Товарищ «Чума» 11 - lanpirot

Поплывешь по морю к дальним берегам.

Чужакам на горе, отомстишь врагам ты!

Отомстишь врагам…

Черномор резко вдохнул, как будто его только что окатили ледяной водой. Он выпрямился, и я увидел, как огонь возвращается в его взгляд.

— Давай, братцы! — рявкнул он, и Нагльфар содрогнулся от мощи его голоса. — Запевай громче!

— Говорила мама, поплывешь ты вдаль.

За море вернётся горесть и печаль.

Гордо озирая, на носу ладьи,

Мы несем вам пламя — бойтесь вороги!

И песня сработала — ядовитый туман дрогнул. Ветер, которого не было секунду назад, рванул паруса, и магическая пелена начала рваться, обнажая свинцовое небо. Мертвецы били в такт, а мертвец-музыкант заиграл ещё яростнее. И теперь уже не только его пальцы горели синим пламенем — огонь бежал по струнам, перекидывался на палубу, охватывая весь корабль.

Я почувствовал, как свинец в моих веках рассыпался прахом. Сознание вернулось резко, болезненно, будто меня жестко выдернули из глубокого сна. Озеро взревело, разбивая зеркальную гладь и поднимая волны, которые били в борт Нагльфара с яростью проснувшегося зверя.

Озеро не хотело нас отпускать. Но мертвые викинги и безумный скальд не умолкали. Их песня превратилась в боевой клич, в заклинание, не дающее нам в очередной раз вырубиться и стать его добычей. Нагльфар на всех парусах стремительно пересекал Ахерусейское озеро, приближаясь к уже знакомому и «тихому» Стигийскому болоту.

[1] Ахерусейское озеро расположено в мрачных глубинах Ада. К нему несет свои воды Ахеронт, Коцит, Стикс и Флегетонт. Озеро окружено Стигийскими болотами. Упоминается у Гомера, Вергилия и других античных авторов как часть загробного мира.

[2] Тальхарпа, также известная как тагельхарпа или стракхарпа (смычковая арфа) — традиционный североевропейский музыкальный инструмент, трехструнная или четырёхструнная смычковая лира. Игра на тальхарпе более всего распространена в Эстонии, особенно среди эстонских шведов, приехавших в Эстонию примерно в X веке из шведской части Финляндии; вероятно, они привезли этот инструмент с собой (более поздние шведские переселенцы в Эстонию его не использовали). Больше всего тальхарпа похожа на валлийскую кроту и финское йоухикко. Сама тальхарпа также известна в Финляндии.

[3] На самом деле этой песне уже более тысячи лет. На английском её называют по первым строкам «My mother told me», а на общескандинавском (древненорвежском) она звучала как «Þat mælti mín móðir». Песня датируется примерно IX веком нашей эры. И в этом тексте, как говорят историки, отражено время, когда викингам уже не хватало своих земель, и они решились отправиться не только в дальние набеги, но даже помышляли о переселении в другие земли. В частности, Англию и Ирландию. Приведенный ниже стихотворный перевод Романа Боброва. https://www.youtube.com/watch?v=EJlfyNOiLkM

Глава 19

Сквозь клочья тумана начали проступать очертания болота — чудовищные коряги, извивающиеся, как скрюченные пальцы мертвецов, черная жижа, пузырящаяся ядовитыми испарениями. Над водой висела мертвенная тишина, но песня мертвых викингов разрывала ее как гнилую ткань.

Когда волны успокоились, а туман рассеялся окончательно, перед нами во всей красе предстало Стигийское болото — мрачное, затянутое рваной вуалью испарений, с воздухом, пропитанным запахом гнили, тлена и, отчего-то, кошачьей мочи. Я окинул взглядом уже знакомые мне просторы Стигийского болота — широкая и бескрайняя трясина, уходящая в морок тумана.

Черномор медленно повернул штурвал, направляя Нагльфар к едва заметной полоске твердой земли — узкой косе, щедро усыпанной человеческими костями и черепами, словно предупреждением всем, кто осмелится туда ступить. Именно в этой точке меня выбросило в Стигийское болото в предыдущий раз. И именно здесь я рассчитывал вновь встретить старого Лодочника.

— Причаливаем, — бросил он хрипло. — Но не расслабляйтесь. Это не спокойная гавань. Это — всё ещё грёбаный Ад!

Корабль тихо скрежетнул о дно, когда мы вошли в мелководье. Мертвецы замолчали, их глаза, горевшие синим огнем, теперь внимательно следили за болотом. Серьёзных и зубастых тварей в этом покрытом зеленой ряской дерьме, хватало с избытком. Я уже имел счастье в этом убедиться.

Даже Белиал стоял молча, его черные глаза впивались в туман, будто он пытался разглядеть то, что скрывалось за пеленой. На «костяную косу» я спустился первым. Под ногами что-то хрустнуло — то ли череп, то ли позвонок. Ветер стих. Ни звука. Ни шороха. Ни крика. Только тишина, такая глубокая, что она реально давила на уши.

— Харон! — крикнул я, разрывая своим охрипшим голосом вязкую тишину. — Отзовись! Но ответа не было, лишь какие-то мелкие зубастые твари прыснули в тину из-под груды обглоданных костей.

— Глупо, — фыркнул Белиал, спрыгивая на берег следом за мной. — Ты думаешь, он отзовется просто так? Харон не слуга. Никому не слуга…

А вот с этим утверждением демона я бы поспорил, но не стал зазря растрачивать нервы, да и раскрывать тайны всадников Апокалипсиса. Похоже, что даже Князьям Ада неизвестны их тайны.

— Не переживай, — ответил я, не отводя взгляда от болота, — у меня есть для него предложение, от которого он будет не в силах отказаться.

— И что же?

— Увы, князь, я не собираюсь раскрывать свои секреты.

Белиал скрипнул зубами и окатил меня презрительным взглядом. Ну, а мне с ним детей не крестить — пусть себе исходит на дерьмо. Туман «раздался», и из него медленно показалась знакомая утлая посудина. Харон. Значит, байки о том, что он почти всесилен на первом круге Ада — Лимбе, включающем в себя Лету, Стикс и Стигийское болото, и может услышать призыв из любой его точки — имеют под собой твердую основу.

Лодка натужно скрипела, словно была готова вот-вот развалиться. Но я-то прекрасно знал, что это не так — судёнышко было куда крепче, чем это казалось на первый взгляд. Посудина медленно подплывала к косе. Харон стоял на корме, опираясь на длинное весло. Его нескладная, высокая и худая фигура была всё так же закутана всё в тот же драный и грязный хитон, который не то что стирать, но и чинить бесполезно.

— Опять ты, ведьмак? — просипел он, и его голос звучал как шелест сухих листьев, несомый ветром по древним могильным плитам. — Неужели тебе мало той вакханалии, что ты устроил здесь в прошлый раз?

— Да брось бурчать, Харон! Просто вновь захотел увидеть старого друга! — весело произнёс я, показательно распахнув объятия. — Иди, по-дружески обнимемся! — Обниматься с Хароном я, конечно же, не собирался, но надо было это для виду показать.

— Тьфу,