Проклятый Лекарь. Том 5 - Виктор Молотов

class="p1">Михайлов протянул руку для рукопожатия. Длинные тонкие пальцы, бледная кожа почти без морщин, ухоженные ногти. На безымянном пальце — перстень с черным камнем. Обсидиан или черный оникс, ограненный в форме глаза.

Ни за что. Прямой контакт с таким уровнем некромантической заразы — это как сунуть руку в ведро с кислотой.

— Простите, — я демонстративно сцепил руки за спиной. — У меня правило — не здороваться за руку с незнакомцами. Профессиональная деформация.

— Профессиональная деформация? — Михайлов медленно опустил руку. — Интересно. И какая же у вас профессия?

— Врач. А врачи знают, сколько заразы передается через рукопожатие.

— Разумно, — он кивнул. — Очень разумно. Особенно в наше время, когда столько… необычных заболеваний.

В его глазах мелькнуло что-то — не то понимание, не то насмешка, не то угроза.

Он знает, что я знаю. И я знаю, что он знает, что я знаю. И он знает, что я знаю, что он знает, что я знаю. Прекрасно. Игра началась.

— Его сиятельство Граф Бестужев говорил, вы заинтересованы в приобретении нашей клиники, — продолжил Михайлов своим мягким, вкрадчивым голосом. — Весьма похвальное стремление. Частная медицина — это будущее.

— Возможно.

— Но вы отказываетесь войти внутрь. Могу я узнать причину?

— Интуиция, — уклончиво ответил я. — Медицинская интуиция. Что-то мне подсказывает, что это место… нездоровое.

— Нездоровое? — Михайлов улыбнулся шире, и от этой улыбки у меня мороз пробежал по коже. — Какой интересный выбор слов. Это больница, доктор Пирогов. Здесь по определению находятся нездоровые люди.

— Но выходят здоровыми?

— Разумеется. Мы лечим. Исцеляем. Возвращаем здоровье.

— Всем? — я посмотрел ему в глаза.

— Почти всем. Медицина, увы, не всесильна, — пожал он плечами.

— А тем, кто выходит более больным, чем вошел?

Его улыбка не дрогнула:

— Откуда такая информация?

— Наблюдение. Я сижу тут час и вижу, как люди входят и выходят.

— И что же вы видите? — в голосе появились металлические нотки.

— Странные вещи. Очень странные.

— Например?

— Например, как здоровые люди выходят больными. А больные — здоровыми. Без всякой системы.

— Вы можете определить болезнь по внешнему виду? — Михайлов изобразил удивление. — С расстояния? Впечатляет.

— У меня хорошее зрение.

— Очень хорошее, судя по всему. Почти… сверхъестественное?

Намекает. Проверяет, признаюсь ли в некромантии.

— Просто опыт и наблюдательность.

Бестужев смотрел то на меня, то на Михайлова, явно не понимая подтекста нашего разговора:

— Господа, вы о чем вообще? Почему вы говорите загадками? Что происходит?

— Ничего особенного, граф, — Михайлов повернулся к нему. — Просто профессиональная дискуссия. Знаете, врачи иногда видят мир иначе, чем обычные люди.

— Особенно некоторые врачи, — добавил я.

— Именно, — согласился Михайлов. — Некоторые врачи обладают… особыми способностями. Видят то, что скрыто от других. Чувствуют то, что неощутимо для простых смертных.

— Как и некоторые главврачи.

— Туше, — он слегка поклонился. — Вы весьма проницательны, доктор Пирогов.

— Стараюсь.

— Да что происходит⁈ — взорвался граф. — Объясните по-человечески!

— Граф, — я повернулся к нему. А пойдем-ка мы ва-банк сразу. — Поверьте мне на слово. Эта клиника — не то, чем кажется. И лучше вам держаться от нее подальше.

Глава 15

— Да хватит вам уже нагнетать! — зло пыхтел Бестужев.

— Как скажете, — качнул головой я. — Замолкаю и перестаю нагнетать.

И продолжил всматриваться в смерч над головой Михайлова.

Над макушкой главврача вращался миниатюрный черный смерч. Но это была не независимая аномалия — тонкие энергетические нити связывали его с главной воронкой над клиникой, как пуповина связывает младенца с матерью.

Но что-то здесь принципиально было не так. Михайлов не источник проклятия — энергия течет не от него, а через него. Он как… ретранслятор? Распространитель? Проводник?

В электрической сети есть электростанция — источник. Есть трансформаторы — преобразователи. И есть провода — проводники. Михайлов — это провод. Качественный, мощный, но всего лишь провод.

Главврач достал из нагрудного кармана белоснежный платок — накрахмаленный до хруста, с вышитыми инициалами «С. П. М.» — и начал методично вытирать руки.

Движения были механическими, отработанными до автоматизма. Большой палец, указательный, средний, безымянный, мизинец. Потом ладонь. Потом тыльная сторона. Потом запястье. Правая рука, затем левая.

Обсессивно-компульсивное расстройство? Или ритуал? Некоторые некромантические практики требуют ритуальной чистоты.

— Что ж, господа, — наконец заговорил Михайлов своим мягким, вкрадчивым голосом. — Если доктор Пирогов не желает входить в нашу клинику, я не могу заставить его силой.

Он сделал паузу, продолжая вытирать уже идеально сухие руки.

— Это было бы… неэтично, — продолжил он.

Граф Бестужев тем временем превратился в живую иллюстрацию нервного срыва. Рот открывался и закрывался беззвучно, лицо из красного стало багровым, потом пурпурным, на лбу вздулась вена толщиной с карандаш.

— Но… но это же… — начал он, задыхаясь. — Это же немыслимо! Возмутительно! Я привел его сюда! Организовал встречу! Потратил время!

— Время, граф, — философски заметил Михайлов, складывая платок по строго выверенным линиям, — это единственный ресурс, который нельзя вернуть. В отличие от денег, здоровья или даже жизни.

Интересное замечание. Особенно про жизнь. Намекает на воскрешение? Или просто красивая фраза?

— Свободная воля, граф Бестужев, — продолжил главврач, убирая платок обратно в карман с такой аккуратностью, будто это был бриллиант. — Основа медицинской этики со времен Гиппократа. Пациент — или в данном случае потенциальный владелец — имеет полное право отказаться от любой процедуры, осмотра или приобретения.

— Но клиника же прекрасная! — взорвался граф. — Оборудование новейшее! Персонал квалифицированный!

— Возможно, доктор Пирогов видит то, что не видим мы, — Михайлов повернулся ко мне, и я уловил в его глазах странный блеск. — Некоторые люди обладают… особенным зрением.

— Доктор Михайлов, — я решил перейти в наступление. — Позвольте вопрос профессионального характера.

— Разумеется, коллега. Всегда рад профессиональной дискуссии.

— Как долго вы работаете в этой клинике?

Он задумался, продолжая методично разглаживать несуществующие складки на своем безупречном пиджаке:

— Два года, четыре месяца и… — он посмотрел на карманные часы, — восемнадцать дней. Если быть совсем точным. А что?

Два года и четыре месяца. По словам Сергея, предыдущий главврач повесился два-три года назад. Михайлов пришел вскоре после этого. И примерно тогда же