популярностью. Блин, лишь бы не пошутить об этом в официальных беседах.

Короче, Яркин наказал обязательно эти самые места посетить, а в музее оставить запись от партийной и комсомольской организации института. И фотоотчет после поездки занести. Вот же жучила! Даже не поинтересовался, есть ли у меня фотоаппарат. Да что там, пленку я за свои покупать должен? И фотографии печатать тоже? Да, суммы копеечные, но больше недоверие парит.

Кстати, с выездной комиссией и прочими атрибутами маразма в этот раз обошлось вообще легко и без проблем. Сплошная профанация. Три минуты – и на свободе с полным одобрением. Как в том анекдоте про экзамен по истории для блатного абитуриента: «А вы знаете, что была Вторая мировая война? – Да. – Отличные знания, идите, пять».

Оказалось, я напрасно учил фамилию главного швейцарского коммуниста Армана Маньена. К тому же у них там тупо партия труда какая-то. Зато выпускают газету с французским названием и еженедельники с немецким и итальянским. Где-то у меня записаны эти охрененные имена. Зачем мне эти сведения? Там, наверное, три коммуниста на всю страну! Яркину за свои командировочные покупать эту макулатуру не буду, пусть в Ленинку идет и любуется. Он, правда, не настаивал, намекнул только.

Возвращаюсь домой, а Аня стоит и пристально смотрит на облетевший клен, растущий у нас во дворе. Дерево обычное, что на него глазеть? Ни разу не редкость для Москвы.

– Листья кленовые вижу на ясене? – спросил я, обхватив подругу сзади. – Что показывают?

– Кузьма застрял на дереве, представляешь? – она ткнула пальцем куда-то вверх. В подтверждение оттуда донесся жалобный мяв.

– Слезет, – философски заметил я. – У котов это получается.

– Он боится! Надо вызвать пожарных… – с сомнением ответила она. – Их же можно попросить? Я бы сама полезла, но дерево тонкое, боюсь, сломается.

– Вряд ли они согласятся, – заметил я.

До службы спасения и сообщений про спасенных котиков еще остается не один год. Пожарные пока занимаются тушением огня во всех проявлениях.

– Андрей, как ты можешь так равнодушно к этому относиться?

– А что мне будет, если я спасу этого обжору?

– Что угодно! – совершенно опрометчиво ответила Аня.

– Я запомню эти слова, – хищно улыбнувшись, сказал я. – И не вздумай потом отнекиваться!

– Что ты собрался делать? – спросила девушка, наверное, уже пожалевшая о своих словах. – Не вздумай пилить дерево!

– Все будут целы, – пообещал я. – Через две минуты ты получишь возможность подержать в руках рыжее и совершенно наглое существо. Жди!

Мне понадобилось даже меньшее количество времени. Вернувшись, я произвел несколько магических пассов возле ствола клена, и буквально секунд через десять Кузьма с довольными криками спустился добровольно и безо всяких проблем.

– Очень знакомый запах. И куда ты ходил?

– Экстракт валерианы, – честно признался я. – Купил в аптеке за углом. Вспомнил, как этот алкаш гонял пустой пузырек на улице, вот и подумал, что поможет. Слушай, женщина, моё желание! И не говори, что не обещала! – торжественным голосом произнес я.

– Я готова, мой повелитель, – подруга весьма сладострастно улыбнулась.

– Хочу целую сковородку жареной картошки! И две бутылки пива! Нет, три. А то, про что ты подумала, – я приобнял Аню за талию, – само собой разумеется.

Поход в аптеку имел и другие важные последствия. О которых я ничего не сказал ни Ане, ни кому бы то ни было еще. Думаю, дело может выгореть очень интересное.

Я уже выходил, когда стоявшая за мной женщина спросила «что-нибудь от аллергии». И тут у меня случилось гениальное озарение. Это вам не просто так, когда сработала интуиция или вы верно угадали прикуп на мизере. Такое иногда бывает пару раз в жизни. А у большинства населения – и ни одного.

Я будто попал на лекцию по фарме в той жизни и услышал, как лектор распинается по поводу великолепного изобретения советских химиков, которые разработали димебон, чудо-лекарство, на голову выше всего остального, и вообще. И в самом деле, это добро назначалось направо и налево до середины девяностых. А потом препарат не выдержал конкурентной борьбы и выпуск прекратили. Фигня? Не-е-е, совсем наоборот. Чуть позже выяснилось, что копеечный препарат помогает не только от аллергии, но и от главного мозгового недуга старичков всего мира – болезни Альцгеймера. И патент в 2009 году выкупила компания «Пфайзер». За семьсот с лишним… Миллионов. Долларов. Потому что болезнь дорогая, на нее тратится больше триллиона тех же денежных единиц в год.