Крушитель - Харитон Байконурович Мамбурин

— Акира Кирью-сан? Вы арестованы.

Недоуменный шум свидетелей, холод застегнутых наручников, наброшенный сверху них пиджак. Меня выводят из здания. Здесь не дикий запад, где сообщают обвинение прилюдно, это может разрушить репутацию человека, виновен он или нет, но, учитывая поведение полицейских, можно судить, что обвинение очень серьезное. Мои идут за выводящими меня стражами закона на расстоянии, с совершенно неверящими глазами на встревоженных лицах. Хорошо, хотя…

Ладно, так и должно быть.

Человек на мотоцикле, мчащий на полной скорости, появляется из-за угла ровно в тот момент, когда меня выводят из здания. Полностью в глухой черной коже, в черном шлеме, он виртуозно выравнивает свой рычащий транспорт и, одновременно в этот момент, открывает по нашей группе беглый огонь из пистолета-пулемета. Чрезвычайно скорострельного, модели «инграм». Ничтожная меткость и кучность, но весь магазин можно опустошить менее чем за две секунды.

Так и происходит.

Пули рвут тело, вспарывают кожу на лбу и виске, я взмахиваю руками, цепляясь за продырявленных полицейских, падающих вокруг меня, но это всё, на что хватает времени. А его очень мало, не хватает даже, чтобы упасть. Человек на мотоцикле, уже отшвырнувший опустошенное оружие, наводит на нас второй «инграм» и короткий рёв-визг оружия сообщает всем окружающим, что он еще не закончил. Впрочем, это дело еще одной пары секунд.

Падаю окончательно, слыша вой возмущенного мотора, стремительно набирающего обороты. В теле, по собственным, пусть и угасающим, ощущениям, порядка полутора десятков ран. Темнота сгущается. Меня кто-то тормошит, вроде даже кричит, но этого уже не слышу. Кажется, один из полицейских выжил…

Чтобы выглядеть и ощущаться как труп — нужно думать, как труп, так что на некоторое время мне приходится полностью выключиться из мира живых. Затем, лежа уже на каталке в холодном заведении, я частично прихожу в себя, первым делом чувствуя некоторое сожаление. Семье придется нелегко некоторое время, но я не видел каких-либо иных альтернатив полностью выключить их из будущих раскладов. Близких мертвеца не будут брать в заложники.

С моей смертью Кирью становятся совершенно безынтересны. Почти банкроты, так как деньги я диверсифицировал в ценные бумаги, неочевидно закупленные и сохраненные. Для постороннего наблюдателя, особенно из Южной Америки, эти деньги растворились в Северной Америке, вложенные в «Нексус», бывшее «Нексу», предприятие, проданное американцам. Держателем акций сделан фонд, до которого ничьи руки не дотянутся, а если и дотянутся, то лишь обнаружат, что инвестиции были фальсификацией. Ложный путь.

Прадед лежит в больнице, ему лечиться еще месяца три. Сенко-гуми позаботится о моих, когда они вернутся в Токио. Все, что им предстоит пережить — это лишь стандартные эмоции людей, чьего родственника расстреляли на улицах города. Возможно, кстати, моя смерть окажет позитивное влияние на популярность сингла.

Тело медленно избавляется от кусочков свинца. Мои жизненные функции заморожены, почти полностью отключены, тело из себя представляет насыщенную Ки куклу человека, которой я управляю исключительно разумом. Сложная задача, но последовательная и давным-давно разработанная. У меня было на ком всласть поэкспериментировать. Эта анимация позволила добиться стопроцентного подобия трупа, одна из пуль, выпущенных «инграмом» сейчас находится вплотную к сердцу. Не смогла пробить ткани. Тем не менее, у меня огромная кровопотеря, которую нужно компенсировать как можно скорее.

Однако, не спешу. Слушая возбужденно-печальную трескотню помощницы патологоанатома, оказавшейся моей фанаткой, изображаю из себя труп, медленно выдавливая из внутренностей свинец. Эта тактика оправдывает себя, так как у врача и его помощницы не остается времени даже на обед — в морг начинают буквально врываться самые разные люди самого разного социального статуса. Им хочется узнать больше о моем состоянии.

Труп. Стопроцентный труп, потихоньку начинающий окоченевать. Последнее нужно, чтобы никто из любопытствующих не смог нащупать выдавленные к эпидермису пули.

— Он мертв! — под конец дня не выдерживают нервы у старого патологоанатома, которого достают двое, представившиеся детективами, — Подойдите к нему и воткните нож в сердце, если желаете! Правда, камеры запишут ваши действия, но мне плевать, что с вами будет! Идите! Втыкайте! Парень умер в цвете лет, причем, по вине полиции!

Лишние люди выпровожены, рабочий день врача подходит к концу. Терпеливо, как и положено трупу, сношу несколько совместных селфи с помощницей патологоанатома, вовсю пользующейся тем, что начальство переодевается. К нескольким фотографиям своего пениса тоже отношусь… прохладно. С небольшим осуждением.

Наконец, моё тело заложено в стенной шкаф, закрываемый на запор, и люди покидают морг. Мы остаемся вчетвером: я, закрытый стальной гроб, дежурная камера, непрерывно снимающая пустую комнату и зависший в углу дрон кистомеи, повторяющий функции камеры. О последнем я, разумеется, знать никак не могу.

…по мнению кистомеи.

Два слабых импульса силы. Один размыкает поворотный замок на моем узилище, второй отворачивает камеру в стену. Можно выбираться.

Двигаюсь максимально экономно, но быстро. Текущее состояние отнюдь не норма, каждый гран энергии на счету. К счастью, японские морги, в отличие от американских, не представляют из себя крепости подвального типа, так что я, обнаружив сеть, питающую камеры наблюдения, устраиваю короткое замыкание, а затем, выбив дверь, ведущую из морга, спешу назад, в один из кабинетов, где мной обнаружен пожарный люк, ведущий на этаж выше. Теперь всем, кроме одного наблюдателя, будет казаться, что сюда вломились и забрали тело.

Забраться на два этажа выше, в какие-то офисные помещения, уже покинутые служащими. Сесть в позу медитации, сосредоточиться на внутренних ощущениях. Реанимировать себя, одновременно позволяя свинцу выйти из раневых каналов, запечь отверстия. Экстренные меры, для других нет времени, пока что. Слабость, шум в голове, дрожь конечностей, всё это едва контролируется, но, всё-таки, контролируется. Кулер с водой становится бесценным помощником, питая меня одним из будущих компонентов крови, которую еще предстоит выработать. Я встаю на дрожащие ноги слабый как младенец, еле могущий поддерживать собственный вес, но зато живой и… без Ки.

Это тоже есть в плане.

Теперь наступает черед «пустого» состояния. Невидимости, которая позволит мне, спокойно избегая глаз смертных, добраться до соседнего с моргом здания, обычного жилого дома. Там, никем не видимый, я зайду в квартиру на первом этаже. Дверь будет открытой.

«Вера» — один иероглиф на простом квадратике белой бумаги, прикрепленному к холодильнику. Да, оджи-сан, спасибо, что веришь. Старый циничный бандит, но отличный родственник. С очень широкими связями.

В холодильнике меня ждали продукты, наиболее подходящие для кроветворения, а еще система, предназначенная для полевого переливания крови… вместе с пакетами, заполненными нужной субстанцией. Моей, разумеется. Я предполагал вариант, в котором моё очень внезапно убитое тело попытаются увезти куда-либо в другое